Сейчас ты- большая бестолковая керосиновая лампа с закопчёным, треснутым стеклом, из кривого разлома которого вытекают остатки света. Всё, что осталось от гордого счастливого маяка, которому, казалось, всё ни по чем, когда светлячок сердца метался в зеркалах, умножаясь и разрастаясь красным цветком над морем неизведанных чувств. Для одной единственной Эспаньолы, так и не набросившей руки швартовых на застывшие плечи кнехтов.

Что-то не заладилось там, и, терпеливо выдерживая шторм за штормом, ты уже и представить не мог другой жизни без ожидания волнующего падения якорей в своей гавани- но это всё-таки случилось- море ушло. За один день обнажились глубокие песчаные дёсны дна и зубы некогда подводных скал впились в небо, окрасив закат в холодную розовую гуашь. Стало нестерпимо больно, ведь это всё- ТЫ- море, скалы, маяк, подпирающий багряный стяг неба. Весь этот грёбанный мир, выстраеваемый с неведомой целью- тоже ТЫ. И лишь та далёкая шхуна, ласкающая стройные обводы уже другими морями и солнцем, ведомая чужими маяками в иные миры- Она.

Твоя башня, гибко мотнув головой, с размаху ткнулась в сухой, блестящий солёной коркой слёз,берег..Вздох изумленной смертностью души, звон стекла-секунду помедлив, выпиваешь прозрачную горечь и длинно смотришь в след ушедшему. На песке отполированной волнами поверхностью поблескивают мозаические фрагментики закристаллизовавшихся в глазурь мгновений. Уронив на колени остатки гордости, ползаешь и собираешь, собираешь их, бережливо слкадывая в тряпье надежд оставленное. В конце концов, обессиленно падаешь на спину и любуешься тому, что всё-таки жив. Грудь стонет под тяжелой мозаикой, на которой изображен эрзац действительности. Красивый,совершенный но абсолютно мёртвый. Как и то море, которое ушло. Чтобы обновлённым вернуться, я верю- пусть под другими флагами с парусами, лишь бы живым.