-    Лиза?
Это не Лиза, это Маша. Резиновая кукла из магазина секс-товаров по сто с лишним баксов за штуку. Она сидит и улыбается, и на голове у нее дрэды, которые приделал ей в нелепом экстазе пьяница художник-авангардист.
Художник сейчас в соседней комнате: он пьет и приблизительно через полчаса будет готов сотворить очередной шедевр в очередном нелепом приступе экстаза.
У нас вечеринка. Это, когда куча людей в одной квартире бухает, курит и жрет стимуляторы, чтобы к утру свалиться где попало, а всю последующую неделю тыкать пальцами друг в друга и вспоминать: «Да-а, это было круто, разве нет?».
Я один в комнате. Сижу и смотрю на резиновую Машу с дрэдами. Я мог бы ее трахнуть при желании, у Маши все для этого есть – производители позаботились, но беда в том, что желания никакого. Я ничего не имею против ее резины, резина – супер, но сейчас не то настроение. Я сижу и смотрю на нее. Резиновый рот напротив кривится в усмешке. У тебя красивые зубы, Маша.
Мне кажется, что она сейчас заговорит. Я жду.
Молчание.
Тогда говорить начинаю я:
-    Как тебе все это сборище?
Молчание.
-    По-моему, полное говно, ты так не думаешь?
Чуть кивнула. Или показалось?
Я постепенно вхожу в роль. Задаю всякие дурацкие вопросы своим обычным голосом и отвечаю на них более тонким и визгливым. Таким, какой мог быть у Маши, умей она разговаривать. Вечеринка в разгаре.
-    Я думаю, что все это пиздеж, холотропное дыхание.
-    Точно, - визгливое.
-    И дзен-буддизм – пиздеж.
-    Точно. Ты прав, чувак, - визгливое.
-    Я даже думать боюсь о том, что же такое служба в армии и пенсия после 40-летнего рабочего стажа.
-    Тоже пиздеж, - отвечает Маша. – И не говори-ка!
-    И нацисты – пиздеж!
-    Ага.
-    Секс, шлюхи, искусство, музыка – все пиздеж, - я завожусь все больше.
-    Да, чувак, да, - Маша улыбается в ответ. Сейчас она выглядит намного сексуальнее; обалденная резина, такая мягкая.
Я начинаю петь:
-    Государство – пиздеж!
-    Да, да! – в глазах у Маши блеск.
-    Нас дурачат, ты так не думаешь?
-    Да, да, чувак, нас дурачат. Но ты клевый, ты все понимаешь.
-    Мы куклы, Маша. Мы просто куклы. Марионетки, - я пробую петь Макаревича, но сбиваюсь, не вытянув ноту. – Я такой же резиновый, как и ты. Робот, Маша, я сраный робот. Эр-Два Дэ-Два. Все как в «Звездных войнах».
-    Да, да.
Мне хочется ее все больше. Она врубается в мои вибрации, она понимает, что мне нужно. Она не такая, как эти уроды там за стенкой. У нее даже дрэды, которые наполовину отклеились, но все равно – она похожа на сестру Боба Марли. Белая резиновая сестра Боба Марли.
Я слышу шум за стеной. Я могу почти определенно сказать, что там происходит: пяьный художник домогается до винтовой стриптиз-танцовщицы Лизы. Он не знает, на что идет. Винтовая Лиза любит трахаться. Она может делать это по 10-15 часов беспрерывно. Нужно быть абсолютным идиотом, чтобы на это согласиться. Художник в неведении.
Я абстрагируюсь от них. Я смотрю на Машу и чувствую, ясно ощущаю, как внутри меня растет чувство. Это любовь, я знаю точно. Я впиваюсь поцелуем в Машины губы, одной рукой массирую резиновую грудь. Я такой же резиновый, я белый резиновый брат Боба Марли.
Чувство спиралью вкручивается в Машу, это определенно любовь. Ошибки быть не может.
Я забираюсь на не сверху: моя резина против ее резины. Твою мать, я извращенец… спирали вкручиваются в потолок. Я вижу, что происходит в квартире внизу. Через стену. Там рослая женщина бьет пощечину щуплому мужику. У женщины пристегнут резиновый член, материал такой же, как тот, из которого сделана Маша. Лучший секс в моей жизни.
Дверь распахивается: там художник и Лиза. Лиза хихикает:
-    О-о-о…
Художник ухмыляется:
-    Клевая трава, да?
Я чувствую, что спирали, возникшие между нами, исчезают. Любви больше нет, чувства нет. Маша – кусок резины. Боб Марли умер.
Я опять облажался.