Родня.

В квартире не то, что царил – скорее даже диктаторствовал хаос, и было не совсем ясно, как удалось этого достичь при таком ничтожном количестве вещей – убитый диван с неприличными пятнами, приземистый столик, какие-то коробки… Уныло и пыльно, сквозь грязное, захватанное окно даже доносящийся солнечный свет мрачен и сварлив. Телевизора нет. Вместо него алый китайский приёмник, стоящий прямо на полу, который, периодически срываясь в шуршание, гнусаво поёт: «…трасса йе дивяноста п-я-я-ать…».

На диване, свесив голову, словно удавленник, сидя спит смуглый носатый молодой человек, одетый в превосходный кожаный пиджак и с массивной печаткой белого золота на пальце.

- Вы что, переезжаете? – спросил Мишка, оглядевшись.

В ответ Вика посмотрела на него, как на идиота, и, поплотнее запахнув прожженный в двух местах халат, присела на диван, рядом со спящим. Тот шевельнулся, и, не открывая глаз, тщательно почесал обширный  нос.

- Я… - начал, было, Мишка, но тут она звонко чихнула три раза подряд.

- Слушай, Вик, может, давай я в аптеку схожу? Аспирину там…

- Да иди ты куда хочешь, - неожиданно грубо ответила она, - И вообще, твоя комната вон там, пиздуй, располагайся. Мне не мешай сейчас, я занята и вообще что-то неважно себя чувствую. Позже пообщаемся.
- Ладно, ладно. Не кричи только.  

«Ахуеть какая тёплая встреча после долгих лет разлуки» - подумал Мишка -  «А может я просто невовремя».
Во второй комнате обстановка тоже не отличалась фешенебельностью – койка, застеленная синим, тоже прожжённым пледом и шкаф. На шкафу неровными стопками разнокалиберные книги и древний фотоувеличитель.

Вика приходилась Мишке двоюродной сестрой, не виделись с отрочества, а тут оказия – послали в этот город в командировку, рисовать проекты, вот мать и говорит,- заедь, мол, проведай, а то третий год ни слуху, ни духу. Он попытался, было дозвониться, но постоянно попадал на  какого-то невменяемого негодяя, вся адекватность которого сводилась к отчётливому произношению матов и бросанию трубки.

Приехав в город, Мишка на всякий случай позвонил с вокзала ещё раз, и неожиданно удачно попал на неё, попросился пожить. Она сначала не узнала его, затем замялась, а потом сказала – живи, только того, не забесплатно.

Мишка слегка прихуел, конечно, но ничего не сказал, а лишь подумал: «Эх, родня… Ну уж ладно. Всё равно дешевле выйдет, чем в гостинице».

Опять же, - слишком интересно было посмотреть, в кого превратилась гибкая, очаровательная девочка с порочными глазами, на светлый образ которой он так безудержно дрочил в юности.

А она ни в кого не превратилась.


Эпоха вымирания дверных звонков.

- Да не очкуй ты, всё ровно будет. Зайдём, пушку в рыло ей сунем, - уссытся и всё сама отдаст. Чё, баб не знаешь что ли.
- Так ли всё просто? Не могла ведь заурядная лохушка так на районе подняться. Грамотная точка, к ней даже из пригорода, слыхал, ездят. Кто у неё крыша-то?
- Какая в хуй разница – кто. До крыши дело не дойдёт. Взяли, и ушли. Даже если она сразу им позвонит – мы уже далеко будем. Главное за метлой потом следить. И всё нормально будет.
- Но всё-таки. Под кем она?
- Да не знаю я точно, там чурки какие-то. Не грей голову.
- Она одна что ли, живёт?
- Да нет, там ещё муж задрот, тоже наркоша конченый. Не проблема.
- А они нам дверь-то откроют?
- Откроют. Мне вчера Мультик трубу свою за косарь вместе с симкой в залог оставил. Кумарило его. Денег там, конечно, на счету  хуй ночевал, но я ради такого случая вкинул. Он с ней в близких, часто берёт. Отправим ей с его номера цифру - сколько нужно полосок... Она должна ответить тоже цифрой, через сколько минут выйдет. Только своим продаёт, система у них такая. Как только дверь откроет – вваливаемся.
- А если она знает, что Мультик трубу заложил?
- Да не должна бы знать. Он к цыганам сразу чесанул. Быстрее ветра.
- Через Мультика потом на нас выйдут.
- Заебал ты слабые стороны выискивать. В этом деле их нет – я всё предусмотрел. Через Мультика на нас не выйдут. Знаешь почему? После дела сразу едем к нему. У меня с ним стрела, он телефон хотел выкупить. Привезём раствор уже в баяне. Скажем, подогрейся, братишка, мы на филки реально разлеглись, угощайся. Он обсадится без вопросов, только предложи. А там пара граммов. Дохуя, конечно, но ради такого дела… Чтоб стопудово…
- Но это же…
- Мокруха? Брось. Они все о такой смерти мечтают. От шикарной передозы. Лучше, чем на кумарах в мусарне вены грызть. Так что с нашей стороны это даже гуманно. Вроде как пса больного усыпить.
- А если он не станет?
- Не станет? Ширяться нахаляву не станет? Хуёво же ты торчков знаешь.


