Наверное, не сыщется такого человека, которого ни разу не посещали ночные кошмары, где он убивает кого-нибудь, а потом старается это скрыть. Меня, например, неоднократно. Или хотя бы задумывался, а что чувствует совершивший убийство. Я, конечно, обращаюсь к подавляющей части аудитории, для кого именно этот из семи смертных грехов представляет собой чисто теоретический интерес, и ни за каким не стали бы экспериментировать, только для того, чтобы испытать полную гамму переживаний. Я тоже не отношусь к людям, для которых мочкануть кого-нибудь, все равно что высморкаться, но тем не менее определенный интерес из серии «а что чувствует убийца», испытывал.

Помните, как в бессмертном произведении кинематографического искусства таксист Есмарельда Виллалобос спрашивает у Батча Кулиджа: «И каково это? Убить человека. Забить человека до смерти собственными кулаками. - Понятия не имею. Я не знал, что он умер, пока ты мне не сказала».

Не буду утверждать, что именно эти соображения занимали меня, когда очередной локальный конфликт с молодой, и соответственно, предельно бестолковой супругой, был доведен до точки кипения, и самым рациональным разрешением я счёл хлопнуть дверью, и выскочить отдышаться на улицу, дабы чего доброго не сломать её куриную шейку. Жены, разумеется, а не двери.

Матюкаясь сквозь зубы, я выскочил на лестничную площадку, на ходу напяливая ветровку. Я даже и не вспомню сейчас, из какой искры возгорелось пламя, однако довести меня до белого каления жена умела, и делала это со вкусом и знанием предмета, пользуясь, видимо, моей врожденной интеллигентностью и уверенностью, в своей полной безнаказанности.

Я скатился по лестнице и чуть было не загремел, споткнувшись в темноте о коврик, который какой-то придурок на третьем этаже вытащил на середину площадки. Выскочив во двор, я пару раз резко выдохнул, заочно обматерил её, мать её и всех её родственниц по женской линии, и бесцельно пошел, убыстряя шаг, в направлении от дома.

Раздражённый её презрительным выражением лица и оскорбительными интонациями, я прошел мимо давно не работающего, но, видимо, благодаря бесчисленным арендаторам, по прежнему достаточно ухоженного внешне завода по производству каких-то совершенно необходимых в прошлом приборов, по аллее, аккуратно засаженной каштанами еще лет 30 назад, и вышел к институтскому общежитию.

Во время променада я успокоился и собирался уже домой, закончив, таким образом, вечерний моцион, тем более, что пожрать так и не успел, потому что дражайшая моя половина вместо приготовления ужина предпочла отдать себя во власть неземных страстей какого-то очередного идиотского сериала. Да и промок под дождём. Да и на пиздёнок можно нарваться.

И вот когда я готов был развернуться и все простить, еще одна беда обрушилась на мои хрупкие плечи. Два пьяных полупидора, обратив внимание на прохожего немного не в себе, решили, похоже, поразмяться перед сном, будучи введенными в заблуждение видом клиента, не вполне адекватно оценили возможные последствия, и, зацепив меня плечом, один из них дохнул перегаром:

- Эй, стос! Стоять! Дай-ка закурить, бля.

Можете представить: два малолетних парубка, фразой, произнесенной на одном дыхании, умудрились трижды задеть мою тонкую душевную конституцию.

В принципе, находясь во взведенном состоянии, я категорически не готов был воспринимать приказной тон от каких-то бакланов и уж тем более сносить весьма неопределенное обращение к себе «бля». А совсем убило вот это: «стос».

Не имея ни малейшего представления, что именно это слово означает (что такое «бля» и «стоять» в принципе понятно, только соотнести это с собой...), я, кажется, зарычал, и резко развернувшись с левой, а потом с правой руки саданул во что-то мягкое и податливое.

Не скажу, что я какой-то не в рот ебаться спортсмен, но лет 10 тому назад, в старших классах имел удовольствие заниматься боксом. Потом, уже в институте, я задушил в себе боксера никотином и алкоголем, но как посильнее въебать все-таки ещё помнил. Полухрюкнув, полухлюпнув, один из этих типов, как раз тот, который так не аккуратно обратился ко мне, завалился в кусты.

Не дожидаясь, когда второй решит, что самое время с диким криком кинуться на меня, к примеру, с подобранной дубиной, я повернулся к нему и со смаком, с размаху, абсолютно безо всякой техники залепил ему между глаз. Сразу кулаком почувствовал, как у него в носу раздался приятный хруст. Приятель согнулся, и я с превеликим наслаждением поднял его с корячек поджопником.

