Впервые я увидел их, возвращаясь вечером из магазина. Купил я совсем немного – только самое необходимое. Хлеб, молоко, пиво, две пачки сигарет, и безнадежно устаревшую утреннею газету. Да еще два растворимых супа быстрого приготовления – грибной и куриный. Целлофановый пакет был совсем легким; я покачивал им, думая о своем, и вдыхая свежий вечерний воздух. Лестница с железными перилами прорезала склон холма, под боком у теннисного корта, на котором никто никогда не играл, а если и играл, то далеко не в теннис. Спускаясь по ней, я рассматривал нагромождение огромных камней на пустыре внизу. Выглядели они странно не к месту – как будто сказочный великан поднял огромную глыбу, и жахнул ее об землю, отчего она раздробилась на многие части. Некоторые глыбы стояли торчком, наклонно; другие лежали, создавая лабиринт черных теней и зазубренных граней, лазов, нор и переходов. Я подумал, что карабкаясь по ним наверх, вполне можно свернуть шею. Но лезть туда мне было совсем незачем, так что я лишь окинул глыбы взглядом, проходя мимо. Тут-то это и случилось.

Ужасный, животный рев разорвал вечернюю тишину. От внезапного испуга я чуть не выронил пакет, и бысто обернулся, посмотреть, что за напасть мне угрожает. Там ничего не было, только камни громоздились темным массивом. По спине пробежал неприятный холодок, и я решил быстрее идти от этого места. Внезапно рев раздался снова, и снова я чуть не выронил пакет. Зато сейчас я смог определить, кто его издает. Тварь сидела на самой высокой, выступающей глыбе, ее силуэт выделялся на фоне неба, но казался частью камня. Издавая рев, она пошевелилась, запрокинув голову, и тем самым привлекла мое внимание. Я попятился. Деталей не было видно, только темный силуэт, и страшный, яростный рев, с каким то странным всхлипыванием посередине. Присмотревшись, я увидел, что тварь не одинока – по камням шастали еще несколько теней, просачиваясь в темные провалы, прыгая, с шелестом, с камня на камень. Было слышно, как тихо сыпется гравий, скрежет когтей, и тот ужасный, всхлипывающий рев, раздающийся в ночи.

Я не побежал. Я просто быстро пошел, иногда машинально оглядываясь, убеждаясь, что странные звери не преследуют меня по дороге домой. Только заперев за собой дверь, я перевел дух с облегчением. Не то, чтобы я был особо пуглив, но страху эти твари на меня нагнали, что не говори. А самое главное – что они делают посередине города, в центре населенного района? Как они сюда попали? Я хожу там почти каждый день, но никогда не видел и не слышал их. Похоже, их там целая колония. Да и кто, или что, они такое, в конце концов?

- Бобры, - сказала моя соседка. – Это просто бобры, живут они там.

- Да ты че, ебанулась? – удивился я. – Какие в пизду бобры? Они же в реках живут, плотины из бревен строят... водоплавающие, типо. Нет, не могут это быть бобры. Может, коты какие нибудь дикие?

- А я говорю, бобры. – Соседка была непоколебима. – Посмотри сам, при свете. Значит, не только в реках они живут. Преспосабливаюца к новым условиям, хули. Жизнь всегда находит лазейку.

- Ну, бобры так бобры, хуй с ними, - сказал я, и откупорил еще одно пиво. – Скажи мне лучше, что ты думаешь о концепции сознания, описываемой Фихте. А то я уже заебался с ней.

Не то, чтобы я не поверил соседке, но сомнения у меня оставались. А потом я и забыл думать про все это. До следующей недели.

Возвращаясь вечером домой, я вдруг заметил нечто странное. Что-то изменилось на дороге, я не сразу понял, что – а потом увидел, что исчезли несколько деревьев, которые росли около лестницы, и вдоль дальней стены теннисного корта. Я подошел поближе к одному из пеньков. Дерево не было срубленно. Оно было отгрызенно. Пенек был заострен, как кол, и на срезе отчетливо виднелись следы острых зубов. Оголенная древесина беззащитно белела, а вокруг валялось множество щепок, или стружек – хуй знает, как назвать. "Бобры!" – вспомнил я, с внезапно нарастающим страхом. Неужто, на самом деле бобры? Мать–перемать, ну и дела.  

Нагромождение камней я миновал почти бегом. Отгрызенных и умыкнутых деревьев нигде не было видно; не было видно и самих бобров. Я благополучно миновал лестницу, и уже под самый конец меня таки настиг этот ужасный рев – казалось, полный разачарования оттого, что жертва ушла. Обернувшись, я увидел на гряде темный силуэт – вытянув шею, он смотрел на меня. Затем запрокинул массивную, круглую голову, и рев раздался снова. Я бросился бежать.

