Виселый  срач  с Дундуком  и благосклонное внимание именитых хуяторов напрочь лишили миня чувства риальности.
Аноре Дебользак называл это «наутро я праснулся знаминитым».
В галове замесилось что-то типа : «Дастаевский – аццтой,  со Стройбатычем- Бог даст потягаемся исчо, а Мураками – и вовсе ипонское  недоразумение».

Вопщем хуй с ней, с  бараньей лапаткой, расскажу я вам, камрады, как  в 80-х годах прошлово века   я  укриплял обароноспасобность нашей Родины. Чтобы вы, стало быть, могли спакойно срать по ночам в сваих калыбелях. А те, кто постарше – поддрачивать и присовывать  подругам на пол-карасика под мирным небом СССР.

В эти  беспезды тижолые  для отечественной науки времена  я понял что  мои акадимические исследования в области фезиологии чирвей, легушек, катов  и прочей мрази доведут меня, молодово кондедата наук,  до галодной смерти.
То есть бабосов не хватало отчяянно.
Практически полностью перестал стоять хуй и угасла любовь к жызни.

Акончательно меня доканала  бессмысленная покупка  впрок  20-ти банок кансервов «Рыбакрупяной фарш завтрак туриста» . Это был пездец, который нельзя передать словами  или изабразить на фотографии (Дундук, ауу!!!)
Я жрал ево 2 недели  разогретым  и халодным, запивая вадой  и всуходрочку.
К исходу второй недели я надарвался .
Разум, абастрившийся от невыразимово ужаса, подсказал, что нужно сдаваться Менестерству Обароны, которое  уже тогда  было прибежищем   нищих и отчяявшихся   гражданских   припиздков.

Две недели ушли на  праверку маей лаяльности и родасловной. После этово тяжолые чюгунные варота распахнулись и я попал в Инстетут.

Инстетут на самом деле был в\ч номер ХХХ  и во главе ево стоял целый генерал-летенант. При нем калавращалась неебаная свора палковников и других  старших афицеров. Эти бравые люди  стойко несли тяготы и лишения ваенной службы  и часто рисковали своей жизнью За  время моей  работы среди них были баевые потери: один  падпалковник  выпил стакан ацетона и еще один капетан третьего ранга захлебнулся в блевотине.

В самом низу иэрархической  перамиды  были старшие летенанты, а еще ниже – штаццкие  учоные, которых за людей не считали из-за их неспасобности нести баевые дижурства  и плакать, глядя на знамя части.
Инстетут  занимался изследованием  праблем, каторые были полностью и фпезду запрещены Гаагской и Жыневской канвенциями а также Божьим законом и здравым смыслом.

Вещиства, которые мы синтэзировали и испытывали ,наводили ужас на  пендосских шпеонов. Шпеоны, по словам инстетутских контр-разведчиков, толпами шныряли вокруг. Особенно много их  якобы было  у  пивнухи с кодовым названием «Военная Мысль» и в гаражном кааперативе  напротив. С некоторыми из  шпеонов я впаследствии познакомился, а с двумя  спьяну подрался. Вреда от них большого не было, правда однажды они  зачем-то спиздили латунную ручку  от входных ворот. Думаю, она и сийчас пылится
где-нибудь в пинтагоне.

Главным в распарядке дня было в 9-00 пересечь проходную. После этого все физически крепкие  мущщины  по приказу  нашего одичавшево  генерала  шли в спортзал  где до полудня  принудительно играли в волейбол. Блять, с тех давних пор я  остро ненавижу эту игру.

Спартивный зал  с одной стараны премыкал к  виварию, где жили падопытные жевотные, а с другой – саабщался с общим каридором и лабараториями

Следует заметить, что каждому учоному  для удовлетворения его научного любопыццтва   командование выдавало следующий набор придметов:

5-7 литров спирта в месяц
2-3 живопиздые лабарантки призывного возраста.

Эта гримучая смесь  часто приводила к тому, что после аканчания игры в валейбол кто-небудь из маладых учоных  принимал 25 г. разбавленново спирта для бодрости и цынично подмигивал одной из сваих  лабаранток .
Это было равнасильно баивому преказу, каторый не обсуждается. Лабарантка бодро падхватывалась и шла в виварий, якобы для  азнакамления с жызнью  и бытом падопытных жевотных.

Аднавременно с этим маладой учоный , наморщив  свае умное ебло и напустив на сибя максемально  окадемический вид, атправлялся в  спортзал с другой стараны, якобы за забытыми трусами или иной хуйней.

Попитляв по закаулкам ,  оба  участника  этого спиктакля   встричались в спортзале  и падали в абьятия друк другу  на гемнастических  матах . Визг ебомой  (или ебуемой?) лабарантки заглушался  экзотическими  воплями  падопытных абизьян из вивария.  Вопщем  все это было очень гламурно и не лишено рамантичности.

Оддышавшись  после блядок, приступали собсно к научной работе.
Общий смысл ее свадился к тому, что при помощи нервно-поралитических виществ истриблялась хуева туча невинных жевотных, каторым была уготована роль вераятного пративника.
Тем, каторые не здохли сразу, ввадили мощные пративоядия, каторые  иффиктивно  прадлевали мучения.
Некатарые, вопреки нашим усилиям, аставались в жывых. Им вживляли  дахуя всяких эликтродов  в моск  и пытались понять, работает он или уже нет.

Вопрос  этот сам по сибе был абсолютно апстрактный, так как  однажды один из учоных офицеров  в состоянии творческого  икстаза промахнулся  шприцем мимо увертливой абизьяны.  
То исть  хуйнул сам сибе под шкурку децл  тово, от чево  накрылась бы пездой рота  зиленых биретов.
Нам удалось раздуть искру жызни  в тушке  этово ебаного  прафессора Поганеля, но с тех пор ево блистящяя научная карьера угасла фпезду.
Майор стал ссаться под сибя, плакать над пиредовицами из газеты «Красная Звезда» и  зачастил на партсобрания.
Закончил  он сваю карьеру  в састаянии тихого умопомешательства  на посту  замполита части.

Не буду утамлять вас, камрады описанием фашысских  жестокостей из времен моей  учоной молодости. Скажу только, что  спустя несколько лет  я купил  себе щенка маладой сабаки.  
Вскоре я понял, что мне легче и преятнее будет истребить весь личный састав моей части, чем причинить вред  жевотному.  Тагда я вылил в унетаз  всю каллекцию моих  атравляющих веществ, допил астатки казенного спирта и уволился нахуй из армии.
Тем более, что всех старых лабаранток я к тому времени уже переебал, а новые к нам не шли – началась  пирестройка.
Если вам  было не очень грустно фтыкать  в эти  старековские  расказы, позже я раскажу вам,  как  я испытывал на  сам на себе фармокологические  вищиства группы «А» (праобраз соврименных наркотеков) и что из этого вышло. (предвижу – кто-то подъебнет меня за эту фразу).
Эти редкие и иффиктивные  припараты, спижженные с работы,  я  тайком принимал  для увеличения своей патенции и   других фезических  и умственных возможностей.
Также паздравляю всех с харошей погодой и наступающим уикэндом: лучшим временем для пьянки , блядок и фелософских размышлений.