-Убью, бля!- заорал я что-то в этом роде. Чувачок, приняв ускорение, ломонулся к остановке. Я пробежал какое-то расстояние вслед за ним, выкрикивая ему вслед свои пожелания добра и счастья, а потом, почувствовав, что приключений на сегодня уже достаточно, перешел на другую сторону улицы и двинулся в сторону дома.

По пути неудачно попытался на заправке купить сигарет, так как обнаружил, что оставил пачку дома, но деньги, ключи и мобильник я также оставил, и мне ничего не оставалось, как топать домой.

Дверной звонок у меня дома отсутствовал, как таковой, поэтому пришлось долго стучать, пока моя вторая половина не удосужилась открыть дверь. Я в принципе уже выпустил пар, и вполне готов был извиниться перед ней неизвестно за что, но на моё извинительное «малыш» она весьма недвусмысленно ответила «пошёл ты» и юркнула в спальню.

Я устал, замерз, был голодный и хотел, в конце концов, курить, поэтому связываться не стал, и, пройдя в обуви в зал, забрал со стола мобильник и портмоне, и решил, что поеду в какой-нибудь кабак, пока еще транспорт ходит, и сожру с пивом какой-нибудь пиццы в центре. Одел кожанку и бейсболку, подцепил ключи, и, закурив, вышел из квартиры.

Получив порцию сигаретного дыма, я понял, что в принципе жизнь не так уж плоха, и, чувствуя себя героем, разметавшим в одиночку банду головорезов, я, безуспешно прождав в ночи транспорт, решил прогуляться до центра пешком. Подходя к месту недавних баталий, я увидел какое-то нездоровое оживление перед общагой, «скорую», ментов и уже тогда нехорошее предчувствие кольнуло меня, но почему-то я решил все-таки пройти рядом.

-Да ну какой на хрен нож, его либо придушили, либо свернули шею, крови вообще нигде на теле нет!- молодой парень в белом халате поверх кожаной куртки указывал менту на лежащего на дорожке человека.

-Чего встал, проходи живее, чё пялишься?- прыщавый коренастый ППСник столкнул меня с дорожки и отправил обходить через кусты мимо стоящих скорой помощи и милицейского УАЗика.

«Свернули шею, черт, кому это?»,- я вряд ли отдавал себе отчет в том, что это может иметь непосредственное отношение ко мне, и подумал, что сам счастливо избежал подобной участи, или, что это те двое идиотов замочили кого-то, после того, как оправились, и решили либо отыграться на ком-нибудь, либо приняли за меня кого-то из проходящих.

Я нервно достал сигарету из пачки, но так и не закурил, услышав всхлипывания возле ментовского «козла». Прямо под фонарем в окружении трех ментов стоял и вытирал сопли тот самый малолетка, которого я пендалями гнал к остановке сорок минут назад.

Я смог разглядеть его, когда мы пробегали под окнами общежития – короткие сальные волосы, толстая задница, коричневая куртка, прыщавая, заросшая пухом морда. Да, в конце концов, у него был мною разбит нос, и все лицо было в засохшей крови, так что менты смотрели на него с брезгливостью.

- Да не разглядел я его, здоровый такой, лысый, в курточке тонкой, достал нож, говорит деньги давайте, ну и пырнет как Виталика ножом, а я убежал.- рыдал и гундосил перед ментами толстозадый,- Я потом его искать пошел, а он лежит, гы-ы, гы-ы-ы…

Ещё надеясь, что «здоровый, лысый, с ножом» не имеет никакого ко мне отношения, потому, что я, во-первых, скорее хил телосложением, чем здоров, и тем более ножа никакого не было, но, проходя мимо скорой услышал, как второй доктор объясняет, что потерпевшему сломали кадык и он просто-напросто задохнулся, похрипев для порядка минут пять-семь, о чем доложили уже студенты с первого этажа, и если бы ему вовремя была оказана медицинская помощь, то тот был бы жив.

А я ведь специально бил в горло, чтобы сбить дыхание, и, черт, перестарался, видимо.
Во рту пересохло, и я, проведя языком по губам, почувствовал, что им, как наждаком режу губы.

Срочно надо присесть. Я видимо с места рванул к остановке, счастье, что всем было далеко не до меня, да и по описанным приметам я был не похож на того злодея.

Сердце от бега готово было задушить меня самого, застряв в глотке. Я сел на скамейку и блеванул желчью. Целый день не жравши. Как только я подумал о еде, меня перегнуло пополам еще раз.

