2. Зеркальный лабиринт

Жизненная позиция Светы по отношению ко мне приобретает некую костность, разговоры с ней потеряли смысл, в ответ на все она тупо толдычит одну и ту же фразу.
-    Отстань от меня!
Анахоретка. Наверное, это потому что я долго разговаривал с ней о театре, а в итоге позвал Саяну в кино. Тяжело одному мужчине в женском коллективе. Я был их беговой дорожкой, но балансировали они не только на моих мозгах. Идем по улице в столовую, Света спотыкается, ее начинает крутить, и, спустя секунду, она растягивается на асфальте. Поймать не успел, мудак. Уж тогда бы она не выкрутилась из моих жарких объятий. Если приспичело бы. Лицо юной журналистки наливается румянцем досады и боли. Ей плохо, но сей факт не вызывает у меня никакого сопереживания. Без чувств. Как это не страшно осознавать, но мне оказалось абсолютно безразлично падение другого человека, а где-то в глубине души я даже смог позлорадствовать этому. Базисный аспект личности. Сочувствие не далекий для меня звук, но куда легче оно рождается в моей душе по отношению к людям незнакомым и далеким. Вчера, на эскалаторе метрополитена пронзительно визжал щенок, и мне стало его действительно жалко. Сбегая вниз, он хромал на одну лапку. Свету жалко не стало, но оставить ее без внимания было бы бестактно.  Когда сердце атрофировалось, приходится использовать имитацию. Она сидит на земле, подхожу, пытаюсь успокоить, приободрить.
-    Отстань от меня!
Ну, я и урод, если даже моя помощь  ей не приятна. И с этим приходится жить. Я такой, какой есть, и сделала меня таким та среда, в которую я прихожу,  закрывая за собой дверь газетного офиса, уже несколько лет. Когда вокруг ложь, наглость, лицемерие, злоба, сарказм, презрение, цинизм, двуличие и еще целая масса качеств этого же милого спектра, когда со всех сторон предполагаешь кидалово, когда надо отвечать подъебкой на подъебку, ударом на удар, хамством на хамство, а иначе перестанешь котироваться, когда бескорыстие – это слабость, очень сложно быть добрым, нежным и ласковым.  Но хочется очень. Я пытался линчевать свое бесчувствие при любой возможности, лишь бы расшевелить вымершее ассорти эмоций. Дорога домой проходила в безжалостном диалоге с самим собой. Народ, торопившийся с работы, густо насытил улицу, мимо двух подвыпивших типов с физиономиями непривередливых завсегдатаев кабаков, люди пробегали, не останавливаясь.
- Братишка, пятью рублями не выручишь. Мы в автоматы играем. Там уже 2,5 тысячи набежало. Пятерки не хватает.
- Да, конечно, - роюсь в кармане, мелочи нет, выуживаю, в надежде на
десятку, бумагу, но там только несколько сотен.
- Дай сотню, мы вернем сейчас.
Не уверен, что поверил этой парочке, но решил не отказать. Эксперимент.
- Верю, возьми, - протягиваю незнакомому мне человеку, попросившему о помощи, купюру, - я буду ждать здесь.
- Спасибо, братишка, мы сейчас разменяем и вернем.
Двое уходят в магазин. Я остаюсь. Минута. Никого нет. Три. Аналогично. Пять. Очень хочется увидеть в них настоящих людей и порадоваться этому. Простые парни, лет по тридцать, на нашем Районе одного из них я с детства знал в лицо, иногда он вечерами появлялся на веранде в детском садике, это было лет 15 назад. Первые уличные компании. Мы были младшие, они были старшие, веранды у нас были разные, но садик один. Иногда они поили нас водкой, а потом в шутку издевались. И поэтому у меня не было оснований не верить этим людям. Семь минут. Десять минут, и случается чудо. Выходит куртка-пилот, я пытаюсь его озадачить:
-    Че так долго?
-    Дай еще сотку…
Добро в миг превращается в слабость, а сила – в зло.  Ах, как я бы хотел стать ангелом, чтобы в голове перестал крутиться вредоносный механизм, рождающий подозрения, обманы, мерзкие шуточки, пошлые потребности, алчность и всю ту безжалостную грязь, которую иногда очень хочется забыть. Мы – изгои. Вне зависимости от машин, престижных работ, повышающихся заработных плат, веселых вечеринок. Я, Египет, Мельница, Хазар, Карабин, Нарезка, Черепаха,  еще несколько десятков знакомых замкнутого круга, вращающегося как кольцо, вокруг планеты Сатурн, населенной торговцами самым разнообразным кайфом, ни у кого из нас нет постоянной женщины. Мужчина без спутницы жизни – это мужчина без любви.  Поэтому в ход идут суррогаты всех мастей,  хоть какое-то счастье. Особое мое удовольствие – это насмешка.  Ироническая, завуалированная, а от того яростно мерзкая, но это уже у меня в крови, и я смеюсь над людьми непроизвольно. Само собою. Это как психическое расстройство. Неделю назад, на новогодней вечеринке, мы подлили Игрушке в апельсиновый сок жидкого ЛСД, ее  таращило двое суток, полная бессонница и частичная потеря памяти, а я  наврал ей на разборе полетов такого, что сам в очередной раз обалдел от своей нездоровой фантазии.
