Я жду. Салатовое пятно аквариума мерцает в углу, окрашивая темноту вокруг себя в оливковые тени. И лишь только часы разрушают тишину. Причём не сразу, а аккуратно ежесекундно отрывая маленький кусочек. Волосок за волоском – тонкая нитка боли. А мне и без того не по себе – стою, прислонившись спиной к холодной стене, и жду.

Ну, когда же он придёт? Почему он теперь так часто задерживается после работы? А на прошлой неделе вообще не пришёл ночевать. Где он шатался спрашивается?! И ведь самое ужасное, что я вообще не могу уснуть без его тепла и этого милого похрапывания в подушку. Вот так и стою целую ночь напролёт, даже ножки от напряжения сводит, да, впрочем, и ручки тоже.

А вдруг у него появилась женщина? Опять. Только бы он её домой не приводил, а то будут всю ночь скрипеть пружинами – нервы  мои расшатывать.  Я старею на глазах, а он ко мне совсем не внимателен, совсем. Слишком  мягко я с ним обращаюсь. Чересчур. Да, что ж поделаешь – я по определению – мягкая.  Ой, кажется, шаги на лестнице! Раз, два, три…Три?! Четыре. – Так и есть, бабу какую-то ведёт.

Заскрежетал замок. Антон пропустил Зою вперед, сам вошёл следом.
- Выключатель на стене слева, - сказал он и запер дверь.
- Давай оставим так. – попросила девушка.
- Ну, хорошо, как скажешь. Вот только разуваться…
- Ой, это мелочи! – Зоя легко скинула на пол велюровое травянисто-зелёное пальто и высокие сапожки на оленьем меху.
- Тебе тапочки нужны? – крикнул Антон, поднимая в полной темноте   свалившиеся с вешалки куртки. Узкие стопы в белых носках удалились в комнату.

Вот этим-то Зоя ему и нравилась. Нет, не белыми носками, а тем,  что могла легко чего-то не заметить, не обратить внимания на  пустяк и условность. Вот к примеру, в первый раз, когда он её увидел, она его не заметила.

Высокий, широкоплечий, чуть полноватый, он выгодно выделялся среди своих более мелких  ровесников на встрече выпускников. Говорил  Антон не громко, не много и не всегда к месту, замечая это,  сдержанно смеялся, поправляя изящным жестом русые доходящие до плеч волосы. Скользящие по его лицу женские взгляды останавливались, завороженные сочетанием глубоких темно-голубых глаз с недельной щетиной. «Какой мужчина…» - проносилось в сознании наблюдательниц.  Их животики послушно втягивались.

Антон прекрасно знал, кем является, и принимал женское внимание как должное. Ему уже не нужно было много разных женщин, таких похожих друг на друга, но и к выбору спутницы жизни  он был совсем не готов. Хотя, после нескольких бутылок «беленькой», распитых с бывшими одноклассниками за встречу, он стал с большим интересом смотреть на бывших одноклассниц,    залихватски отплясывающих канкан под «Верку Сердючку».

Зоя спросила закурить. Антона почему-то удивили её ногти, короткие не накрашенные ногти, вытянутые чистые ногти на тонких пальцах сжимавших сигарету, чуть обветренных пальцах с персиковой почти прозрачной кожей. Удивительно неправильные черты лица девушки заставляли взгляд Антона снова и снова скользить то по горбинке костистого носа, то по опущенным книзу и скрытым ресницами внешним уголкам больших глаз.
- Благодарю. – Зоя прохладно посмотрела на Антона и нарочито улыбнулась, заметив его озадаченность.

Цвет её глаз менялся  от освещения. Вот и сейчас, когда Зоя сидит и  курит на полу у него дома, Антон пытается решить, серо-зелёные они серо-карие ли, изумрудные или дымчатые, хотя в темноте всё равно не видно. А Зоя задавала ему и не такие загадки.

