Писал я как-то про сваево друга Михаила. В этот раз о Мише пачти ничево не будет, а будут две истории, про ево бабушку и про ево институцкава кореша.

    История первая. Маразм.

    Есть у Мишы бабушка. Точнее, она ему прабабушка. Ей блять уже 94 года, а ласты клеить она, судя по подвижности этих самых ласт, не сабираецца. Я так думаю, секрет её далгалетия заключаецца в неизбывной злоебучести. Этот антиквариат с каково-то хуя решил, што все на свете хатят её смерти, и только и думают о том, как загнать её в гроб. И вот бабуля, сабраф астатки сил и заняф кругавую абарону, периадически даёт родне прасрацца.

    Был тут у мишынава атца день раждения. Ну хуле, накрыли стол, гастей-роцтвенников пазвали, вотка, аливье, всё как паложено. А бабка с утра засела на кухне, типа, чай пьёт, и какда никаво не было, она плевала в салаты и пердела в щи.

    А на утро заявила, што «вы, суки, спиздили фсю маю пенсию и пражрали и прабухали её фчира». Бабку пытались ласково так, па-роцтвенному абразумить: «Бабуля, милая, йопта, мы тебя блять кормим, поим, гавно за табой убираем, челюсть тваю фставную палируем каждый день, а ты такие слава нам неприятные гавариш. Давай-ка ты, рухлядь неблагадарная, писдуй к себе па-быстраму, а то сдадим нахуй в институт геронтологии для опытов». Адепт идей старухи Шапакляк папиздила в комнату с явным намерением придумать какое-нить новое западло для сваих домочацев.

    Не знаю, чо ана там надумала, тока хуй суждено было её каварным планам сбыцца. На следущий день врач прописал ей паркопан, штоп не нервничала сильно, и не билась в желчных канвульсиях.

     Ну, праписал, значит, так надо. Схадили в аптеку, купили упакофку паркопана (50 таблеток) и палажыли её долгожытелю-мазгаёбу на тумбачку, абъяснив, как надо принимать.

    Весь следующий день бабку никто не видел. Тока к вечеру про неё фспомнили и решыли проведать. Мишына мать заглянула в комнату, бапка мирно лежала на кровати.

-    Слава те, госссподи! Спит нах, - сказала мама и осторожно прикрыла дверь.
-    Лекарство-то памагает, - сказала ана атцу, вернуфшысь в комнату, где они сматрели передачу, в которой рассказывалось, какие документы надо аформить, штобы сдать настаебенифшых дедоф и бабок в дом престарелых.

А на фтарой день бабушка прапала. Ну, паника, канешно. Как так, хуёмаё. У неё ключей-то от квартиры никакда не было, стало быть ,сама выйти не магла. На фсякий случай выглянули ва все окна, пятый этаж всё-таки, не шутка, могла и выпасть нахуй в припадке злаибучести. Внизу тела не наблюдалось. Мишын атец, выйдя гулять с сабакой, для ачистки совести апшарил кусты пад окнами, может, все-таки выпала и чудом выжыла, а при папытке съебацца застряла в ветках?

    Хуй там, бабки нигде не было.

    На семейном савете пастановили, што если к зафтрему блудный член семьи не найдёцца, надо писать заяву в мусарню.

    Тут как раз я пазванил Мише и предложыл выпить партвешку массандрафсково. Миша, надо сказать, никакда над такими предложениями долго не раздумывал и, не найдя, што магло бы ему памешать  асуществить моё предложение, сказал, што уже идёт, щас тока зонт найдёт, ибо дождь. Одефшысь, Михуил в поисках зонта открыл шкаф в прихожей. Из-под курток и полт торчали бапкины тапки. Раздвинув висящюю адежду, Мишок абнаружил и само садиржымое тапок. Бапку, то есть. Бапка сидела в шкафу в позе лотоса с пустой чашкой и смотрела на правнука. Лицо у неё было такое, как будто с ней внезапно приключилась Базедова балезнь.

-    Закройте дверь, маладой челавек, не май месяц, - сказала она.

Общими усилиями бабушку удалось выдернуть из засады («Репка» отдыхает). Абнаруженная партизанка дралась крушкой и кричала: «Свабоду папугаям!» С бальшым трудом новоявленную Кешу уложыли в пастель и заперли снаружы дверь в комнату. В пузырёк с паркопаном никто заглянуть не дагадался.

