( Это типа продолжение. Начало было раньше: «В пионерском лагере», если ты совсем тупой и не понял ).


В общем, нас бля прижали конкретно. Мы с Жеганом стали типа изгоями и никто с нами не водился. Хуле – сам директор сказал, что мы изверги и хуже фашистов. К тому же сразу после этого события последовали еще два инцидента, окончательно поставившие нас вне закона.
Во-первых, голубая ворона вскоре сдохла. Ее вонючий труп был найден мелкими обсосами – октябрятами в бассейне. Естественно, ее смерть записали на наш счет. Как будто бы ни хуя не было понятно, что с переклеенным еблом и покрашенным туловищем, вороне не долго оставалось жить.

Второе происшествие было хуже. В субботу мы с Жеганом все-таки проникли на дискотеку в клуб. И там, подкупив сигаретой диск-жокея, попросили поставить нашу кассетку.
- Поставь Славик пару песенок, че тебе жалко бля?

Славик был сцыкуном, но жадным. Поэтому он согласился поставить только одну песню за три сигареты. Поскольку сигареты мы спиздили у него же, то нам было не жалко. А песней мы надеялись вернуть себе уважение в лагере.
Тогда все обсосы слушали какую-то хуйню. Всякое диско, Пугачеву и прочую блевотню. Некоторые, типа продвинутые кексы слушали брейк-музыку и танцевали под нее. Дергались как кубики-рубики и делали глупые ебальники – типа изображали из себя роботов.
Мы решили показать этим мудакам настоящий музон – хеви металл. Была у нас кассетка с Эксептом, вот ее то мы и решили поставить.

Через пять минут в клубе, где толпа потных пионеров топталась под негритянские частушки от бони-эм, наступила тишина. Это мудак Славик поставил нашу кассету не той стороной. Мокрые от духоты и возбуждения задроты подняли свист и требовали возобновить дискач. Славик немного потупил и, наконец, поставил. В динамики ударила железная кувалда и хриплый голос визгливо захрюкал на английском языке. Все пионеры в охуевании застыли, потому что никто из них, понятное дело, не знал, как надо танцевать под хеви – металл. Зато знали мы.

Подвывая в такт песни, мы с Жеганом выскочили на площадку и, схватив себя одной рукой за яйца, а другую выставив в сторону – типа гитары в руках держим, мы начали трясти своими тыквами. Так мы оттрясли два куплета, потом  начался запил – это забойное соло на гитаре – мы повалились на пол и как кобры стали извиваться и шевелить пальцами рук, перебирая невидимые струны. Немного поелозив по полу, я уже собрался было подняться для финального забоя, как вдруг музыка че-то резко оборвалась. Охуевшие обсосы пялившееся на нас расступились и в образовавшемся проходе объявился директор.
- Это провокация? – сухо спросил он нас.
- Не, это Эксепт. Тяжелый рок.
- Да уж урок тяжелый придется извлечь. Я вам запретил появляться на дискотеке. А вы мало того что проникли сюда, так еще и набрались наглости ставить нацистские марши!
- Какие еще марши? Товарищ директор…
- Марш! – завизжал директор и, схватив нас за воротники рубашек поволок к выходу.
Упираясь, мы тащились за ним, запоминая ехидные рожи обсосов. Сочтемся, бля, уебки!


Директор на следующий день опять перед всеми нас обосрал, назвав нас фашиствующими молодчиками, слушающих милитаристскую музыку. Потом он еще долго размахивал дохлой вороной, называл нас в который раз живодерами, че-то тер про каких-то бианки и прочую лабуду. В конце предложил выгнать нас на хуй из лагеря, и до кучи из пионеров. Брызжа слюной, он вопил тряся в нашу сторону мертвой птицей:
- Неужели ради этих мерзавцев Павлик Морозов, Марат Козей и остальные герои проливали свою кровь?! Достойны ли эти два эгоиста и живодера, - тут он посмотрел на ворону, стараясь найти подтверждения своих слов и продолжил, - носить частички Красного Знамени на своих не мытых шеях?!

