Утром свет лезет сквозь полуприкрытые шторы, острыми лучиками щекоча ресницы. Во дворе – разор, кучи мусора, лужи, нечесаные счастливые собаки заливисто гавкают на мятых, глянцево-грязных бомжей, увлеченных ежедневной проверкой мусорных баков.
Воздух тугой и прохладный, порывы ветра волокут по двору пластиковые бутылки, чумазые коты фыркают и брезгливо пробираются по слякоти на сухие кусочки асфальта. Всюду ручьи, ручьи вытекают из серых опавших куч стылого снега в палисадниках, ручьи бегут с тающих наледей на асфальте. Люки закрыты наглухо. И вода собирается в низинках и ямках, лужи и лужицы, как амебы, движутся, растут и сливаются в огромные лужи-моря.
Грохот машин на мостовой не глушит тиньканье разной птичьей мелочи и звонкие голоса ребятишек, топающих в школу на первую смену. Они похожи на гномиков из-за огромных ранцев и рюкзаков за спиной. Гномики выбирают лужи поглубже и побольше и ворошат лед и воду срезанными ветками тополей. Осколки тополиных крон валяются уже недели три на всех центральных улицах, а облупленные пеньки деревьев нелепо торчат вдоль дорог. По замыслу городских озеленителей, такая ежегодная экзекуция улучшает внешний вид улиц и благотворно влияет на само дерево, которое летом не пылит пухом просто потому, что сил нет.
Сил нет. Надо тащиться на работу. Ехать в маленьких курносых автобусах душно, пешком топать по грязи и тающей снежной слякоти – влом. Муж на Таймыре, машина – на замке. Заснуть бы до весны, гы-гы. Кофе, жареная картошка, отбивная, огурчик. Все. Ваще никуда не хочется. Но удар весеннего сырого воздуха, удар безбашенного теплого юго-западного ветра, который наконец-то пришел на нашу застывшую землю, смывает вялые сонные мысли, и я иду, все быстрее и быстрее, ошалевшая от грохота, лая, солнца и бликов света на лужах, на глазах - слезы. Чорт, опять забыла темные очочки…

SeaW