Я останавливаю тачку между Первой авеню и Ист-Ривер, придвигаюсь жопой на край сиденья, облокачиваюсь грудью на руль, достаю бутылку из-под “Снаппла”  с широким горлом, расстегиваю зиппер, подставляю бутылку под член и начинаю ссать.
          

Я работаю в кар-сервисе в Бруклине. Кар-сервис — это такси по телефонным коллам. У меня в Кадиллаке есть рация. Клиенты звонят хозяину в бэйс , хозяин вызывает меня: “Сороковой, сороковой, где ты? Прими колл, Вова. Пятнадцать, двадцать один, восемнадцатая,” — и я еду поднимать клиента на Восемнадцатую Авеню между Пятнадцатым и Шестнадцатым Стритами.
          

Мой хозяин — типичный американец, еврей Мирон, бывший электрик из села Мукачево. Когда Мирон в 1972 году вернулся из армии в Мукачево и опять стал работать электриком в электродепо, у него вдруг засвербило в заднице и он захотел посмотреть заграницу. Мирон написал заявление в профком на турпоездку в Болгарию. Ему как еврею отказали. Через полгода он подал заявление на Польшу. Ему отказали опять. “А зачем вам за границу, товарищ? — сказала Мирону председательница профкома, отожравшая на профкомовских заказах жопу до такой ширины, что эта жопа уже не пролезала ни в один электровагон. — Вы еще всей нашей страны не видели. Поезжайте на Байкал, на Тянь-Шань.” “Ах, вы, суки! — решил Мирон. — Не хотите пускать в Болгарию — уеду в Израиль!” И уехал в американский Тель-Авив — в Нью-Йорк-сити.


Ньюйоркскую карьеру Мирон начал с базы кошерного мяса. Он делал деливери  кошерных чикенов . Каждый день Мирон крал по пути по одной коробке. То украдет коробку чикен-стэйков , то коробку с тунцом, чикеном моря. Через три года Мирон купил кар-сервис и сел на вращающийся стул. Теперь на него работают на семи Кадиллаках семь шоферов — два Фимы, два Изи, Лев, Борис и я для размочки.
“Нэ объебэшь — нэ проживэшь! Зэтс ит!” — так формулирует Мирон кредо успеха в Нью-Йорк-сити.
          

Кар-сервис Мирона называется “Имунах”, что на еврейском означает “доверие. Этим названием Мирон призывает клиентов все-таки доверять нашему сервису. Мирон поддерживает в нас-шоферах гордость своей профессией. Он развивает такую концепцию: весь мир смотрит на Америку, вся Америка смотрит на Нью-Йорк, а вы каждый день ездите по Нью-Йорку взад и впэрэд. Я тоже хуевого мнения о мире, но не настолько. Мир не может быть таким гавном, чтобы равняться на команду сиволапых евреев на эскадроне списанных лимузинов.
          

Работа в кар-сервисе непыльная, если не считать пылью брызги собственной мочи у тебя на руках. Ситуация с поссать для таксиста Нью-Йорк-сити такая. Раз в день я могу поссать в “Бергер-Кинге” , раз в день в дели-гросери  на Дитмасе после кофе, а остальное делается в “Снаппл”. Частные платные туалеты уже запрещены демократическими законами, а публичных туалетов майор Джулиани еще не построил. За писс на стрите полиция майора Джулиани дает тикет в суд и штраф, а полицейская машина в Нью-Йорк-сити за каждым углом. Америка — цитадель свободы, с ударением на цитадель. Если оставить машину и углубиться в парк, то тут же получишь тикет  от полиции-тикетеров за нелегальную парковку. В рощицах между кондоминимумами прячутся патрули из секс-полиции из отдела против эксгибиционистов.
          

А сейчас моя струя несется легально, веселясь и играя. Я называю это кар-писсом по аналогии с кар-сексом. Даже если я буду делать кар-писс под флагами здания ООН, ни одна полицейская сволочь не подкопается: никто не имеет права сунуть нос внутрь машины — прайвэси, частная жизнь! Срать я приучил свой организм в одно и то же время — дома в 6 утра.


“Сделаем Нью-Йорк городом строгой легальности!” — говорит официально положенный стикер  на моем заднем бампере. Я включаю зажигание и стартую по всем правилам Департмента Мотор-Виикл  — пристегиваю сит-бэлт, регулирую сайд-зеркала, включаю сигнал поворота и трогаюсь.
          

Стартовав, я выливаю содержимое “Снаппла” из окна.