- У тебя какой этаж? – вдруг спросила она.
- Одиннадцатый, а что? Хочешь выйти? – сказал Антон, с готовностью подойдя к балконной двери, так как комната уже достаточно заполнилась дымом.
- Э-э, нет. Я высоты боюсь. – Зоя улыбнулась.
- Чего? Чего ты боишься? – Антон поднял её с пола за подмышки и повернул к себе лицом. – Ну-ка, повтори ещё раз, я, кажется, не расслышал. Ты боишься высоты?
- Боюсь, а что?
- Жалко, просто. Там, с балкона, почти весь город видно и небо огроооомное!
- Огромное небо, огромное небо, огромное небо – одно на двоих! – передразнила Зоя.
- Точно. Пошли покажу.
Зоя перегнулась животом  через перила балкона и согнула ноги в коленях.
- Ого, а говорила высоты боишься. – Он  попытался обеспечить страховку за пояс её джинсов.
- Я пошутила.
- Не надо так вот шутить и вот так тоже не надо. – Антон обхватил её за талию и безуспешно попытался поставить на пол. Зоя плюнула куда-то в район здания администрации. Тем временем рука Антона скользнула по пояснице девушки, легонько приподняв край кашемирового свитера, ласково под него забралась, понежилась между лопаток, с удивлением обнаружив отсутствие нижнего белья, пощекотала подмышкой и потянулась в направлении груди. Зоя вздрогнула, распрямилась и, повернувшись лицом к Антону, внимательно посмотрела ему куда-то на переносицу.
- Я замёрзла, давай лучше в комнату зайдём.

Антон почесал в затылке.

- Ну, не думаю, что в моей фонотеке найдётся что-нибудь из панка. Так, что тут у нас есть, ага, Кузьмин, Никольский, не любишь? – Зоя состроила скучающую рожицу. Антон пересматривал диски. – Ума Турман? Нет? Может быть, что-нибудь иноязычное? Так-так… Нирвана, Радиохед, Дипёрпл, Поль Мориа…
- Ну, и наборчик! – пробормотала Зоя.
Антон довольно улыбнулся:
- Да уж, на любой вкус!
- Я однажды подумала, что широта вкуса, порой, означает его отсутствие. – Сказала она, глядя вниз перед собой.
- Что ты сказала?
- Да, так. Ничего особенного. Знаешь, может, не надо музыки? Давай-ка лучше выпьем.
- Какая ты изменчивая. Вино, коньяк?
- Водка. К чему изъёбываться? – Зоя зевнула.
- Ага, ты уже зеваешь. Спать хочешь или со мной так скучно? – спросил Антон из кухни. В холодильнике неожиданно нашлась  початая бутылка «Родника» и нарезка сёмги. Антон отрезал четыре куска батона, смазал их тонким слоем сливочного масла.
- Какие  смешные рыбы! – раздалось из комнаты. – Никогда таких не видела.
- Правда? Я тоже. Поэтому и купил их. На выставке. Они ужасно редкие, водятся где-то в бассейне Амазонки или Миссисипи, в Африке, короче.
- Как называется вон та круглая, похожая на отпечаток свиного копытца?
- Разве там такая есть? Что-то не припоминаю…
- А синяя, напоминающая батискаф под парусами?
- Какой ещё батискаф? – Антон зашёл в комнату, держа на металлическом подносе бутылку водки и тарелку с четырьмя аккуратными бутербродами с сёмгой, украшенные дольками лимона и петрушкой.
- Если бы мне было с тобой скучно, я бы не согласилась даже на то, чтобы ты проводил меня до остановки после встречи выпускников. А я, как видишь, сижу у тебя дома и насилую твою память, заставляя вспоминать имена экзотических рыб. – Зоя всё также сидела на полу, облокотившись спиной на тумбочку под аквариумом. Лицо Зои было поднято кверху. Антон простоял ещё несколько секунд не шелохнувшись и наконец сказал:
- Знаешь, Зоя, ты уникальная девушка. – Он поставил со звоном поднос на стеклянный столик с маленькими блестящими колёсами и подкатил его к дивану. – Вот только почему-то всё время на полу сидишь, а там сквозняки, между прочим. Не хотите ли, сударыня,  перебраться на этот замечательный неаполитанский диван?

Антон налил водку из запотевшей бутылки в две миниатюрные ёмкости и,  взяв одну из них в руку, опустился на диван. Зоя присела рядом
- Ну, за что будем? – сказала она. Антон смотрел, как Зоины  пальцы сжимают стекло, как неподвижна поверхность жидкости.
- Я выпью за самую удивительную девушку из всех, кого я знал. – Сказал он.
- Ну, что ж, – Зоя вздохнула, – а я – за красивого мужчину, говорящего банальные тосты.

- А что, он, действительно, из Неаполя? – Зоя забралась с ногами в угол дивана и похлопала ладонью по обивке.
- По крайней мере, так мне сказали в магазине. – Антон придвинулся к её коленкам. – Мало того, это авторский проект одного известного испанского дизайнера. Не помню, к сожалению, как его зовут… Но ты только посмотри на эти ручки, какие нежнейшие завитки, какая обработка дерева –тончайшая работа! А ножки, тоненькие, точёные с такими шишечками – это же просто загляденье, а не ножки! Так бы и целовал эти ножки! А спинка, облокотись, попробуй, попробуй какая удобная, так и ласкает уставшие мышцы. – Он откинулся назад и развёл руки в стороны так, что одна из них оказалась за спиной у девушки.