Вовчик.

Мишка копался в ноутбуке, когда дверь в комнату без стука открылась, и вошёл длинный лысый чувак в тренировочных брюках, но с нахальным выражением лица. На левом предплечье витиеватая татуировка, уходящая, виясь, под рукав серой футболки. Дракон, обвивающий там что-то… Чуваку на вид лет тридцать, но это не точно – весь какой-то осунувшийся, мутный. Когда он начал говорить, стало очевидным, что верхние зубы свои он в золотые доспехи заковал, и два нижних тоже.

- Ну, здравствуй, что ли, родственник по имени Миша. Я Вовчик, Викин муж, - говорит, а сам  при этом беспрестанно почёсывается.
- Очень приятно, - солгал Мишка, и подумал, что голос какой-то уж очень знакомый. И ещё стало немного обидно за Вику, что всю свою грацию и неотразимость она подарила какому-то явно незаконному субъекту, и живёт теперь красавица хуй пойми как, почти что на помойке. Тётя Вера охуела бы, если б жива была. Эх, сестрёнка…

Вовчик присел на край кровати. Глаза сонные, полупустые.
- Ого бля, какая модная машинка у тебя. Ебанических бабок, наверное, стоит. Твоя?
- Не, конторская. А вы когда поженились-то хоть?

Сотовый, который Вовчик вертел в руках звонко тренькнул. Тот взглянул на дисплей и крикнул в сторону другой комнаты:
- Слышь, иди выйди, Макс пришёл. Две хочет, - и спросил у Мишки, - Так сколько, гришь, такая загогулина стоит?
- Двушку. А чё Вика злая-то такая? В детстве, помнится, была отзывчивой, доброй девочкой.
- Да проблемы у неё щас… В институте. Она уже не злая, кстати.

Тут Мишка вспомнил этот голос: именно им его крыли матами по телефону. Но по этому поводу ничего не стал говорить, а спросил:

- Чё, Володь, может белой купим, отметим встречу? Родня ведь. Ну, и за знакомство. Или вам завтра на работу?
- Чего-чего купим?
- Ну водки…

Телефон в руке Вовчика снова подал голос, тот, прочитав сообщение, молча встал и вышел. Послышалась приглушённая ругань, затем Викин оправдывающийся голос: «Да не бодяжила я, гонит он!».

«Странные они какие-то. Зря я, кажется, сюда приехал» подумал Мишка. «Ладно, переночую, а завтра съеду».
И, одев наушники, погрузился в музыку.
  

Налёт.

Кнопку восьмого этажа в лифте фиксируют обломком спички так, чтобы лифт вхолостую лязгал дверями, ожидая их. Побочный плюс – хуй кто быстро поднимется. Возле лифта криво написано: «Пидорасов – на Луну!».

- А это чё? Ты чё, фильмов обсмотрелся? Нахуя тебе маска-то?
- Она меня два раза видела. Нахуй я буду рисковать. Тебе похуй, ты на том берегу виснешь, а мне в этом районе жить ещё.
- Ну ты и комик бля. А у тебя ещё одной случайно нету?
- Случайно нету.
- Ладно, хуярь сообщение.

Колоб вломился первым, но весь его наступательный порыв был тут же бездарно скомкан – запнулся о завернувшийся коврик. Падая, попытался было сохранить остатки равновесия, и схватился за бледную и онемевшую от неожиданности Чайку. Даже не схватился, а тяжко сшиб всеми своими девяноста двумя килограммами её тщедушное тельце.
Кошмарно матерясь, вскакивает сам, рывком поднимает её (а Вику больше всего поразили две детали: косо напяленная террористическая маска, сделанная из красной вязаной шапки и истошный запах пельменей, несущийся у него из-под мышек).