Чувака убил, бля! Еще раз вывернуло наизнанку. Блевал я нескончаемо долго, даже когда желтая дрянь из меня уже течь не могла, я корчился в спазмах, и понимал, что умираю сам. Казалось, что о зубы я поцарапал желудок, так далеко мои внутренности выскакивали из меня. Последнее тепло ушло, и я сидел на досках и дрожал, сгибаясь пополам от судорог, крутивших мои кишки.

На самом деле все это я, наверное, слабо помню, но одно действительно верно: так плохо мне не было ни разу в жизни. Правда, сложно описать то больное животное состояние, в котором я тогда пребывал. Не могу даже предположить, сколько времени я провел так, но, чуть успокоившись и отдышавшись, я подобрал вывалившийся из кармана бумажник и подошел к ларьку купить пива.

Не отходя от окошка, я зубами открыл бутылку, даже не выпил, а впитал в себя дерущую горло жидкость, и тут же взял еще одну. Попросил открывалку, выкинул пробку в коробку с чеками, и, перейдя дорогу, побрел по бульвару в сторону площади. Несколько раз я присаживался и отдыхал, отхлебывая пива, и окосел окончательно, пока не понял, что готов сдохнуть с голода.

Болезненное физическое состояние, по всей видимости, позволило притупить моральные издержки того, что произошло, и кроме физических потребностей - жрать, ссать, пить, - у меня получалось не замечать ничего. Даже не подумав, что меня могут задержать, я отлил напротив Белого Дома Областной Администрации, и отправился в пиццерию.

В круглосуточном заведении, которое носила в народе название «пиццапитошная» к этому времени уже было так накурено, что у входящего со свежего воздуха перехватывало дыхание и первое желание, которое появлялось у вошедшего, было как можно скорее покинуть эту газовую камеру. За восьмиугольными липкими красными столами сидели культурно отдыхающие после трудовой недели люди и дымили.

Играла какая-то музыка, возможно было включено радио, но ни мелодии, ни каких либо вразумительных звуков слышно не было из-за гвалта, который поднимали шумные и нетрезвые компании. Я увидел свободный столик прямо рядом с дверью и, бросив на него кепку, подошел к стойке. Взял на всякий случай двести грамм, пива и четыре беляша, приготовленных скорее всего из какого-нибудь задержавшегося в этом заведении посетителя, и вернулся к столу.

Стараясь ни о чем не думать, впился зубами в холодную резину «горячего беляша» и начал осматриваться. Периодически внутрь заходили люди, но, увидев, что столиков нет, быстро выскакивали наружу.

Какой-то пацан с бабой решил было присесть рядом на свободные стулья, но, разглядев меня, почему-то передумали и вышли. Я одобрил это решение. Хотелось быть одному и не видеть, как кто-то рядом, например, имеет желание шутить и улыбаться.

Водку я все-таки потихоньку доцедил почти до конца, но сильнее, чем я уже был, не опьянел. Курил я одну за одной, и боролся с желанием начать с кем-нибудь разговаривать. Спьяну можно было разболтать все, что произошло, и прямо отсюда отправиться в ментовку.

Был бы конечно шанс, что мне собеседник не поверит, и решит, что «стос» просто нажрался и нафантазировал, но рисковать не хотелось. Меня так и свербила мысль: «Не открывай рта, не заговаривай ни с кем», и когда к моему столику подошли два бородатых мужичка, на вопрос можно ли им присесть я только кивнул.

Мужички были довольно веселые и уже изрядно поддатые, и разговаривали на какие-то пьяно-философские темы. Про себя я окрестил их «шестидесятниками». Они поставили на стол бутылку, принесли целую гору пицц и по кружке пива.

Сначала они старались не обращать на меня внимания и ругали баб между собой, но когда я чуть не завалился, пытаясь выйти из-за стола, чтобы взять себе еще пива и какой-нибудь еды, они спросили, не хочу ли я с ними выпить. Я принес три кружки «Толстяка», себе и этим двоим, и они плеснули мне в стакан.

Я уже, наверное, изрядно наклюкался, потому что даже если бы и захотел что-то сказать, то уже не мог, язык был ватный, распухший, и щёки онемели, и даже улыбался я с трудом. Вообще-то улыбаться, конечно, было не с чего, но иногда вместо ответа надо было хотя бы растянуть губы.