– Ну, что ты улыбаешься? Думаешь, я преувеличиваю? – Антон посмотрел ей в лицо. – Откинься назад, вот так. Воот. Теперь расслабься. Ну? Чувствуешь?.. – Сказал он почти шёпотом. Их губы слегка соприкоснулись. Покорно прикрыты ресницами зрачки. Антон провёл языком по её сухим солёным от рыбы губам и вздрогнул, когда прохладная Зоина рука коснулась мочки  его уха. Большая тёплая ладонь по кромке тонких  рёбер – с лёгким нажимом на шейные позвонки короткие но острые ногти за воротник его рубашки, и поцелуи строчкой по гортани и ниже, ниже – К чёрту свитер! – улыбка, откинутая назад голова, дыхание порывисто, стеснённое объятьями сильных рук – и снова поцелуи – и даже укусы, и даже больно, и микрокапли крови сквозь поры, а стоны, выдохи, вдохи, но неуклюжие пальцы - Проклятые пуговицы! И твёрдые сосочки, и ниже талии так сладко – мурашки на двоих разделены. А тонкие  ловкие пальцы тайком ремень на брюках и ласково, будто щекотят, немножко, немножко – Мой бог, какие нежные ручки! Что? Что-то не так? – ладонью узкой накрывает его губы. Он с угловатых бёдер тугие джинсы страстно до колен и ниже – лишь белые носки и кружева – Какая прелесть! Ножки богини! Потрясающие формы. Зачем же ты всё время их брюками прячешь?..

- Зима, понимаешь. В юбке задница мёрзнет. – Она встала с дивана и вытянула из-за его спины смятый в порыве свитер.
- Что случилось? Что происходит? Ты куда?
- Домой поеду.
- В половине третьего ночи? Ты с ума сошла? На чём? – Антон застегнул ширинку.
- На попутке.
- Да ты можешь объяснить, что случилось, в конце концов?
- Могу. Мне кажется, если мы будем трахаться, я почувствую себя вещью, игрушкой какой-нибудь.
- Перестань говорить намёками. Ты не хочешь меня потому, что я тебе не нравлюсь, ты считаешь меня толстым? – Зоя улыбнулась и дала ему в руки пальто.  – Ты считаешь меня глупым, да? Тебе не нравится моя музыка, не нравится мой диван, по-твоему, у меня нет вкуса? Прекрати улыбаться – я не юморист тебе там какой-нибудь, не кевеэнщик сраный! Зоя, заткнись, что ты хохочешь?! – Он схватил её за плечи. –  Думаешь я мало зарабатываю,  через месяц меня повысят … Да что ты молчишь!
- Антон, милый, я уже всё сказала. – Она погладила его по щеке. – Ты мне нравишься. Только если мы будем заниматься сексом, я …
- Ты будешь чувствовать себя игрушкой, я слышал. Но, Зоя, что за бред? – Антон притянул её к себе за талию и попытался поцеловать. – Какой ещё игрушкой?
- Скорее  всего, погремушкой. – Поймав вопросительный взгляд Антона, Зоя продолжила.  – Простейшая погремушка – это шар, насаженный на палку с небольшим утолщение на конце, а внутри этого более крупного шарика катается маленький шарик, крупинка и,  ударяясь о стенки, создаёт звук.
Антон сделал вид, что хныкает:
- Ну, какой ещё шарик, Зоя?  
Зоя уставилась в неопределённую точку пространства, зрачки её сделались удивительно широкими, как у кошки в темноте.
- Маленький свинцовый шарик, который со скрежетом катается внутри черепной коробки и с громкими щелчками ударяет то в лоб, то, бешено отскакивая,  - в затылок, рикошетом – в темя, с дикой болью – в висок… - Зоя побледнела, и её зрачки стали не больше пшенного зёрнышка. – Иногда кажется, что он пробьёт хрупкие лобные пазухи и со свистом вылетит наружу, навсегда оставив между бровей пурпурное пятнышко; как пуля в упор изнутри.
- Хорошо, хорошо. – Антон попытался поймать взгляд девушки. – Я понял, маленький шарик, тюк-тюк, тюк-тюк в голове, я понял. Слушай, а может останешься? На улице темно, небезопасно, ну стоит ли из-за какого-то там шарика нарываться на маньяков и грабителей? – Он улыбнулся. Зоя тоже улыбнулась.
- Не стоит, конечно. Но я всё-таки поеду. Провожать меня не нужно.  Позвоню тебе, скорее всего, завтра.