    Третий день прашол атнасительно спакойно, если не брать в ращот таво, што узница весь день гарлапанила гимн СССР, а в перерывах спрашывала у каво-то: «Што в маей комнате делают сорок матросов, и пачиму они утверждают, што их падводная лотка затанула под моим окном?».

    Развязка праизошла на четвёртый день.

    Утром мишына мама кавырялась чота на кухне па хазяйству. Выйдя в каридор, она увидела бабулю. Та по стенке, на полусогнутых (а ростом она и так палтара метра), со стеклянными глазами бочком продвигалась в направлении туалета. Видно было, што даецца ей этот путь крайне нелегко. Даже не заметив, а скорее, пачуствавав какое-то движение са стараны кухни, эта зыпкая канструкция замерла, пастаяла так сикунд десять и наассала на пол. Ахуевшая мама хатела было што-то сказать, но тут силы пакинули старую каракатитцу, она медленно сполза по стене в лужу сваей мачи, завалилась на бок и, вдобавок абасравшысь, заснула.

    Минут через пять, пережыв сильное нервное патрясение, мать пазвала атца и они вдваём атнесли мокрую, ваняющюю гавном, но улыбающююся ва сне бапку в ванну.

    После джакузи и душа Шарко мощщи были отнесены в комнату и положили на кровать. И какда её укладываль, атец случайно смахнул с тумбачки пузырёк с таблетками.

-    Ой, анаж наверно забыла лекарство принять! – фсплеснула руками мама и открыла баночку. Там лежала одна последняя таблетка, которую мама и тут же съела, штоп немного успакоицца. И тут до мишыных радителей стало доходить. Они хоть и не имели медицынсково абразования, но догнали, што 49 таблеток паркопана за три дня всё-таки наверно многовато.

Так вот на старости лет бабушка смагла аттапырицца па полной праграмме испытать ацкий приход. Целых три дня её страшно штырило. Астаёцца тока дагадывацца, што она видела и слышала, и как она вапще выжыла.

    Кто там у нас главный в рубрике «ЗА-легали-ЗА»? Магу предлажить девачку-кансультанта па таблеткам, правда она на пенсии давно.

    Кстати, у неё день раждения скоро. Миш, может, накурим её в падарок?



История фтарая. Ахтунг.

    Эта история не настока смишная, как первая, но я её всё-таки расскажу с целью придастиречь падонков от падобного пападалова.

    Есть у Мишы кореш по имени Геннадий. Учислись они вместе в институте. Мы с ним и с другими ево аднагруппниками бухали инагда. Ну, знаете, такие фстречи у всех праисхадили какда-нить.

-    Алебля! Здарова! Как сам! Давай фстретимся на выхадных, не виделись давно, паиздим , бухнём естессно.
-    Ооо, браза! Скока лет нах! Ап чом речь, йопта! Давай канешна! Ф пятницу сазванимся.

Ф пятницу сазвон, ну и дальше панятно. Вот и мы также.

А Гена челавек, скажем так, с нестандартным падходом к жизни. В нём практичность и рассудительность удивительным образом пересекаюцаа с распиздяйством и далбаибизмом.

    Стояли мы с ним как-то летом ва дваре и ссали, упифшысь пива. Гена был в длинном плаще. Я-то свой ручей слышу и наблюдаю визуально, а у Гены ни звука, ни картинки. Аказалось, кожа на хую каким-то хитрым образом прилипла к залупе, направив струю реско в бок. Вопщем, абассал он свой плащ с адной стараны к хуям сабачим, пака саабразил. И, нихуя не расстраиваясь па этаму поваду, Гена снимает плащ и со словами «да и хуйсним, он мне фсё равно никакда не нравился» выкидывает ево в памойку.

    Ещё Геннадий пастаянно водит домой бап. То есть блять в таком каличестве, што мать уже ахуивает с нево. Тут недавно жаловалась нам с Мишей: «Привел двух девак падзаборных, грит, они у меня спать будут. Я спрашываю: «Девачки, вы аткуда?» Они: «Да мы не месные, Гена нас в метро падабрал, сказал, если в жопу дадим, пустит к себе переночевать». У матери инсульт, катарсис мозга и выпадение валос.

    А Гене похуй. Ведёт их в комнату и ебёт абеих фсю ночь. Утром, дав в дорогу па йогурту, выганяет нахуй. И так почти каждый день.

