Двое учеников из седьмого «В», в котором я преподавал английский, отвафлили в туалете своего одноклассника.
Классный руководитель Рамзия Кадыровна рассказала о случившемся в учительской. Почему-то во время рассказа она улыбалась. Кто-то бы сказал «нервно», но мне так не показалось. Она просто улыбалась.
-    Соси, говорят ему, - обводила она присутствующих учителей, в том числе и меня, мутными бегающими глазками. – А он взял, и сосать начал.
-    О, господи! – поморщилась учительница литературы Елена Степановна. – Дикость какая! Это не Романов был?
-    Романов, он самый! – подтвердила Рамзия Кадыровна.
-    Этого следовало ожидать. Его постоянно обижали.
-    Всё, вафлёром стал! – объявил учитель физкультуры Павел Григорьевич.
Почему-то он тоже улыбался.
-    Ой, Павел Григорьевич, - попросили его женщины, - избавьте нас пожалуйста от определений. Как он теперь называется, нам не интересно.
-    Это наверное Яхин с Путилиным сделали? - спросил Павел Григорьевич. -  Они же у вас главные хулиганы.
-    Да, да, они, - подтвердила Рамзия Кадыровна. – Я уж сколько раз просила, чтобы их в другой класс перевели – не переводят. Постоянно они гадости какие-то совершают.
-    Самоутверждаются! – хитро щурился Павел Григорьевич.
-    Странный способ они избрали для самоутверждения, - Елена Степановна что-то записывала в журнале.
Оторвавшись, она вскинула глаза на меня, словно знала, что я на неё смотрю. Пару секунд мы напряжённо глядели друг на друга. Взгляд её был тревожный и удивлённый, словно что-то насторожило её во мне.
-    Да уж, действительно странный, - повторила за ней какая-то женщина, имени которой я до сих пор не выучил. – Елена Степановна! – обратилась она к учительнице литературы. – Вы поведёте своих на выставку?
Та пожала плечами.
В учительской было буднично.
-    И что вы сделали? – спросил я Рамзию Кадыровну.
Голос мой был хриплый, надтреснутый, все тотчас же посмотрели на меня, словно я сделал что-то неприличное.
-    Что сделала? – переспросила она.
-    Да. В милицию заявили?
Рамзия Кадыровна выглядела озабоченно.
-    С директором поговорила… - тихим голосом прошамкала она. – Но он сказал, что милицию не надо. Сами разберёмся.


На днях я разговаривал с сестрой о Наследнике Очертаний. Мы шли по улице, накрапывал дождь.
-    Но почему Наследник? – не понимал я. – Почему Очертаний?
-    Блин, ну ты даёшь!.. – поворачивала она голову в мою сторону. – Ты прочерчиваешь линию жизни, она уходит вдаль, теряется в заносах, блёклая, едва видимая. Лишь очертания от неё можешь ты рассмотреть, лишь их.
-    Это слишком неконкретно. Вряд ли я черчу что-то.
-    Хорошо, не чертишь. Ты плывёшь по эфиру и, словно в дымке, очертания твоей сущности дрожат и отслаиваются. Каждому мгновению требуется своё очертание. Чтобы оно могло тебя запомнить. Чтобы могло вернуть тебя к себе.
Я всегда умел чувствовать образы. Этот тоже. Тем более сестра производила верные.
-    И он Наследник? – смотрел я на неё неуверенно.
-    Да, он наследует их. Он владеет ими. Он собирает их в своём безмерном хранилище, сортирует и вычленяет главное.
-    У него есть они все…
-    Да, все очертания у него.
-    Все очертания всех людей…
-    По крайней мере, твои – точно.
Я выстраивал логическую цепочку, я двигался к ядру.
-    Значит, он главный! – воскликнул я.
Сестра остановилась. Я врезался в неё плечом.
-    Ну наконец-то! – смотрела она на меня. – Дошло!
Я любовался ею, такой родной, приятной.
-    Не грузись раньше времени, - сказала она и поцеловала меня в губы. – Но помни: рано или поздно он придёт к тебе!


