Внешность Семенов имел самую невзрачную, роста среднего если не сказать мелкого, ноги кривые и короткие, руки до колен, физиономия живая и подвижная, обезъяна обезъяной одним словом. Портрет дополнялся мрачным нравом и легким заиканием в минуты волнения.

    С бабами Семенову не везло, что при таких внешних данных и неудивительно. Кроме того, Семенов в целях соблазнить на поебаца, пытался разливаться соловьем (женщины любят ушами), бабы, заслышав переливчатые трели заики, моментально смазывали лыжи. Единственным рабочим вариантом было спаивание жертвы до такого состояния, в котором ни что-либо произнести, ни разобрать членораздельную речь было невозможно. Ебать вдрызг упившуюся женщину приятного мало – тепло и сухо, отличий от суходрочки никаких. Вдобавок прочухавшаяся баба, узрев Семенова, могла сблевать, поэтому наученный горьким опытом он всегда пристраивался сзади.
    
Однажды после пьянки приятель затащил Семенова в клуб, где его потянуло танцевать. Вы когда-нибудь видели, как макака прыгает по деревьям? Танец Семенова был зеркальным отражением прыжков ловкого тропического зверька. Семенов остановился, чтобы немного отдышаться, рядом нарисовалась девушка, взгляд Семенова замер между подбородком и гордо вздымающимися полушариями, задрав голову, он разглядел русые волосы и голубые глаза. «Наверно, любительница животных», – подумал Семенов и повел даму к столику. О чем разговаривать с прекрасным созданием Семенов не знал, финансовых возможностей для спаивания также не было, оставалось улыбаться и молчать.
    
Семенов улыбался, кивал в ответ на вопросы, затем молча потащил девушку к себе домой, та достаточно вяло отбивалась, вспоминала какого-то мальчика. Семенов успокоил коротким: «Похуй». В ларьке у дома на последние копейки взял пузырь паленой водяры, пачку китайских гандонов и приготовился реализовать привычный сценарий, но едва успел закрыть дверь, как девушка взяла его за руку и твердо сказала: «Пошли». Быстро раздевшись, приступили к делу, девушка громко стонала и выламывала руки, Семенов чувствовал себя заводным ключиком в механической лошадке. Когда выламывание рук и громкие стоны его окончательно заебали, Семенов встал, сплюнул, сказал: «Нахуй» и пошел пить водку. Растрепанная и окончательно охуевшая девица прискакала следом в поисках объяснения случившемуся. Семенов, приняв на грудь, грубо и доходчиво объяснил, что заводным ключиком он быть не желает и нехуй перед ним комедию ломать. Баба закусила губку: «Не хочешь по моему, давай по твоему». Семенов с сомнением посмотрел на бутылку водки, махнул рукой и отправился в неизвестность.

    Он принялся исследовать и познавать, бродил по изгибам, вдыхал сокровенные ложбинки, и, о чудо, механическая лошадка стала бурным морем, а Семенов капитаном утлого корабля. Ни на секунду нельзя было предположить, откуда придет следующая волна и размажет она или нет, оставалось вцепиться в штурвал и, не отвлекаясь на частности, бороздить неизведанные дали. Последняя волна схлынула, Семенов причалил в спокойный порт и увидел остановившийся взгляд женщины. Та качнула головой, назвала его талантом, начала трещать о нескольких десятках мужиков, с которыми ничего подобного и близко не было, Семенов улыбался и молчал, затем поднял якорь и отправился в новое плавание. В промежутках девушка трещала, не переставая, стыдила за бомжистый образ жизни, издевалась над общей невзрачностью. Все слова разбивались в пустых глазах похмельного Семенова, который лишь тупо улыбался и вновь молча принимался за дело.

    С тех пор бабуин Семенов перестал с бабами разливаться соловьем, спаивать до бесчувствия также не пытался.