- Слышишь, эти твои бобры совсем охуели, - сообщил я соседке. – Они деревья там все поотгрызали. Я мимо боюсь ходить – ревут, суки. Ночью, страшно. Скажы, а бобры не нападают на людей?

- Да ты что, ебанько? – удивилась она. – Они же не хищники. Разве что колония в опасности. Наверное, поэтому они и ревут – сообщают о приближающихся к ним людях, чтобы все успели спрятаца. Подумай сам, ну что бобер может сделать человеку? Скажы мне лучше, что ты думаешь насчет такой хуйни: если Бог может все – то может ли Он создать такой камень, который сам-же не сможет поднять?

Упоминание о камне снова вернуло меня к бобрам. "А хули, бобер может, например, ногу отгрызть" подумал я, вспомнив оголенную древесину жестоко перегрызенного дерева – весьма толстого, но вслух ничего не сказал. Не хотел я признаватся ей, что меня пугают какие-то грызуны-переростки, строящие плотины. И очень зря.

Крики я услышал задолго до того, как проклятые валуны вообще показались в поле моего зрения. На этот раз крики были человеческие – женские, истошные и надрывные; первым делом я подумал, что девушку насилуют, и побежал к лестнице как можно быстрее, надеясь успеть на помощь. Про бобров я и не думал, пока не увидел перегораживающею лестницу плотину – картину настолько сюрреалистичную, что я даже не понял сразу, что я вижу. Крики тем временем становились все надрывнее, и к ним примешивался уже знакомый мне ужасный рев. Высокая баррикада из толстых, плотно пригнанных к друг другу обтесанных бревен закрывала мне вид, и перегораживала проход в самом узком месте – там, где камни подступали к стене теннисного корта почти в плотную. Обдирая колени, я подтянулся на руках, и перекинул тело через преграду.
Крики тем временем прекратились.

Первым, что я увидел, была кровь. Капли крови на грязно-белых камнях лестницы, потеки крови на валунах внизу, около земли. Валяющаяся на земле женская сумочка, с рассыпашейся бижутерией. Какие-то тряпки, тоже измазанные в крови. Приглядевшись, я увидел, что это черная шерстянная кофта. Кроме этого, на виду ничего не осталось. Мысли бегали очень быстро, я окинул взглядом валуны, надеясь заметит еще что-нибудь, и таки заметил – белую, неестественно белую руку, всю в кровавых разводах, исчезающею в темной щели высоко надо мной. Оттуда слышался слабый хруст и мерзкое хлюпанье.

Лезть на скользкие от крови камни, кишащие бобрами-убийцами я вовсе не собирался. Матерясь на ходу, я отбежал чуть в сторону, достал мобилу, и позвонил ментам.

- Полиция слушает, - раздался в трубке приятный женский голос.

- Эээ, алло, полиция! - закричал я. – Тут... эээ... экстренная ситуация... нападение диких зверей на человека, срочно присылайте патрульную машину!

- Что, куда? Мы не занимаемся зверями, звоните в ветеринарную службу, номер такой-то...

- Пизда блять! – заорал я. – Тут в кровище все, и есть жертва, по меньшей мере одна! И сейчас я сам стану жертвой! Может мне еще в зоопарк позвонить?! Высылайте блять наряд, срочно! – Я обьяснил, где нахожусь.

- А что за зверь? – спросила дежурная.

- Не спрашивай лучше, - сказал я, и отключился, еще успев услышать, как она просит меня назвать свое имя.

Несколько минут прошли как в тумане, я околачивался около камней, не смея подойти ближе, но и не теряя их из виду. Наконец наверху замигали синие отблески, и послышался скрип тормозов. По лестнице спустились два полицейских в форме, и в недоумении остановились перед плотиной. Я замахал им рукой, они неуклюже перелезли на мою сторону, увидели кровь, и вытащили пистолеты. Я подошел к ним, и рассказал, что случилось.

- Бобры, говоришь? – спросил один из них, здоровый детина стриженный под ежик. – Бобры, говоришь? Бобры?! – На меня он смотрел с неприкрытым подозрением.

Второй мент, седой и с усами, ничего не сказав, внимательно осмотрел потеки крови на камнях, и стал карабкатся наверх, туда, где я видел исчезающею в камнях руку.

- Слышишь, я бы не делал этого на твоем месте, - предупредил его я. – Их там дохуя, я не знаю сколько.

- Бобров-то? – спросил стриженный под ежик детина. – Ну-ну. – Тем не менее,
седой мент прекратил карабкатся наверх, и с сомнением посмотрел на многочисленные трещины и расселины в глыбах.

- Иди-ка, принеси из машины дробовик, - сказал он своему напарнику. Я пока здесь покараулю.