Закрыв за девушкой дверь, Антон включил свет и посмотрелся в зеркало на стене.  Лицо его выражало недосып и недоверие.
- Тюк-тюк, - сказал он, постучав себе  кулаком по макушке. – Тюк-тюк…  Ёбнутая, честное слово.

Щёлкнув выключателем, Антон зашёл в комнату и плюхнулся на диван. Часы показывали три минуты четвёртого.
- Какой, к чёрту, шарик?! – он вылил оставшуюся водку из бутылки в стопку. – Интересно, как же ты его туда себе засунула? Проглотила что ли? – Вопросительный взгляд был обращён в сторону Зоиной стопочки. Антон выпил залпом и, кашляя, стал жевать лимон. – Ну, ладно, ммммм… допустимммм… что шарик действительно там. – Антон дотронулся до виска и усмехнулся. –  Допустимммм…  

Ну, Слава Дубу, уснул. И захрапел, так мило. А главное один. Я уж совсем напугался, когда он эту вешалку носатую раздевать стал. Ну, думаю – конец! – Прорвёт мне обивочку своими коленками или лопатками, этажерка трёхъярусная. Вот таких женщин, нужно поролоном обшивать сначала, а потом уже в гости звать и на диваны итальянские укладывать. Фи! Никогда бы не подумал, что ему корпусная может приглянуться. Но, одумался всё-таки – со мной, с мякеньким остался, пухлик мой!

Сон Антона.

