Геннадий Васильевич спотыкался. Дороги были откровенно хуёвыми. Асфальт то поднимался, то резко уходил из-под ног. «Как на сраных американских горках», - пронеслось в голове. Было уже немного за полночь, денег оставалось рублей пятьдесят, общественный транспорт ушел спать, а таксисты за эти деньги могли только подать машину, ехать никто не соглашался. Геннадий Васильевич глубоко вздохнул и заорал: «В жопу себе машину подайте!». Вот так. Было и обидно и влом идти. Хотя вроде и недолго – километров пять всего – но, блять, влом. На крик стали, было, собираться таксисты, но потом, поняв, что ловить нехуй абсолютно, разъезжались. Видимо, они услышали только последнюю часть отчаянного восклицания. «Пешочком, блять. На своих двоих. Галопом по европам. Пешком под стол. На жопе до Экватора»,  – продолжали нестись мысли.

А ведь как пиздато все начиналось! Главбухша охуенно проставилась на свой ДР. «Шашлык…. рыба…. ….тушенка… Нет, не так нихуя: шашлык, водка, огурчики, салатики, котлетки по-киевски, рыбка красная, икорка, тоже не желтая, заебись сплошной, одним словом. Вроде и пятница, вроде и заебался за всю неделю Геннадий Васильевич, вроде и домой обещался быть в семь, ну, в крайнем случае, в восемь, у сотрудника день рождения все-таки. Но после получаса зависания за такой поляной, стало очень хорошо, и душа потребовала продолжения. Ну, в самом деле, ну даром, что ли он триста рублей на подарок сдавал? Компенсировать надо, блять!!! И понеслась… Да в общем, все как обычно, манагерам картинка знакомая. Обычно часам к десяти расходятся. Ну да бабы разошлись. Главбухшу увезли. Директор вообще через полтора часа после начала банкета свалил. Ну да. да. Но в этот раз вышло несколько иначе.

Сидевший рядом, молодой манагер отдела продаж рассказывал о новой инициативе, позволяющей, в случае её внедрения, получить невйебательский финансовый эффект. Походу подкован был парень. Но Геннадий Васильевич мало, что понимал. Может потому, что хотел расслабиться и ебал в рот любую, самую охуенную инициативу, может быть потому, что просто не понимал по жизни. Но так или иначе, молодой сотрудник предложил Геннадию Васильевичу, для облегчения понимания, немного покурить. Послать нахуй, было вроде как неудобно, старший товарищ все-таки.

Уж, хуй его знает, что курил Геннадий Васильевич. Халява. Скурили по две. И тут инициатива стала полегоньку доходить до старшего товарища. В голове росли горы денег, вагоны товара, похвала директора, пост замдиректора, блять! «Генка, да мы с твоей головой, таких делов наворотим. Иди ко мне в заместители. А сейчас давай по коньячку и баб закажем в офис прямо. Или нет, нихуя, щас поедем в сауну». Но ведь Геннадий Васильевич – семьянин ниибацца. Как ему ехать с бабами в баню?!! Вот дилемма-то! Жена, если узнает, заебет ведь разводами. Отказать директору?! Тоже нельзя, нихуя… КАК?! КАК?! КАК?!

«Геннадий Васильевич… Геннадий Васильевич!», – трясли Геннадия Васильевича взволнованные руки молодого сотрудника. А сам Геннадий в это время пиздил себя руками по голове и выкрикивал разные междометья. В этом, мягко говоря, нелепом виде Геннадий Васильевич себя и застал, когда очнулся от размышлений. «Ну так как ты говоришь, семьсот процентов?.. мало похоже на реальность, но, пожалуй, в понедельник, я уделю тебе немного времени», – и пошел блевать. В унитаз.

Эх. Геннадий, Геннадий… не пробовал ты никогда по синьке накуриваться. Потому, что правильный, блять. А стоило, все-таки. Был бы готов, хотя бы. Бы... Но теперь это значения уже не имело. Молодой сотрудник ухмылялся злорадно и незаметно удалялся. «Блюет пусть ишак старый! ГЫ! Инициативы он, блять, не просек… Просечешь еще…»

Проблевавшийся Геннадий, как уже упоминалось, просекал много чего. Ну во-первых, накурили какой-то хуйней, во-вторых галстук снять надо, ибо неприлично в заблеванном галстуке на людях появляться, в третьих инициатива явно была хуёвой. Всякая инициатива, приводящая в итоге к разводу – хуёвая.