-    Прикинь, ты отключилась на стуле возле тубзика и постоянно сползала
на пол. Тебя все подряд поднимали и тормошили. Ты помнишь хачика? Аслана? В солнцезащитных очках, чей-то приятель, он тебя в толчок водил, проблеваться. Несколько раз.
Игрушка вряд ли была обрадована всплывшими обстоятельствами, ее лицо выразило крайнюю степень задумчивости, которую она усиленно попыталась скрыть за натянутой улыбкой.
-    Да, ты не переживай, все нормально. Никто на это особого внимания не
обращал. С наступившем тебя. Счастья.
Теперь она в курсе событий и фактов. Так или иначе, информация – это оружие, а знание – сила. Услышанное слово – это та кнопочка, которая включает мозги абсолютно вне зависимости от вашего желания. Посеянное семя всегда дает свои плоды. Комплексы, загоны, напряжение, нервяк, неприятный осадок -  в 18-ти летней худощавой девчушке, получившей свою кличку за то, что целое лето она со своей подругой торговала на рынке меховыми игрушками, я  родил именно что-то из этого списка, потому что даже самый бессовестный пофигист вряд ли спокойно отнесется к потерянному контролю над собой, а уж то, что им несколько часов управляла чужая воля некоего хача Аслана в солнцезащитных очках, совершенно вне равнодушия. Наркопритон на хате у Игрушки был бомондным. Здесь все были из благополучных семей, студенты, инженеры, дизайнеры,  менеджеры, юристы, начитанные, эрудированные, воспитанные.  Тут можно было позволить себе выплеснуть на окружающих, которым это нравилось, самые глубинные свои переживания, чаще всего это была безнадежная чернуха, бактерии которой сидели в душах молодых людей уже годами. Бальзам.
-    Кушай, - Игрушка подсовывает Нарезке, присевшему за кухонный стол,
пепельницу с бычками.
-    Спасибо, сударыня, я воздержусь, - отшучивается он.
-    Вы у нас в гостях, - она настойчиво водит ему тарелкой прямо перед  
лицом, - значит ешьте. Вкусные, питательные никотиновые хлопья. Без витамина Е. Сделано не в России.
-    Насыпьте с собой, пожалуйста.
-    Спасибо за покупку. Дальше.
Все ржут, Игрушка успокаивается. Дальше слов здесь доходит редко.  В комнате обсуждаются политические темы.
-    Приезжаем мы на точку, - стебался завсегдатай штата Гоа и скупщик
оценок строительного института Египет, - просим мамочку, чтобы показала нам депутатов, их вывели, штук пять в ряд выстраиваются, все в пиджаках, с портфелями, все как и должно быть. Мы осветили их фарами, рожи как из телика. Подозвали одного, он корочку в доказательство показал, все честно. Взяли его. Выпили, побазарили немного, он, мол, испытывает удовольствие от того, что его покупают, как депутата. Специально афишнуть этим ему по кайфу. Там целый бизнес на этом поставлен.  Мелькать на ТВ – не для него.
Ха-ха-аха
-    Ну и как он, как женщина?
Ха-ха-ха
-    Скользкий типчик.
Ха-ха-ха
-    Не более  скользок, чем ты сам.
Бурная озабоченная фантазия куражила здесь всех. По одной дороге идут те,  кто хочет идти по этой дорожке.  Любители продажной любви из иномарок мало чем отличаются от проституток. Бог их видел вместе.  Нас объединяли самые темные стороны человеческой природы. Я не заметил того момента, когда стал спокойно, как должное, воспринимать острые истории, извлеченные из воспаленных мозгов менеджеров по продажам и заместителей директоров полиграфических фирм. Днем Андрей Михайлович подписывал договора с серьезными людьми, важничал, а вечером давился от смеха под чье-нибудь  щекотливое воспоминание о том, как у проститутки кишка из заднего прохода выпала.
-    Надо было ее отрезать.