Антон открыл дверь антикварной лавки под приятный звон китайских колокольчиков. «Чем могу быть полезен?» - хозяин магазина всегда очень вежлив с покупателями. «Мне нужно средство, возможность или способ. У Вас есть что-нибудь в этом роде?» Хозяин протягивает ему ржавые ножницы с длинными узкими лезвиями и кольцами разной формы; продолговатое для ладони и круглое для большого пальца. Антон выходит на улицу. Мимо проходят домохозяйки с клетчатыми авоськами, стройные красотки на высоких каблуках, подростки в ярких майках и лохматая собака на поводке. Из богатой чёрной машины выбирается не менее богатый мужчина и вытирает лысину бумажным носовым платком. Антон смотрит на людную улицу сквозь ножницы, будто они маска или лорнет. Мимо него бредёт стиральная машина «ВЯТКА-АВТОМАТ», следом микроволновая печь, разогревающая цыпленка, вот новенькая плойка шагает на своих щипцах, а за ней лампа дневного света. – В офисе работает, наверное, или студентка. – Красный сотовый телефон с полифонией и цветным экраном рядом с оранжевым CD-плеером, выгуливают на проводке наушники. Чёрная комолая корова с алмазными глазами испражняется на тротуар компьютером, над его монитором  порхает бабочка капустница. Антон точно знает, что она вот-вот появится. Она идёт по мокрому асфальту такая живая, такая красивая в светлом плаще и тёмных очках в массивной оправе. Девушка, постойте! – Кричит Антон – она прибавляет шаг. – Девушка, подождите! Куда же вы? Антон бежит за белым плащом по улицам апрельского города, обгоняя телевизоры и восхищенные фотоаппараты, удивленные видеокамеры провожают его долгими взглядами. Плащ исчез из вида, но дорога кажется Антону знакомой. Он проскальзывает в узкий проход между домов,  в тенистом дворе ещё не стаял снег. На снегу лежит мёртвая девушка в узких джинсах и кашемировом свитере. Антон разрезает ножницами свитер, разрезает ножницами джинсы. Лишь белые носки и кружева. Антон разрезает ножницами кожу на животе, начиная с лобка вверх по средней линии. Главное на задеть потроха. Отвернув наружу края разреза, Антон вынимает из чрева девушки кремового персидского котёнка. Девушка плотно набита котятами, Ворочаются во сне, они трутся друг о друга шерстяными спинками и вырабатывают тепло и электрический ток. Антон глотает котёнка, но желудок не принимает шерсть. Антона вырвало шапкой ушанкой. Антон разрезает ножницами сугробы вокруг детской площадки, словно картон, и судорожно вспоминает, какая из лесенок, «ракета» иди «радуга»? «Ракета» поддалась. Детская площадка опрокинулась целостным куском, открыв каменную уходящую под землю лестницу, поросшую молодой зелёной травой. Антон побежал по ступеням, но поскользнулся на траве и с бешенной скоростью покатился вниз. Сначала движение тела Антона происходило по прямой. Он успевал замечать, что наклон тоннеля становится всё более отвесным. Через некоторое время тоннель будто бы повернул в сторону, появилось центробежное ускорение, и Антона прижало к стенке, но скольжение продолжалось. Антон зажмурил глаза. Его вдавливало в стену сильнее. «Радиус спирали уменьшается», – подумал Антон, - «Если впереди тупик, мне конец!» Он попытался открыть глаза. Яркий изумрудно зелёный свет. Скольжение  внезапно прекратилось. Некоторое время, Антон чувствовал, что летит, но боялся посмотреть куда. Когда ощущение полёта исчезло, он обнаружил, что лежит на газоне с аккуратно постриженной канадской травкой, недалеко от него пасётся стадо пегих коров. Красавица в белом плаще и тёмных очках сидела рядом, над верхней губой её были «усики» от молока. Девушка протянула ему кружку, Антон выпил. Молоко было холодным и очень жирным. Девушка со смехом поцеловала Антона. Он почувствовав возбуждение, опрокинул её на траву, накрыл своим телом. Она не сопротивляясь, развела колени. Под плащом одежды не оказалось. Покрывая поцелуями всё её тело, Антон спускался к безволосому бледному паху. Девушка дрожала и чуть сдавливала стройными бедрами его рёбра. Её кожа была белой и гладкой, в пупке красовалась серёжка в виде серебряного шурупа. Антон ласкает губами прохладную промежность. Антону очень хочется снять с девушки очки и  посмотреть какого цвета её глаза. Он протягивает руку к её лицу, но в руке у него ножницы, Антон выкидывает ножницы и чувствует во рту привкус машинного масла. Он лежит на асфальте на старой  автомобильной свалке, его шея меж острых  лезвий ржавых ножниц. Антон кричит. Лезвия с металлическим скрежетом смыкаются. Голова Антона упала в лужу мазута. Упала в лужу и покатилась, покатилась, скаля зубы и хихикая, прочь, прочь, прочь от Антона к забору, и легко прошмыгнула под сеткой. Антон ищет выход со свалки, бежит за своей головой. Голова прячется от него в овраге. «Не бойся. Я только хочу посмотреть, чем я теперь смотрю», - просит Антон. Антон видит себя снизу вверх, на плечах у него стеклянный шар, с особыми оптическими свойствами. Его стенки действуют как собирающие линзы, то есть все проекции окружающего мира находятся в центре шара, накладываясь друг не друга, образуя голограмму.  На дне оврага под ногами Антона лежит каменная плита с надписью голубым мелом «Заверши партию». Под надписью  девятиклеточное поле для игры в крестики-нолики. Антон просчитал все варианты: куда бы он не поставил крестик, нолики всё равно победят. «В конце концов, нужно просто завершить партию, а не выиграть…» Антон положил раскрытые ножницы в свободную клетку. Плита медленно опускается. Когда двери лифта раскрылись, Антон оказался на откосном берегу реки. Навстречу ему шла девочка Таня с большим перламутровым мячом в руках. Она то подкидывала его в небо, то снова ловила. Мяч сверкал в лучах утреннего солнца. Ветер с берега подхватил его и швырнул с обрыва. Девочка закричала, закрыв лицо ладошками. Антон смотрел, как мяч грациозно качается на еле заметных волнах и любопытные чайки кружатся над ним, как над божественным яйцом. Раздался звон китайских колокольчиков, дверь в антикварную лавку открылась. Хозяин лавки вынес голову Антона на подставке из красного дерева.  Антон видит, как в стеклянном шаре у него на плечах качается  перламутровый мяч.

Не известно сколько часов, дней, месяцев или лет проспал Антон. Но проснулся он от настойчивых трелей телефона.
- Алло!
- Привет! Я тебя разбудила?
- Мммрррффф…Да! А сколько время?
- Это не важно, я хотела извиниться за то, что  вчера так себя вела.
- Ты доехала-то нормально?
- Да, быстро. Я вчера ничего не объяснила…
- Мне, кажется, я всё понял. Я вчера так долго думал о том, что случилось, что у меня у самого голова стала, как бубенец.
- Правда? – в голосе Зои послышались нотки сомнения.
- Правда, правда, башка звенит как будто там консервная банка катается, или шарик железный.
- Шарик? А я думаю: «Куда это он вдруг пропал?»
- Что ты сказала?
-Да так ничего особенного. Сказала, что ты замечательный.