    А однажды вапще писдец. Атъебал на улице какую-то бамжыху ванючюю и грязную, без гандона. Я ево спрашываю: «Гена блять, ты а чом нахуй думал?» А он атвичает: «Да понимаеш… до того, - грит, - мне её жалко стало… я её ебал и плакал». Гуманист бля. Как он умудряецца ничево не намотать себе нахуй, нипанятно. Такой вот челавек.

    Теперь история.
Устроился как-то Гена на работу в адну фирму. Фирма была не асобо крутая, но  содержать штат охраны магла себе пазволить. И хуяк! адним из секьюрити аказался давнишний ево друк.

Слово за слово, решыли они в ближайшую пятницу пабухать, молодость фспомнить. Приехали к дефке адной, гениной падруге, каторую он инагда паёбывал. Просто Гена решыл двух зайцев убить: и сдругом паапщацца, и бабу выебать после.

Как и што они там бухали, неизвесно, да и неважно. К ночи Гена наебенился до саплей и упал спать на диван. Пожже и эти двое скапытились и легли на тот же диван за неимением другова. Фсе трое ф каматозе. Писдато пасидели, не правда ли?

Теперь рассказываю, как они палежали.
Посреди ночи наш герой прасыпаецца от приятных ащющений в области хуя. Сначала он ащютил приятные паглажывания, а потом ево хуй явно аказался ва рту. Уж в этом Гена никак не мог ашыбицца с таким багажом за спиной. «Кажецца, у меня сасут», - сквось сон падумал он и пригатовился палучить удавольствие. А так как Гена, па ево сопственным славам, любит весь процесс наблюдать, то он дотянулся до таршера, стаящево у дивана и зажог свет.

Ево да сих пор трисёт, какда он фспаминает то, што увидел.

Гена лежал на спине, рядом мирно пасапывала девачка, хазяйка квартиры. Он не говорил, што он думал ф тот мамент, но скарее фсево приблизительно следущее: «Та-ак… она спит… значит, сасёт не она… такда кто?». Аставался друк-ахранник. Баясь в это паверить, Гена фсештаки перевёл взглят на свой хуй и замер. Перебрафшый вотки страж варот лизал Гене залупу, одной рукой держась за хуй, а другой… Блять! Гена чють не абасрался ат страха. В другой руке хуесос держал пистолет.

Гена хуёво разбираецца в аружии, но гаварит, што ствол очень был пахож на настоящий. В смысле ствол писталета. Баясь пашевельнуцца, Гена лихарадочно искал выход из ситуации. Фсё это я пересказываю с ево слов, но вы можете представить себе эту картину. И вроде блять с адной стараны смишно, а с другой… Вдруг у Гены савершенно не к месту мелькнула дибильная мысль: «Бля, а веть я щас магу не валнавацца за свой хуй, ведь он находицца под охраной тренированного вааружонного грамилы». Ну не мудак ли?

Не знаю как, Гена сам не помнит, он вырвался из крепких рук залупализа и пахватав сваю адежду, голый выбежал на улицу. Там, на скамейке, па-быстраму аделся и паехал дамой. Дома он долго мыл залупу шампунем и зачем-то натирал зубной пастой. Находясь в шоке от пережытого, Гена долго не мог не мог уснуть, но под утро фсё-таки забылся.

А днём пазванил этот блять стрелок-минетчик и спрасил, какова хуя Гена так рано съебал, не папращафшысь. И ещё пахвастался, што утром выебал хазяйку. На што Гена атветил «С пидарасами не разгавариваю» и павесил трупку. Тот пачиму-то абиделся.

И с тех пор каждый день прихадя на работу, Гена видит сваево быфшево друга на входе с писталетом в кабуре.
И каждый день ахранник спрашывает Гену:
-    Генка, йопта, ты чо не здароваешся?

            Толи не помнит нихуя, толи прикидываецца…
Гена игнарирует  вапрос и, думая о чом-то сваём, проходит в офис.


Падонки! Будьте бдительны! Пока вы спите, ахтунг не дремлет, в прямом смысле слова. Камрады, присмотритесь внимательней к сваим  знакомым, мало ли…..

З.Ы. Забыл сказать. Через пару дней после ужасного минета Геннадию пазванила та дефка, у каторой они бухали и гаварит:

-    А ты знаеш, твой друг очень писдато лижет пелотки.
-    Знаю, - чють было не атветил Гена, но вместо этого сказал, - Он мне больше не друг.