Лось тем временем уже в комнате, оперативно подбегает к беззащитно дремлющему южанину, высоко замахивается пистолетом (газовый, два патрона)… но… Заминка, ударить почему-то не может.
Снова замахивается, и опять вхолостую.

- Вот же блядство какое… - тихо бормочет Лось.
    
Колоб вталкивает Чайку в комнату. Она ещё не совсем отошла от столь  яркого начала бенефиса, и поэтому говорит чуть заикаясь:

    - Ребята, а вы хоть знаете, чья это точка?
    - Не шелести, манда, - грубо обрывает её Колоб, и говорит в сторону Лося, -  Чё ты тормозишь-то, ёбана? Руби темножопого. А то счас проснётся, понтами своими гнилыми заебёт. Мари только не наглухо.

И к Чайке:

- Говори, сука, где белый держишь?

Заметно, что Колоб очень хочет казаться непробиваемо спокойным властелином ситуации и матёрым профи. Но визгливые нотки в голосе и подрагивающий в руке полуметровый отрезок толстого электрокабеля всё равно выдаёт волнение. Чайка молчит.

    - А может не вырубать его? Он же раскумаренный в сопли. Хуй наверно проснётся, - неуверенно говорит Лось.

    Колоб сам подбегает к дивану, слегка шлёпает сидящего кабелем по лицу, и громко произносит:

- Алё, абрек! Подьём нахуй, смена караула. Подьём, я сказал!

Чингиз (это был он) с третьей попытки отверзает мутные очи, и со словами:

- Э-э-э, бля, чё за дела, да? – пытается встать.

Тут Колоб наотмашь, с явным удовольствием и с приглушённым костно-мясным стуком (Чайка потихоньку вскрикивает) бьёт встающего по голове сбоку. Бьёт так, что импровизированная дубинка сгибается, слегка приобняв голову Чингиза. Тот медленно и молча валится набок, словно от выстрела. Глаза закатились, изо рта полезла какая-то белая хуйня (но немного). Колоб на всякий случай бьёт ещё два раза, но уже слабее. Из нагрудного кармана поверженного торопливо достаёт тугой рулончик купюр и пакетик с травой.
- Гайка…- говорит Лось.

Колоб, кряхтя, стягивает с добычи перстень.

    - Зря ты это сделал, малыш, - негромко говорит Чайка, - Ты себе не представляешь, в какой ты только что пиздорЕз попал. Но еще, кстати, не поздно остановиться.
- Поучи меня ещё, шалашовка. Где белый, говорю бля?
- Послушай, уходи, пока не поздно. Горя ведь хапнешь от вольного.
- Чё, пиздОта, тоже в чайник захотела? – Колоб двинулся к ней, - Щас оформлю.

Слышится шум смываемой воды, и из ванной выходит мокролицый Вовчик (блевал и умывался). Он охуевше смотрит на происходящее, потом изумлённо произносит:

- Вы чо бля…

И с неожиданной прытью кидается на замешкавшегося Лося. Лось  успевает вскинуть пистолет, и даже один раз выстрелить, но струя газа бьёт выше Вовчикового левого плеча.
Вовчик, хотя и в ахуе, но времени даром не теряет – подлетает к Лосю вплотную и дважды всаживает ему колено в пах, а затем несколько раз суматошно бьёт его в область головы, последним ударом крайне удачно попав в кадык. Лось сипит, валится на колени, ствол со стуком падает на пол, и Вовчик его тут же подхватывает.
Лось располагается на полу, медленно перебирает копытами и хватается то за горло, то за мошонку, не в силах определиться, что же болит больше.

- Ах ты сука…

Вовчик поворачивается  к идущему на него Колобу, хлопает выстрел, у Колоба аж нитки на маске шевельнулись, и слёзы, сопли, слюни…
Комната заполнена ебучим газом, слёзы у всех, кроме Вовчика, который в кураже и подобных мелочей не замечает. Чайка надсадно кашляет. На столике надрывается телефон. По радио доносится глупо-жизнерадостный голос диджея: «Водолеям сегодня лучше остаться дома…».

Колоб, пуская пузыри и слепо размахивая дубинкой, движется примерно в сторону Вовчика. Он уже понял, что генеральное сражение проиграно, но что же ему ещё оставалось делать? Авось…
- Урою, гнида…(беспочвенная бравада).
- Не стреляй больше…- говорит Чайка (а больше и нечем).