Урок в седьмом «В» был последним по расписанию. Шестой урок вообще тяжело вести, в этом классе – особенно. Яхин и Путилин сидели на последней парте и стреляли по одноклассникам жёванными бумажками.
-    Эй, вафлёр! – кричали они пацанёнку, сидевшему на первой парте. – Чё губы не красишь?
Класс хохотал.
Игорь Романов, бледный подросток с впалыми голубыми глазами, сидел, вжавшись в стул, опустив глаза. Я видел, как дрожали его плечи. Исподлобья он бросал на меня отчаянные взгляды – прося защиты.
-    Игорь Дмитриевич! – крикнул мне Яхин. – А чё вы тёзку своего не спрашиваете? Он домашнюю работу ни фига не сделал. Спросите его!
-    Да, спросите, - подал голос и Путилин. – Только его теперь надо женским именем называть. Предлагаю, Маша. Маша Романова.
Класс снова разразился хохотом. Я глядел на девочек – они не стеснялись смеяться. Вот, например, Таня Мещерякова – она любит вертеться у моего стола и как бы невзначай тереться задницей о моё плечо. Или Валя Костина. Она задирает подол юбки и когда я прохожу по классу, широко раздвигает ноги, чтобы я мог всё рассмотреть. Сердобольные учительницы, не стесняясь, называют их между собой блядинами. Они смеялись громче всех.
-    Сегодня, - поднялся я со стула, - мы познакомимся с новым временем, которое называется Past Perfect Continuous. Please, open your copybooks and write down the date. Today is…


Сестра разделась и легла на кровать.
-    Только аккуратней! – посмотрела она на меня снизу вверх.
-    Постараюсь, - ответил я.
Нестойкий загар северных широт образовал на её спине вереницу небольших пятен – словно родинки расположились они причудливым узором. Она ужасно комплексовала по этому поводу, всячески старалась вывести их, но к огромному её огорчению пятна не проходили.
Я поджёг пропитанную спиртом вату и просунул ножницы в банку.
-    Хватит, - сказала сестра. – Тут быстро надо.
Медицинская банка припала к её спине.
-    Держится? – вскинула она глаза.
-    Держится, - подтвердил я.
-    Молодец.
Я взялся за вторую.
-    А Наследник Очертаний… - бормотал я. – Он… может помочь?.. То есть, я хочу сказать, он… как бы за меня?
-    Да, - отозвалась она. – Он может помочь. Он для этого и создан. Когда он придёт к тебе, ты не должен его смущаться. Он твой друг.
Слова эти меня порадовали.
-    Значит, ему можно всё рассказать, всем поделиться?
-    Он и так всё знает о тебе. Он просто придёт и сделает всё, чего ты хочешь.
-    Как он выглядит? Как я узнаю его?
-    Он появится прямо из ниоткуда. Он будет могуч и прекрасен. Ты сразу поймёшь, что это он.
-    И всё же мне как-то не по себе. Я не уверен, что смогу достойно встретить его.
-    Не беспокойся об этом. Он объяснит всё, что надо. Он хороший.
Последняя банка заняла своё место.
-    Всё? – спросила сестра.
-    Угу.
-    Тогда накрой меня одеялом.