Надо сказать, что насчет «накурили хуйней», Геннадий Васильич был неправ однозначно. Хуйни молодой сотрудник со студенческих времен не держал. Только шишечки, только лучших сортов. С хапки торкает, что песдец, а с двух пионерочек так вапще! Вот и предстояло Геннадию выяснить, что такое две пионерочки, да еще по синьке. Ну, как всегда, были преодолены:
- период задумчивости (о нем мы писали уже)
- период блева (неприятно писать даже)
- период осмысления, что «нихуя сибе апкурилсо»
- период изображения умняка на лице (тут конечно, можно было расписать как Геннадий пытался стереть улыбку с йебла, дергая уголки губ, и состроить строгий выгляд, но почему бы и не опустить этот момент).
- период измены что запалят (это стоит отметить особо. Под столом было тихо. Никого там не было. Партизанской поступью Геннадий прополз немало метров. Кое-кто танцевал, но кое-кто и пердел, и тайком снимал ботинки под столом, и ноги расставлял, чтобы из промежности воняло, и внычку сопли вытирал об стол. Пришлось проблеваться еще разок. Сцукоблять, враги одни вакруг. После проблёва  другая проблема – технично вылезти на поверхность, штоп опять же не запалил никто. Повезло – один упившийся сотрудник, выйдя из сортира, по привычке, как дома, выключил свет. Когда сообразили в чем дело и включили свет обратно, то Геннадий Васильич сидел уже за столом, кто-то с кем-то сосался, кто-то сексуально обнимал сотрудниц, но быстро все опомнились и зделали вид, что фсио это случайно, типа. Такой вот пириод измены, блиать)
- период осознания, што вроде уже до дому пора (этот период весьма обширен, по причине того, что за это время Гиннадий Василечу удалось и праблевацца и патискать за жеппу сатрудниц и пасвистеть музыкально на бутылке, и, блять, опять пабливать, ну непривыкший человек к траве, хуле. И задрыхнуть успелось тоже. Вопщем домой давно было пора).

Вот так, пройдя все эти обычные периоды, Гиннадий отправился домой. И последний раз мы с ним виделись, когда в его голове неслись мысли про «на жопе до Экватора». Асфальт шатался, как… ну вопщем очень шатался. Автопилот включился еще на выходе из офиса и до дома добраться труда не составило. Вот и подъезд родной. Вот и лифт. Ага, блять. Объявления какие-то наклеены. «Ремонт холодильников, пылесосов, телевизоров и прочей бытовой техники», «Куплю квартиру в вашем доме», «Дед Мороз и Снегурочка у Вас дома». Последнее заставило задуматься конкретно. Даже в ступор ввело. Геннадий Васильевич возмутился про себя: «Чо за хуйня? Какой, блять, дедмароз? Чо, за праизвол,  блять?!».

Быстро поднявшись на этаж, Геннадий Васильевич принялся трезвонить в дверь. Минут через пять открыла жена, заспанная и злая. Но Геннадия было уже не остановить: «Где блять, йобаный дедмароз?! Где, сцукоблять, ищо недайобанная снигурачка?!»… В прихожку – хуй, в кухню – тоже хуй. АГА! В ШКАФ! Там, блять, эти педоразы-дедомарозы, сцуко, абычно ныкаюцца. Где топор?! Только бы снегурачку не задеть… Хуяк топором! Хуяк ищо раз. Шкаф в гавно, дедмароз паходу тоже. Ага. Разбираемся. Разбираем. Щепок дахуя, дедмарозов чото не очень. Трупов снигурачек чото тоже нет савсем. Блять сцука, да где же они прячюцца?!!  Шкаф жалко, но этих сцук найти неапхадимо палюбому. Они же где-то есть!!!

Может в сартире?! Топор в зубы и вперед! ФПИРЕД, БЛЯ! Ага, заперто – значит они там! Хуяк по двери! Ищо раз хуяк! Крики за дверью – ага, стопудов там ! Заперлись, падлы, любовью свайей навагодней занимаюцца, сцуки! Ну, песда им, кароче. Пдыжь, пдыжь, хуяк, хуяк! Чото кто-то руки заламывает в сером, кто-то па йеблу дайот.

Очнулся Геннадий Васильевич уже в камере. Через два дня. Вот так пездато пашутил маладой сатруднек над старым. Не надо недааценивать зеленую сторону силы, Гиннадий!

Маладым визде у нас дарога, старекам визде у нас пачот.