Вовчик неспешно выцеливает, и затем выверенным и чётким ударом рукоятью пистолета в висок расстилает Колоба по полу. Наклонившись, сдёргивает с его головы маску. Лицо у Колоба страдальческое и красное.
- Ну и ебло блядь, - и Чайке, - Окно открой…
Чайка, душераздирающе кашляя, бросается к окну  и растворяет его настежь. В комнату врывается свежий весенний ветер. Со стоя плавно облетают купюры. Телефон продолжает верещать, и теперь ему глухо вторит сотовый Чингиза (откуда-то из-под пиджака).

- Задроты недоёбанные нахуй… Вовчика кинуть захотели? Хуй на рыло, пидоры. У Вовчика зубы больше. А ты, жирный, наверно Водолей по гороскопу? (Колоб не слышит) Лучше б ты сегодня в натуре дома остался.
    

В глазах у Чайки.

Чайка смотрит на Вовчика.
В глазах её почти восхищение и жалкий подвид надежды, ведь только что она снова, пусть и ненадолго, но увидела того, весёлого и бесшабашного Вовку, за которого выходила замуж. Того Вовку, которого не видела уже давно. Победителя и защитника, который разогнал всех её ебарей, как мух, подарил котёнка и поставил памятник на могиле её матери (козырный ход). Её мужчина, её герой. Катал её, как в старину, на лодке по пруду (обкуренный), и трудно сейчас в это поверить, но да, да – читал стихи.
Она переморгнула, чары облетели, и снова перед глазами облупленная конура, заполненная отморозками всех мастей.

А вот и он, твой герой, девочка. С безумными, полупрозрачными глазами и облезлой пушкой в руке. Вот он, твой герой, полюбуйся - гнилой барыга, стремящийся навариться на всём и обьебать всех и вся. Хронический и беспросветный полинаркоман с догнивающей печенью и фатально обвисшим хуем, ублюдок, который подсадил на геру и тебя. Отец твоего мёртворождённого первенца. Ничтожное чмо, которое  однажды, застав тебя под Чингизом, безмолвно кивнуло и тактично прикрыло дверь, ибо «бизнес, солнышко, превыше всего». Прощелыга и скот, за полтора года проширявший всё и её тоже. Какая тут нахуй лодка и какие здесь впизду стихи.

Но прочь эти мысли. Ведь так можно дойти и до осмысления себя как личности, а лучше этого не делать, ведь и личности-то уже никакой нет, стёрлась. Не думай о себе, девочка, ведь это заведомо закончится терминами «шлюха», «рвань» и «наркоша».

Надо поскорее двинуться, и всё снова будет хорошо. Утоли моя печали. Двинуться, и ненужные мысли сразу уйдут. По крайней мере - на какое-то время. А там видно будет (не будет).


Трофеи и пленные.

- Вот этого толстого я знаю, - говорит Чайка, - он брал как-то.
- Чё с Чингизом?
- В ауте. Его этот проводом оглушил.
- Чингиз! Чингиз, блядь! – Вовчик приподнимает завалившегося набок Чингиза, трясёт его.
- Я же тебе говорю – он в глухом ауте. Как мешок упал. Жирный у него всё вытащил из карманов – филки, ганж. И печатку снял.

Вовчик некоторое время думает, под верещание телефона переводя взгляд то на сдавленно всхлипывающего на полу Лося, который нежно ощупывает ушибленную промежность (определился, наконец), то на полностью деморализованного Колоба, вяло возящегося ниц. Телефон внезапно замолкает, а Вовчик говорит:

- Короче… Как они в хату попали?
- Мультик, сучара, навёл. С его номера скинули, я думала он и вышла. Тут эти двое и…
- Вот же Мультик педрила блядь. Урою нахуй. Ладно, с этим позже разберёмся. Чингиз их видел?
- Да. Толстый его разбудил, перед тем, как выхлестнуть.
- Это хорошо бля, что он их видел… Это очень нахуй хорошо. Тогда слушай, расклад такой. Этих двоих щас отпускаем. Короче, Чингиз забрал у нас денег за неделю. Плюс принёс хмурого на две недели вперёд. Так? Так. Это всё получается наш чистый трофей. А чучмекам скажем, что эти выморозки всё забрали. Мы не при делах. Косяк на Чингизе, что упоролся как свинья, и отпора залётным не предоставил. Заебись поднимем за перенесённый стресс. До кучи можно и видеонаблюдение с них сторговать. Давно вопрос стоит.
- А эти?
- Отпустим. Если даже их потом выпасут, и они будут говорить, что не взяли ничего, то им всё равно хуй кто поверит. Да, гнида? (это оживающему Лосю).