Прозвенел звонок.
-    Домашнее задание! – объявил я. – Дверь закрыта, никто не уйдёт, пока не запишет задание.
-    У-у-у, западло…
Раздражённые школьники нехотя открывали дневники. Я продиктовал номер страницы и название текста для перевода.
-    Все свободны, Путилин и Яхин остаются.
-    Нихуя себе! – крикнул Яхин. – А чё такое? Почему?
-    Домой торопимся! – возмущался Путилин. – Дела ждут.
-    Для вас дополнительное задание.
-    С какого это хера?
-    Рты закройте и сидите. Я всё объясню.
Я выпустил детей из класса и закрыл дверь. Путилин сидел на своём месте. Яхин, обхватив пакет, стоял передо мной. Видимо, ещё надеялся уйти.
«Надо ударить так, чтобы он сразу потерял сознание, - мелькнула в голове мысль. – Одновременно с двоими я могу не справиться».
Свинцовая болванка была в кармане. Я отобрал её в прошлом году у какого-то третьеклассника, который кидался ей в коридоре. С тех пор она хранилась в моём кабинете. Я и не предполагал, что она может мне пригодиться.
Я нащупал её, обхватил и, выбросив вперёд руку, ударил Яхина, стараясь попасть в висок. Удар показался мне очень мягким, словно и не удар это был вовсе, а поглаживание какое-то. Лёгкий хруст донёсся до ушей. В первую секунду не происходило ничего, отчаяние от неудачи накатило на меня, я лихорадочно представлял, что надо делать дальше, но вдруг подросток закатил глаза и рухнул на пол.
В это мгновение уверенность вернулась ко мне.
Путилина я ударил ногой в лицо. Я видел, что он что-то кричал. Почему-то звук его голоса не был слышен.
Он перевернулся на стуле и откатился к стене. Я стал бить его ногами. Меня беспокоило, что всё это могут услышать в коридоре и начнут стучаться в класс. Рулон скотча был уже в руке, я стал обматывать им Путилина. Вроде бы перед этим я несколько раз ударил его болванкой.
Когда руки и ноги были замотаны, я заклеил скотчем рот. Потом то же самое сделал с Яхиным. Тот признаков жизни не подавал, но пульс его прощупывался.
Они лежали передо мной, связанные, беззащитные. Я приоткрыл окно и достал из ящика стола сигареты. В пачке оставалось всего две штуки. Я вытащил одну, закурил и облокотился о подоконник. Холодный ветер ударил в лицо. Я глубоко вздохнул.


-    Наследник Очертаний придёт в самый напряжённый момент, - говорила мне сестра.
Спустив штаны, я сидел на диване.
-    Это будет момент истины, самое судьбоносное мгновение твоей жизни.
Её рука теребила мой член.
-    Мгновение, которое изменит тебя. После него ты станешь совершенно другим существом.
-    Я верю в него! – шептал я.
Удовольствие нарастало, сестра глядела на меня с коварной улыбкой.
-    Дрочим, дрочим, дрочим, дрочим… - бормотала она.
Я издал гортанный звук, какую-то смесь шипения и крика. И кончил.
-    Ах, молодец! – засмеялась она. – Сегодня ты продержался дольше.


Свирепо рыча, Валера Путилин катался по полу, стараясь освободиться от пут. Я перевернул его на спину. Взгляд его был яростен. Ему даже удалось смутить меня.
Я достал из кармана ручку, снял колпачок и воткнул её подростку в глаз. Потом в другой. Он задёргался, замычал - пришлось навалиться коленями, чтобы сдержать его.
Я вспомнил, что в столе валялся канцелярский нож. Он оказался весьма поношенным, отупевшим, но всё же резал. Я провёл им по горлу Путилина. Кровавые края кожи раскрылись, кровь потекла по шее – я видел, что этого недостаточно. Я сделал ещё несколько надрезов.
Он был жив. Я сидел на нём и резал, резал, резал его горло. Руки были в крови, лицо тоже – брызги её летели во все стороны. Наконец я остановился. Путилин ещё трепыхался, но что-то подсказывало мне, что этого хватит. Что он должен сдохнуть.
Я перебрался ко второму.
Альберт Яхин лежал в двух метрах, животом на полу и слезящимися глазами смотрел на меня.
-    Очнулся? – улыбнулся я. – Живучий, гад!
Он что-то мычал, перекатился на спину и взглядом своим просил меня отлепить со рта скотч. Видимо, слова, которые он собирался сказать, должны были произвести на меня неизгладимое впечатление.
-    Поздно, - сказал я ему. – Слишком поздно. Скоро придёт Наследник Очертаний, а я с вами вожусь.
Я присел на корточки. Поднёс нож к его лицу.
«Ножом долго, - мелькнуло в голове. – Лучше просто задушить».
Я встал, наступил ботинком ему на горло и надавил.