-А я с нашим правительством вообще ни в чем уверенным быть не могу.
-Да ладно тебе, чем тебе правительство хоть спьяну помешало, сидим нормально, отдыхай. Я вот, например, не могу быть уверенным в том, что за границей лучше, чем у нас. Да я даже не уверен в том, что есть эта заграница, я её вообще не видел ни разу, так что по Спинозе имею полное право утверждать, что её нет, этой самой заграницы, и штатов там всяких нет, а есть только телевизор, где показывают картинки. А заграницы нет! Хотя, наверное, все-таки есть, ведь загранпаспорта делают же…

Эти двое уже начали меня утомлять, и я налил себе из их бутылки себе в стакан, пододвинул поближе кусок пиццы с колбасой и пожелал всем доброго здоровья…

Утром я понял, почему люди начинают пить. Я проснулся самым счастливым человеком на земле, пусть это ощущение было лишь мигом одним, но кайф был полным. Я долю секунды не помнил абсолютно ничего, у меня была чистейшая совесть, я потом подумал даже, что состояние было такое, что я проснулся не сегодня, а позавчера, и ничего не было и быть не должно, и ничего не произойдет уже никогда. В это мгновенье даже не болела голова, и я не помнил, что вчера напился. Но секунда прошла…

-Бля-а-а-а! - я застонал, вспомнив все, и резко поднялся. Лучше бы я не просыпался вообще. В голове сразу загудело, завертелось, и мои многострадальные внутренности качнулись в сторону выхода. Подо мной пронзительно заскрипело, и я начал соображать, где же я нахожусь. Я проснулся одетым, не накрытым, на подозрительно знакомой кровати. Точнее на кресло-кровати дома у Вовочки. Было видимо еще рано, и он, наверное, еще спал. Я в панике начал соображать, не рассказал ли я ему вчера что-нибудь лишнее, но от активной мозговой деятельности меня начало мутить, и я рванул в туалет.

Стоя на четвереньках перед унитазом я обнаружил, что вырвало меня какой-то белой слизью с прожилками коричневого цвета, не-то кровью, не-то шоколадом. Мутило не переставая, и я не рискнул выходить. Плюс ко всему бодряк, который я почувствовал с утра, закончился, и спать захотелось до обморока.

Вспомнилась вчерашняя ссора с женой, из-за которой все это и началось и я начал ненавидеть всех и вся, и жену, и бородачей-шестидесятников, и толстозадого, который может узнать меня, и этот долбанный унитаз… Сил подняться не оставалось и я начал дремать в обнимку с сортиром, пока в туалет не заглянул Вовочка:

-Как самочувствие? - глумливо поинтересовался он. Ему самому с утра никогда не бывало плохо, потому что он всегда останавливался в нужный момент и никогда не переходил за грань свинского состояния.

Я выдохнул, что плохо и он попросил меня освободить санузел, так как его жена собиралась на работу. Она работала продавцом в магазине, и выходила в выходные. Шатаясь, я вышел и столкнулся в коридоре с Ленкой, она с сочувствием кивнула и зашла в ванну. Я рухнул на свою кровать, и она заскрипела, пообещав развалиться.

Я не помнил ничего с того момента, как взяли с бородачами еще по сто граммов. Как я оказался у Масловых, что я им рассказал, где мои вещи!? В высшей степени странным может показаться, что меня беспокоит судьба моего кошелька и мобильника, когда в любое время за мной могут прийти, но в тот момент мне это казалось действительно важным. Я услышал, как хлопнула дверь, значит, Ленка ушла, и я выполз на свет белый.

- Чего хоть с тобой!?, ты ведь, вроде, вчера нормальный приехал, мы с тобой еще водку ночью пили.
- Какую водку?
- Ну, ты вчера привез.
- Не помню…

Я выяснил у Вовочки, что приехал вчера к ним часа в 2 ночи с пузырем и половиной коробки шоколадных конфет, пьяный и бодрый, но молчал и только шипел: «Тс-с-с». Шепотом попросил позвонить жене со своего мобильника (значит, не потерял), передать ей, что остался у них и прошу прощения за вчерашнее, потом сидели на кухне вдвоём, выпили молча полбутылки и разошлись по матрёшкам. В смысле по кроватям.

Самое главное я выяснил, вроде никто ничего не знает, изрядно обрадовавшись этому я спросил как там насчет оставшейся водки, Вован приготовил яичницу на сале, и позавтракав под сто граммов, я начал потихоньку возвращаться к жизни. За мной все не шли…

Ко всему этому стоит добавить лишь то, что за мной так и не пришли, прошло уже полгода, тогда была осень, а сейчас самая весна, и из всего страха осталось только опасения столкнуться нос к носу с толстозадым, и быть узнанным. Уговорить себя, что все это был несчастный случай, и от меня ничего не зависело, я смог очень быстро, и уверен, что еще через полгода всё окончательно забуду, и буду думать, что всё это произошло не со мной.

А с женой я развелся еще до нового года.

(с) 2003 Бес, http://www.livejournal.com/users/brockhurst/