Лось, пришедщий в себя настолько, что даже занял позу «уверенный партер», сипит с пола:

- Наверное… Ну так мы это… Пойдём тогда? Раз так удачно всё получилось (Лосю очень не хочется встречаться с Викиной крышей). Мультик кстати не наводил на вас. Хули наводить, когда и так все знают, что точка раскрученная. Не сливайте его чурбанам. Скажите, что она мусор пошла выносить, и тут мы. Мультик не при делах вообще.
- Слышь ты, советчик хуев. Подбирай своего друга и уёбывайте нахуй. Ещё раз сунетесь сюда – в натуре похороню. Чуркину печатку можете себе оставить. Типа бонус.
- Спасибо, не надо, - Лось тормошит тихо мычащего, Колоба, достаёт у того из карманов нажитое непосильным кидаловом – деньги, ганж, печатку. Протягивает Вовчику, тот забирает.
А Колоб всё никак не может прийти (или хотя бы приползти) в себя. Потрясение мозга. Лось продолжает трясти его:
- Вставай, слышь? Вставай, Лёш. Уходим.

Колоб глухо мычит, с трудом встаёт на податливые ноги, тяжко облокотившись на Лося. Взгляд томный и расфокусированный. С виска сочится красное. Смотрит почему-то на Чингиза.

- Уёбывайте резче. И это… Маленький совет: на районе с месяц не светитесь. Мусора с чебуреками в близких, так что слотОшат только в путь.
- Слышь, может хоть маленько откинешь нам, а? Поднял-то ты нехило…
- Скройся нахуй, мразота. И волыну свою беспонтовую забери.
- Ну ганж хотя бы оставь…
- Иди нахуй сказал, не вгоняй меня в депрессию.

Налётчики уходят. Вовчик подходит к Чингизу, и сильно бьёт его кулаком в левый глаз, который мгновенно заплывает тёмной (даже на фоне смуглой кожи) гематомой.

- Давно хотел это сделать. А тут такой удобный случай. Короче, солнышко, щас звонишь чуркам, и говоришь, что тут кидалово, вся хуйня. А я пойду, всё в подьезде сныкаю, и подойду.

Как только Вовчик выходит в подьезд, дверь в смежную комнату открывается, и показываетя Мишка.

- Викуль, а это… Извини, если напрягаю, но это…есть чё пожрать? – и принюхавшись, - А чем это у вас так пахнет? Аж глаза режет.

«Миш…» вдруг неожиданно захотелось сказать ей «Забери меня отсюда пожалуйста, а». И слёзы наполнили (бы) её очи роковые, а весенний ветер всё пытался (бы) их высушить, а Мишка сказал (бы): «Конечно, сестрёнка, собирайся».
Но куда тут нахуй уже уедешь. Перекумаривать даже неохота и начинать.  

И она скучным голосом произнесла:

- Там пельмени есть в морозилке. Только ты их понюхай, перед тем, как варить начнёшь. Они дАвние. Я бы сама сварила, но вот-вот люди должны по делу подьехать. Так что ты уж сам.
- Ладно, - говорит Мишка, и, косясь на начинающего по-нерусски постанывать Чингиза, идёт на кухню.
    
В подьезде Вовчик насыпает себе на тыльную часть кисти горку белого безмолвия (по ноздре, некогда варить), шумно всё это втягивает носом. Затем в щитке прячет пакет, и напевая идёт домой. Наконец-то камаз с пряниками перевернулся и на его улице. Ум, граждане.

В двух кварталах оттуда, в однокомнатной халупе, Лось носится по комнате, сшибая стулья и сгребая свои и Колоба вещи в дорожную сумку. Сам Колоб, бледно-зелёный, молча сидит в кресле.

На кухне Мишка, подозрительно нюхает бесформенный ком братски смёрзшихся пельменей. Хуйнёй какой-то пахнут.

Из комнаты доносится негромкий голос Вики – разговаривает с кем-то по телефону и на этом фоне слышно тихое бормотание подбитого Чингиза и песня про белую лаванду..

Из открытого окна доносится детский смех. Всё нормально, всё хорошо. Весна.