Когда я выходил из школы, в коридоре мне встретилась Елена Степановна.
-    Игорь! – ошарашенным взглядом смотрела она на меня. – Что с тобой?!
-    Устал очень, - сказал я. – Ты не слышала, переводчики никуда не требуются? Что-то кажется мне, не смогу я работать учителем.
-    Ты весь в крови!
-    Порезался.
-    Господи боже мой, что произошло?!
Я отодвинул её в сторону и направился к выходу. Гнусная сука, она всё ещё хотела помешать мне. Всё ещё стремилась отобрать у меня надежду.
-    Наследник Очертаний не придёт! – кричала она мне вслед. – Ты не заслуживаешь встречи с ним!
-    Скройся! – процедил я сквозь зубы. – Тебя прислали силы зла, я уверен в этом. А Наследник – он сейчас придёт ко мне.
Я вышел на улицу.
Небо было покрыто тучами, но прямо над головой они становились реже. Сквозь них пробивалась голубизна, а вскоре и солнечные лучи озарили собой пространство. Я опустил голову и стал вглядываться в пустоту.
В этот момент, словно сияющий ангел, из толщи воздуха ко мне вышел Наследник Очертаний. Он был прекрасен.
-    Игорёк, братишка, - качал он головой. – Расстраиваешь ты меня.
-    Чем? – изумился я.
-    Ты неправильно существуешь, ты неправильно взаимодействуешь с окружающим миром.
-    Да, наверное это так. Но как поступать правильно, подскажи мне.
-    Подскажи… Ты думаешь, это просто?
-    Сестра говорила мне, что ты поможешь.
-    Сестра… - поморщился Наследник Очертаний. – Какая сестра?! Нет у тебя сестры.
Я задумался.
-    И правда, - усмехнулся, - нет сестры. Надо же, а она казалась мне такой живой и настоящей.
-    Ты живёшь иллюзиями, фантазиями. Разве это хорошо?
-    Иллюзиями… Это новость для меня.
-    Дети-насильники, вафлёры… Что у тебя с головой?
-    Просто кто-то должен принимать решения, - отозвался я, стараясь придать голосу решимость. – Если всем всё безразлично, то должен найтись один, кому не безразлично. Один, кто исправляет ошибки.
-    Ты скажи-ка мне лучше, сколько раз ты подтягиваешься?
Лихорадочно я стал припоминать.
-    Не могу сказать точно, давно не подтягивался.
-    А я – тридцать! Сможешь столько?
-    Вряд ли.
-    Ясное дело, не сможешь! Ты же доходяга. Вот потрогай, какая у меня мускулатура. Не стесняйся!
Я потрогал.
-    Ну как?
-    Здорово.
-    А хочешь такую же?
-    Даже не знаю…
-    А я знаю, хочешь. Ну так стремись к этому, качайся! Будешь здоровым, атлетичным, к тебе девушки сразу потянутся.
-    Я постараюсь.
-    А то что это такое – вафлёры какие-то, убийства… Нельзя так, нельзя. Ты живёшь в таком прекрасном мире, где все счастливы, добры, заботливы – и говном исходишь! Разве так можно? Это же грех.
Да, да, грех – понимал я. Это грех, это тяжкий грех. Так нельзя.
-    Я убил детей… - прошептал я. – Своими руками… они мертвы.
Он поморщился.
-    Да расслабься ты… Тоже мне, из-за детей печалиться. Ну и хуй с ними! Да и вообще, если хочешь, не было никаких детей.
-    Не было? – изумился я.
-    Да, не было. Ты их придумал.
-    Это невероятно!
-    Точно говорю, придумал. Сестру придумал, детей придумал, всё придумал.
-    Вот это да! – я был ошарашен.
Наследник Очертаний похлопал меня по плечу.
-    Короче, последнее предупреждение тебе даю. Меняйся, брат! Любви научись и нежности. А то пиздец наступит.
-    Так значит детей не было? – заглядывал я ему в глаза.
-    Не было детей.
-    Здорово! Это просто здорово!
Он наскоро попрощался со мной.
-    Может ещё увидимся, - подмигнул мне на прощание.


-    Не было детей! – смеялся я, размахивая окровавленными руками. – Не было их! Здорово! Здорово! Здорово!
Радость моя была безграничной.
-    Боже мой, как же здорово!