Все напряженно тупили. Потому как по большому счету всем было насрать – оставят нас или не оставят нас. Все хотели жрать и купаться.
Директор еще немного прогнал, потом видимо устав, спросил мнение отряда. Из разноголосого мычания стало понятно что, дескать, хоть мы и полные пидарасы, но отряд за нас в ответе, потому что бля «один за всех и все за одного» и короче – нас взяли на поруки. На том и разошлись.

Прошло две недели. Мы продолжали тупить с Жеганом и развлекались как могли. Купаться нас не пускали, на дискач тоже. В наряды ставили на кухню – говно какое-то чистить и мыть всякий шлак. В общем, на неинтересную работу. Зато следить за нами перестали. Все решили, что мы осознали низость своего поведения и типа раскаиваемся и плачем по ночам. Кто-то слышал даже, как Жеган всхлипывал.

На самом деле он тогда не всхлипывал, а сморкался. Мы тогда всю ночь собирали сопли в пакет. Тупые овцы из соседней палаты за ночь до этого перемазали нас зубной пастой – это такое пионерское развлечение, считается охуенно весело измазать пионера пастой. Нам это не показалось веселым и мы решили в отместку измазать их соплями и насцать в ботинки.

Но – это все семечки. Наша главная мечта была теперь отомстить суке директору. Причем не просто насрать ему в компот или стекло в кабинете разбить, а отомстить по-настоящему – чтобы блять весь этот ебанный лагерь охуел. А настоящая месть, как известно, требует серьезного подхода и сильной выдержки. Потому мы решили не распылять силы, не палиться зазря и полностью сосредоточились на директоре.

Кстати, это спасло тупых пионерок – мы не стали их мазать соплями, а только двум самым ебнутым кобылам надрочили на ебальники. Только эти дуры так и не поняли  чем это у них ебла с утра измазаны были. Решили что зубной пастой. Одним словом -  дуры конченные, стоило ради этого дрочить полночи.

Итак, мы решили отомстить. Для начала установили слежку за директором. Когда приходит, куда уходит, че делает и все такое прочее. Как два ловких сыщика мы целыми днями сидели в кустах, наблюдая за маршрутами директора. И вот, проклюнулось интересное явление – каждый день этот пидорас заходил в подсобное помещение продовольственного склада. Заходил ненадолго – всего на минуту, а потом довольный пиздовал дальше. В подсобке этой трудилась баба Нюра – старая корова, помощница повара. Она там целыми днями сидела и че-то там колдовала над хавчиком.
- Че он там у нее делает? – спросил меня Жеган.
- Не знаю. Не ебет же он ее. Небось, хавчик в одинаре точит.
- На хуя ему в сарае хавчик точить? Может, он че-то ныкает там?

Мы удвоили наши наблюдения за подсобкой. Однажды, нам удалось подобраться близко к окну в тот момент, когда директор только зашел туда. Жеган подсадил меня и я, прижимаясь ухом к стеклу, вслушался. Раздался голос бабы Нюры:
- Сергей Алексеевич, сегодня только до двенадцати.
- Но ты ведь знаешь… а впрочем, ладно.. – че там дальше прогундел директор я не разобрал.

Мы решили, что раз старуха сказала что сегодня только до двенадцати, а на часах, когда Алексеич заходил в подсобку было уже за час дня, значит, она имела ввиду полночь.
- Хуя братан! Че надо этому пидору в полночь от старухи?! – спросил Жеган.
- Не знаю. Сегодня посмотрим. Наверное, он реально че-то спиздить собрался. Мы его раскусим, и нам орден дадут.