Пока напарник ходил за дробовиком, он распросил меня, где я живу, чем занимаюсь, видел ли тут до этого что-то необычное, когда именно услышал крики, и что за херня тут собственно говоря творится. Я отвечал односложно, уже жалея, что впутался в эту историю – ментов я никогда не любил. Даже когда ты ничего дурного не сделал, они все равно смотрят на тебя как на потенциального преступника, и этот седой мудак не был исключением.

Поэтому я даже немного позлорадствовал, когда он стал карабкатся на камни с дробовиком в руке, поскользнулся и проехался задницей. "Еб твою!" – выругался он, перехватил поудобней дробовик – и тут на него метнулась темная тень – так быстро, что никто не успел отреагировать. Блеснули дикие глаза, и дробовик бабахнул, из ствола вылетел сноп искр, на мнгновение осветив косматое тело, присосавшееся к шее полицейского. С криками он пытался отодрать бобра руками, но тщетно. Наконец его тело рухнуло к нашим ногам, перекатываясь, и отскакивая от валунов, как тряпичная кукла. Второй полицейский смотрел на это действо с отвисшей челюстью.

Я впервые увидел одного из бобров вблизи – грязная коричневая шкура, плоский хвост-лопата, и огромные резцы под черными дикими глазами. Морда бобра была вся измазанна кровью. Он отпустил шею полицейского, припал к земле, и, ощерившись на нас, издал тот самый ужасный рев, неоднократно слышанный мной раньше. Сердце мое ушло в пятки.

- Стреляй, мать твою, стреляй, стреляй по этому дерьму!!! – заорал я.

Полицейский вышел из ступора, и обеими руками поднял пистолет – все же как то неуверенно – словно все еще думая, что это сон. Бешенный бобер прыгнул на него, оттолкнувшись мощными задними ногами, пистолет выстрелил несколько раз, и на землю упала дергающаяся в конвулсиях тушка.

Я перевел дыхание, но это было только начало. Ужасный рев послышался снова, на этот раз многократно усиленный. Казалось, ревели сами огромные валуны. Через секунду над ними показались оскаленные морды. Коричневые тушки, не прекращая реветь, переваливались через камни, и кидались вниз. Полицейский снова открыл пальбу – несколько тушек с визгом кувыркнулось кверх ногами, но остальные накрыли бедного мента кипящим месивом из хвостов и зубов. Послышался ужасный, нечеловеческий крик. Несколько бобров бросилось на меня, я отскочил, и удачно пнул одного из них ногой в бок. С хрюкающим звуком зверь откатился, но тут-же еще один кинулся мне на шею. Защищаясь, я инстинктивно поднял руки, и почувствовал, как острые резцы глубоко входят в мое предплечье. Ярость наполнила меня, и я сжал руки, что было силы, сжимая, давя насмерть ненавистного бобра. Он неистово забился в моих руках, пока не раздался хруст, и тело не обмякло. Я швырнул его на землю. Из приоткрытой пасти зверя текла кровь – его дикие угасающие глаза нашли мои, и уставились в них, как будто запоминая.

Я бросился бежать. Бобры вроде как отказались от преследования – наверное, еды им и так теперь хватало. Я не думал не о чем, кроме как быстрее оказатся в безопасности, захлопнув за спиной железную дверь. Вокруг открывались окна, о что-то кричали люди. Наверное, мой вид был несколько странен, но об этом я тоже не думал. Я не думал о двух мертвых ментах, и об ужасных бобрах-убийцах, устроивших логово прямо у моего дома.

Наконец, добежав до дома, я заперся на все замки и закрыл все окна. Рука нестерпимо болела, и я побрел искать, чем бы ее перевязать – кровь так и хлестала, заливая пол. В кухонном шкафчике я нашел относительно чистую тряпку, смочил ее водкой и остановил кровотечение. Потом, упав на диван, я погрузился в тревожное забытие.

Когда я проснулся, на моей груди сидел бобер. Я дико заорал, и попытался спихнуть с себя эту тварь, но она крепко держала меня за руки.

- Ну что, допрыгался? – сказала моя соседка. – Говорила я тебе, не жрать эту дрянь. – Рука дико болела и ныла, когда она вытаскивала иглу из моего предплечья.
- Скажи еще спасибо, что ты отделался глюками, а не траванулся насмерть. Эксперементатор, блянах.

- Да ладно тебе, - пробормотал я, снова погружаясь в сон – на этот раз здоровый, совсем не наркотический. Бобры-убийцы... это еще меньшее из зол... в прошлый раз мне приглючились огненные змеи, разрушающие город... все хорошо, что хорошо кончается...

Она неодобрительно покачала головой, но промолчала. Я уже спал, и видел прекрасные, добрые сны про зеленый зачарованный лес, через который текла кристальная, чистая река. А бобры строили на ней плотины, и жили в мире и согласии. Ниибацца.

(с)Д.А. 03.8.04