Резкий запах нашатыря саданул в нос. Я вынырнул из красноватой мглы, где плавал тысячи лет или что-то около этого. Глаза застилала мутная пелена, сквозь нее проступали нечеткие контуры руки, держащую резко пахнущий зловонным спиртом клочок чего-то белого перед моим лицом.
    - Он в норме, - голос был скрипучим и неприятным, - Кронштейны закрепил?
    - Да вроде, - проговорил второй голос, на этот раз довольно молодой и, как мне показалось, растерянный.
    - Вроде или точно? Ты хочешь, чтоб он сдох через секунду после начала?? Ты хочешь, чтоб он сдох, а? – «скрипучий» сорвался на крик и часто, астматически задышал.
    - Ладно, не ори только… - молодой голос приблизился к моей голове и послышался пронзительный свист заворачиваемого болта. В ту же секунду резкая боль пронзила висок и мерцающая где-то на периферии зрения красная муть снова бросилась мне в лицо…
    
    Я помню, что возвращался домой довольно поздно. Сначала засиделся на работе, потом долго гулял, просто так, бесцельно и бездумно. Энергия моего броуновского движения ограничивалась только линиями тротуаров и сигналами светофоров. Вокруг были лица и неон, вывески и тела, метал, камень и свет. Домой не хотелось. Как всегда. Зачем идти после работы домой, если там никто не ждет, кроме телевизора? Кабак, сто пятьдесят, салат. Потом помню, что кому-то звонил – продолжать вечер в одиночку внезапно показалось глупым и бессмысленным занятием, а главное – возможным признаком приближающегося алкоголизма. Никто не смог составить мне пьяную кампанию, все были заняты или уже слишком пьяны, чтоб куда-либо ехать или, тем более, продолжать… Помню, что познакомился с кем-то, и он принес еще, выпили, закусили, куда-то ехали, что-то опять ели и пили, куда-то долго шли…

    Свет больно бил в глаза. Огромное солнце зависло прямо над моей головой и прожигало насквозь. Пот стекал по вискам и звонко капал на что-то металлическое, наполняя помещение, в котором я находился, чистым, еле слышным звуком. Я попытался поднять руку, чтобы стереть его, но не смог этого делать. Руки не было. Может, она и была, но я не чувствовал ее. Я не мог пошевелить ничем, только веки и губы слегка дергались в ответ на мои попытки доказать себе, что я еще жив. Сквозь мерное гудение маленького солнца над моей головой, так похожего на хирургическую лампу, я услышал голоса.
    - Где его крышка? – проговорил «скрипучий» голос.
    - Я все сложил в леднике. Может, пора? – молодой волновался, его голос дрожал.
    - Да, наверное, пора… Он спит?
    - Он не проснется, будь уверен! Я дал ему полторы дозы! Он в полной отключке! – молодой сорвался на крик, часто задышал.
    «Скрипучий» засмеялся, долго и хрипло закашлявшись в конце.
    Я снова почувствовал, что меня уносит куда-то далеко, прочь из бесчувственного тела…

    Почему я не боялся? Не знаю. Трудно боятся чего-либо, когда все, что могло случиться, уже произошло. Все кошмары, мерещившиеся с глубокого детства до этого момента, были ничем, плоским черно-белым смазанным мультфильмом, по сравнению с той ситуацией, в которой я находился сейчас. Что теперь? Не знаю. Чего боятся? Когда бы вас пытали, чего бы вы боялись? Умереть? Вряд ли. Вы бы боялись боли. Только и всего. Простеньких электрических импульсов, передающихся по тончайшим белым нитям к куску серой массы у вас в голове… Странно, что смерть кажется избавлением от этого, хотя так оно и есть. Ваш страх – всего лишь реакция вашего тела на разрушения, которые ему причиняются или могут быть причинены. Кусок мяса хочет и дальше оставаться целым для того, чтоб эффективнее питаться и репродуцировать себя. Скорее всего, я не боялся потому, что мне стало все равно. Я просто хотел посмотреть, что станет с моим личным куском мяса, внутри которого мне уже давно было неприятно находиться…
    
    - Эй, проснись!
    Хлесткий удар по щеке не причинил мне боли, но привел в сознание. Я открыл глаза, увидев размытое пятно, нависшее надо мной. Постепенно мой взгляд сфокусировался, и я рассмотрел лицо человека, бившего меня по щекам.
Впалые, гладко выбритые щеки его были болезненного бледного цвета с красноватыми прожилками лопнувших сосудов. Умные глаза, тонкий нос с горбинкой, округлый подбородок – это было лицо аристократа, человека уже давно не молодого, но почему-то все равно выглядевшего гораздо старше своих лет.
- Ты здесь? Видишь меня? – спросил он. Это его голос был неприятен и скрипуч.
Попытка разлепить губы и выдавить из себя несколько звуков закончилась неудачей. Я просто моргнул несколько раз.
- Хорошо… Молодец… – проговорил аристократ, – пора… пора…
Я услышал приближающиеся ко мне шаги.
    - Спасибо, учитель, спасибо! Пора! Пора!... – голос молодого дрожал и срывался, дыхание его было прерывисто.
    - Познай его и покажи ему Бога! – торжественно скомандовал старик.
    В ту же секунду я почувствовал как мягкие волны блаженства, смешанного с острой болью покатились вниз по бесчувственному телу от моей головы. Последний раз взглянув на мир тем – ОБЫЧНЫМ – взглядом, я увидел перевернутое лицо молодого человека, стоявшего надо мной и внимательно смотревшего мне в глаза…
    
    Свет сиял вокруг и вселенные катились мимо меня на колесах сверхгалактик. Музыка мироздания шепотом громыхала и славила мое бесчестие и низменную добродетель.
Люди, изначально не бывшие людьми, салютовали мне и пели имя мое, не произносимое ни на одном из языков универсума.
Тьма излучала сияние, а свет порождал тени. Я сотворен был по образу и подобию своему же, порочен был и свят сам же себе был судия я…
Серафимоподобные жители просторов страны Я летали вокруг, и их кожистые крылья тонко пахли мускусом и теплым хлебом. Небом. Нёбом. Тихим разговором по душам. Крышам. Ласковому летнему вечеру вручая кружку чая, я трепал шелковую холку и называл тихо на ухо принципы бытия на просторах страны Я.
Кто ты? Я тебя видел давно когда-то, ты была не то свечой, не то убитым братом, лежащим на разделе двух времен – того, что было, и того, что будет. Не бойся, это только люди…
Мне было угодно встретить себя на пороге маленького храма у начала миров. Семьдесят две истертых ступени вели в три комнаты. Я говорил с собой примерно пару миллионов лет, а потом спящий в самой дальней комнате проснулся. Он был похож на меня как два желтых карлика, висящих у меня на шее. Он был я, а я был он. Мир захлопнулся за нами…

Выписка из протокола осмотра места преступления:
"…Труп лежит на прозекторском столе. Голова зажата в хирургический штатив, черепная крышка отсутствует  находится в холодильнике в соседней комнате…"

Выписка из протокола вскрытия:
"… Мягкие ткани головного мозга повреждены. На внутренней поверхности полушарий обнаружены гематомы продолговатой формы длинной десять и шириной три сантиметра каждая…
… Между полушариями мозга трупа и на его поверхности обнаружены следы спермы…"

                                    © РакетчЫк