Ближе к двенадцати, мы ловко соскочили с кроватей, подложив под простыни покрывала и чемоданы – как будто бы это мы и есть, и на цыпочках подкрались к подсобке. В ней горел свет. Мы затаились и принялись ждать. Через несколько минут на дорожке появился директор. Он торопливо шел, держа руки в карманах штанов и воровато озираясь (точно сука, спиздить народного хозяйства собрался!). Подойдя к подсобке, он едва слышно поскребся в дверь. Та открылась, и директор проскользнул внутрь. Дверь тотчас закрылась обратно. Минут двадцать мы сидели, напряженно вслушиваясь и пытаясь разобрать звуки, доносившееся из здания. Но стены были толстые, и ничего разобрать было невозможно. В окошко же заглядывать ссали – при свете лампочки нас могли пропалить. Но спустя несколько минут свет вдруг погас, я мигом вскарабкался Жегану на плечи и осторожно заглянул в окошко.  

Ебаный в рот! Это ужас что я там увидел, а увидел я все хорошо – в противоположное окно бил фонарь, освещая все помещение. Как мы раньше то оконце не приметили – хуй его знает.
Вот что я там увидел – в дальнем углу большого помещения, заваленного всяким хламом, на картонных ящиках с наброшенными поверх одеялами, в раскоряку стояла баба Нюра и держала за рога козу. Директор наш стоял сзади бедного животного, и своим мелким кривым стручком обмотанным изолентой, долбил ее в очко!  При каждом тычке баба Нюра глупо улыбалась и затыкала козе пасть, а Алексеевич деловито поправлял очки и продолжал долбление.  

Еще немного поглядев на это рвотное зрелище, я слез на землю и сказал Жегану что необходимо съебывать.
- Ну че там, Вован?! – спросил кореш, когда мы отбежали к сортиру.
- Этот извращенец трахает козу.
- Старуху?!
- Да нет – настоящую козу, с рогами которая. Я чуть не сблеванул. Мало того что он ее ебет так он еще член изолентой обернул.
- Так вот куда вся изоляшка пропала. Ууу сука блять! А нас еще живодерами обозвал! Че будем делать?
- Как чего – мстить. Надо только решить как.

В течение последующих нескольких дней мы продолжали следить за директором и за бабой Нюрой. Днем они пересекались только не минутку. По ночам же продолжали свои скотские оргии, причем кувыркались не только с козой, но и с курицей и со свинками и даже друг с другом.

Во время наших наблюдений мы заметили, что баба Нюра не любит жаб. Точнее даже – ненавидит. Как-то раз мы работали у нее в подсобке (спецом туда напросились, чтобы подготовить себе наблюдательный пост) и она, услыхав кваканье, как-то резко так напряглась.
- Это что же – лягушка?
- Не. Это жаба квакает.
- Жаба?! Я ненавижу жаб. Уберите это мерзкое животное, а то мне дурно сделается.

Во бля дурная! До чего же все бабы тупые – жаб боятся. Относя животное к пруду, Жегана вдруг осенило:
- Вован, а давай  во время  ебли им жабу подкинем?
- На хуя, - не понял я.
- Как это на хуя? Старуха как увидит жабу обосрется от страха и побежит голой на улицу. А там мы еще жаб разбросаем. Она завизжит, сбежится народ и пропалит директора!
- А если он в этот момент не ее, а козу будет драть?
- Ну так еще лучше! Все увидят, кто на самом деле в лагере живодер.
-  Че-то как то все это стремно. А вдруг не завизжит? Или народ не сбежится?
- Да не сцы – завизжит, - Жеган так уверенно говорил, что я согласился.

План мести был готов. Вся операция получила кодовое название – «ночь квакающих жаб». Для ее успешного осуществления мы два дня вокруг дальнего пруда отлавливали отборных жаб и ныкали их по трехлитровым банкам, взятых из подсобки. Чтобы твари не сдохли раньше времени, мы кормили их комарами. Комаров было до хуя – всю смену идиоты из нашего отряда хуярили этих насекомых, складывая тушки в полиэтиленовые пакеты. Какой-то весельчак сказал им, что за килограмм убитых комаров дают кучу денег. Вот они и хлопали в ладоши целыми днями.

Насобирав штук двести рептилий, в основном жаб, хотя были и лягушки мы решили что этого хватит. Точнее я так решил. Жеган же для очистки совести до вечера охотился за скользкими тварями.
Ночью мы открыли наши банки и разбросали животных вокруг подсобки, чтобы бабка точно хоть одну увидела.
Сами же пробрались внутрь – местечко мы там себе до этого оборудовали.