Ржут все. Аморальные поступки – смешны. И не более того. Падение человека, вызывающее ехидную улыбку, это, в первую очередь, падение того, на чьих она устах, ибо, смеяться над болезнью другого – это уже гадство.   Каждый из нас хотел выглядеть более монструозно. Мы сами не успели опомниться, как превратились в героев программы «Окна». «В Тульской области, - говорил в утреннем шоу ведущий радио «Максимум», - майор сожительствовал с солдатами. Повторяю по-русски. Майор части своим членом ковырялся в анальных отверстиях призывников». На всю страну в прямом эфире. Так в наших сердцах исчезла мораль, вместе с которой из нашей жизни ушло все чистое и светлое.  Нравственность предполагает веру в добрые начала людских поступков, безнравственность – есть вера в начала негативные.  Все это очень серьезно. Вера – фундамент жизни. Если он установлен на мусорке, то вокруг всегда будет вонять.  Если он расположен на зеленой лужайке, то здесь всегда будет благоухать. И мусорка, и лужайка есть в каждом из нас. И в мозгах каждого есть выбор того,  где будет построена его жизнь.  Недавно мы внесли вклад в строительство своей жизни в московском клубе «Студио».  Улица Тверская. Переулок. Дорогие иномарки у входа. Ночь. Район оставлен до завтра, сегодня развлекаемся в центре.
-    Позовите, пожалуйста, администратора.
Мы никогда не разговаривали с охранниками и просили сразу вызвать более высокого служащего. Выходит суетной мужичок в пиджаке.
-    Здравствуйте, - я стараюсь брать его доверие нарочито вежливым тоном,
типа, приучен с детства, и уверенностью в своей высокой миссии.
-    Здравствуйте, - немного настороженно.
Мельница резко достает ручку и блокнот и начинает что-то быстро записывать. Человек с ручкой может быть кем угодно.
-    Мы видимо не с вами разговаривали на неделе по телефонной связи. Ваш
человек, - с долей непонимания, - почему-то не представился. Но уведомил нас, что препятствий на нашем пути не будет. Мы из, - важно брякаю первое, что приходит в голову, с чувством аристократизма, мол, он не может не знать такую организацию, - Союза писателей  «Андеграунд», - ну я и выдал,  - сейчас пишем литературно-социальное эссе на предмет ночной жизни столицы.
-    Проект патронируется Правительством Московы, - вбивает
Мельница.
Уместный акцент. Мельница с трудом окончил 11 классов, а из Ярославского военно-финансового училища его выгнали после первого курса за героин, но врать он умел отлично. Каждую ночь в поисках наркотического порошка курсанты под его предводительством сбегали из казарм в город. Балаган и блаженство. Их вычислили. Генерал-майор Черной настойчиво предлагал Мельнице стучать на товарищей.
-    В твоих анализах, - говорил он, сотрясая перед носом паренька
медицинскими бумажками, - найдены следы героина.
-    Это все ваша фикция.
-    Какая-такая еще фикция? Вот тебе Уголовный Кодекс, ты можешь
посмотреть, что тебе грозит.
-    Я ничего из того, что вы говорите, не делал. Это обман или ошибка.
Военный был неприклонен к увещеваниям молодого человека.
-    Но я могу сделать так, что твои анализы окажутся чистыми, а ты
продолжишь учебу. Для того, чтобы исправить ту ситуацию, в которую ты завел других курсантов, тебе придется на первых порах нам помочь.
Спустя несколько дней после беспардонных инициатив генерала Мельница покинул Ярославль. Сейчас в московском переулке фикцией управлял уже он сам.
-  Клуб «Студио», - похвала обязательна, - как одно из элитнейших, уважаемых и почитаемых публикой мест, - не перебрать бы, -  необходимо обязательно затронуть в нашем эссе. Вежливый персонал, вкусная пища, качественная программа развлечений. Вы понимаете?
-    Да, - настороженность администратора ушла, - конечно, понимаю.
-     Чтобы нам писать не на пустом месте, хотя я вроде у вас уже как-то был,
мы проведем здесь пару часов, никакого навязчивого поведения,  инкогнито. На 3 утра у нас назначен проход в клуб «Бункер», мы вас долго не побеспокоим.
-    Конечно, конечно. Раздевайтесь, проходите, располагайтесь.
Администратор кидается лично снимать с нас верхнюю одежду. При таком раскладе могут и бесплатно стол накрыть.  Вежливо откажемся. Наши пальто перекачевывают на вешалку, перед начальником предстают два разодетых в шмотье из сэконд-хенда персонажа.  На мне был трикотажный спортивный костюм а-ля Олимпиада-80. В таких обычно алкаши ходят.
-    Ой, - он пытается извиняться, - у нас вход строго в костюмах. Для всех.
Простите, но вы сегодня не соответствуете.
-    Да, есть немного. Специально в молодежное оделись. Уже в клубе
«Свалка» на концерте альтернативной музыки отработали.
-    Понимаю. Но, к сожалению, мы не можем вас пустить. Приходите в
вечернем, и проблем не будет никаких.
В мыслях я уже пил халявное вино. Приходится распрощаться и стучать в новые двери. В наиболее высокосветские места вход для нас этой ночью закрыт. Радует доверчивость, с какой нас встречают в клубах столицы. Люди верят в чистосердечность первых встречных, это приятно, через пол часа мы  спокойно пили пиво в клубе «Республика Бифитр», но сами могли верить в чистосердечность людей уже с трудом.