Оргия как раз только начиналась, баба Нюра ввела упирающуюся козу. Они погасили свет, опрокинули по стакашке самогона и принялись ебаться. Мы терпеливо ждали наиболее удобного случая чтобы начать операцию.  

И вот он наступил. В тот момент, когда Алексеич опять намотал себе на хуй изоляшку и принялся долбить козу, а старуха визгливо посмеиваясь держала животное за рога, Жеган метнул в них огромной жирной жабой.

Жеган был отличный метатель: тварь упала аккурат на спину козе прямо перед еблом бабы Нюры. От удара, возмущенная жаба громко квакнула и уставилась на  старуху. Та чутка повтыкала в изумлении на рептилию, а потом, распахнув свою немытую пасть, истошно закричала. Я и не знал что можно так громко орать -  у нас перепонки чуть не полопались – это пиздец просто как она заорала. Директор, коза и жаба онемели от ужаса и застыли как статуи. Потом жаба первой очухалась и попыталась свалить, но не успела – баба Нюра размазала ее кулаком по козьей спине и, не переставая истошно орать, бросилась на улицу. Там она тут же подскользнулась на очередной жабе и ебнулась бошкой об землю. На этом крик прекратился и наступила тишина, прерываемая редким кваканием.


Директор придя в себя, попробовал вынуть свой стручок из козы. Хуй там! От старухиного удара у рогатой скотины залипла пизда, и вдобавок отняло ноги.
- Отдай мой хуй! – орал он животному в ухо и пытался выдернуть себя из заклиневшего дупла.
Еще немного повозившись, директор не нашел ничего лучше как подхватить умирающую козу и ломануться с ней на улицу. Но там он понятное дело налетел на старуху и ебнулся, подминая под себя несчастное животное. При падении он видимо сломал себе член, потому что тоже громко заорал, обзывая уже мертвую козу пидарасиной.

К этому моменту весь лагерь, разбуженный адским ревом старухи, стекался к месту происшествия. Мы затаились с Жеганом, чувствуя скорую развязку.

Наконец, на дорожке показались бежавшие к нам повара и хозобслуга – их корпус был ближе всего к подсобке. Сзади уже маячили первые обсосы, прямо в трусах несясь и сгорая от любопытства.
- Бля, Жеган, нас пропалят конкретно!
- Не сцы Вован. Им щас не до нас будет.

И точно. Не добежав двадцати метров, чуваки из хозобслуги повалились, поскользнувшись на разбросанных жабах. Судя по истошным крикам сзади, обсосы тоже угодили в западню. В образовавшейся каше мы с Жеганом удачно выскользнули из подсобки и слились со своим отрядом, по типу только прибежали.


Вскоре весь лагерь обступил подсобку, в охуевании уставившись на  веселую панораму.  

Перед самой дверью в сарай прохлаждалась баба Нюра, на ней лежал постанывая голый директор с насаженной на член дохлой козой, а вокруг ползали сотни полу раздавленных жаб и лягушек. Кстати, при виде последних многие из баб подняли поросячий визг.  
Наконец приехала вызванная кем-то «скорая» и ментовка. Всех разогнали по отрядам, а тела извращенцев погрузили в машину.

Через три дня лагерь в срочном порядке закрыли. Мы с Жеганом довольные вернулись домой.
- Ну чего, как отдохнули сынки? – спросил нас встречающий папаня.
- Нормально. Только скучновато там в этом лагере. И директор живодером оказался.
- Да уж. Мне все рассказали – ужас какой. Вы то не проказничали там? Не курили?
- Не. Все нормально. Мы с Жеганом самолетики клеили и на дискотеки ходили.

Больше я в пионерских лагерях и не бывал. Ну его на хуй такую пионерию. В деревне четче и веселей. И скотину некто не ебет между прочим. А месть, что и говорить, грамотная получилась!