Искусство - это источник наслаждения, оно прочищает голову, рождает эмоции, заставляет переживать и участвовать. Часто задумываюсь о творчестве художников. Почему? Да оно такое странное иногда бывает и к тому же разное. У каждого своё.

Вот Кузьма Сергеевич Петров-Водкин, к примеру. Петров, он тогда ещё не был Водкиным, свою вторую фамилию присоединил к первой по вполне простой и надеюсь понятной причине. Петров горячо любил народный продукт. И не только любил, но и употреблял его с большим удовольствием. Много употреблял. И чем чаще и больше он употреблял, тем значительней с ним происходили перемены. Если водку пьёшь не жалея денег, наступает такой момент, когда тебя посещает белая горячка. Вот когда она первый раз пришла к Петрову, ему показалось, что у него волосы на голове, встав дыбом, начали вылазить. Он удивился необычности ощущений, даже испугался немного и побрился налысо. Чтобы не пугаться.

Это не помогло. Многие вещи сразу мы не понимаем. Необходимо какое-то время для осознания. Петров продолжал пить и бриться (со страха). Со временем он понял, что волосы тут ни причём, но бриться уже привык (втянулся, что ли). Водку, как вы, наверное, понимаете, он не просто пил, а пил регулярно, увеличивая дозы. Начинает меняться и творчество Кузьмы Сергеевича. К этому времени уже произошла подстановка второй фамилии – Водкин. Так что, в дальнейшем, и мы будем называть его Петров-Водкин.

Так вот перемены. Сказались они, прежде всего на угле зрения, под которым художник смотрел на предметы. Не только на предметы, но и на саму жизнь. Конечно, попробуй стоять у мольберта и рисовать ну, к примеру, натюрморт после литра водки. Всё плывёт перед глазами, тебя шатает, падая, ты налетаешь на разные предметы, постоянно пачкаешься красками (а они не дёшево стоят). Это ужасно – постоянная потеря равновесия. Вот он и устраивался в самой непосредственной близости у стола, прижимался к нему всем телом (так меньше бросает и швыряет по сторонам), и писал. Потому почти все его натюрморты написаны или сверху или с искажённой перспективой.

Среди них и знаменитая «Селёдка»,  и «Натюрморт с зеркалом», и «Утренний натюрморт», и «Натюрморт с самоваром», а такие натюрморты, как «Свеча и графин», «Виноград», «Натюрморт с письмом», так и вовсе очень даже красноречиво свидетельствуют о наклонностях автора. Все они содержат изображение обожаемого напитка. Или в графине, или в стакане.

Некоторые свои полотна он писал на четвереньках, уставившись в пол или землю. Отсюда и очень поднятая линия горизонта. А как ты напишешь по-другому, когда кроме пола или земли ты ничего не видишь? Голову-то не поднять, никак. Тем более что приходилось постоянно блевать. Среди работ этого периода «Смерть комиссара», и «Вид Самарканда».

С цветовосприятием тоже были проблемы. Он постоянно путал цвета, галлюцинировал и уже не мог отличить реальность (в состоянии белой горячки), от устойчивого бреда (так же в состоянии белой горячки). В один из своих запоев он увидел Сергея Есенина мчавшегося на розовом коне, и совершенно нормально, что, придя, домой, и, выпив ещё водки – есенинский розовый конь в интерпретации Петрова-Водкина, стал красным конём. Автор только самую малость усилил в картине своё ощущение цвета. Он так и назвал работу «Купание красного коня». Так, что если кто-то видел эту работу – он может без труда сопоставить мальчика на коне с молодым Есениным.  Потом, в конце жизни Петров–Водкин вернётся ещё один раз к этой, запавшей в душу теме, дополнит полотно новыми подробностями (к тому времени болезнь прогрессировала), и конь получился летящим в воздухе. Картину он назвал «Галлюцинация», что означает фантазия, её так и называют в искусствоведческих кругах «Фантазия».

Аналогичные проблемы испытывал и художник Михаил Врубель. Он не брился наголо, его болезнь уже протекала в депрессивной фазе, и нет совершенно ничего удивительного  в том, что краски на работах Врубеля синие, фиолетовые, давящие. Вы проследите внимательно весь творческий путь художника. Ему приходилось совсем не сладко. Однажды с Мамонтовым (основательно напившись), они поймали служанку и начали её ощипывать. Им показалось, что служанка была вся в перьях. Они приняли её за огромную птицу, сказочную птицу, залетевшую в имение. В результате (а память устойчиво сохраняет наиболее яркие по впечатлениям картинки), родилось бессмертное произведение «Царевна-лебедь».  Несчастная девушка после этой пьяной выходки вполне интеллигентных и образованных людей – тронулась рассудком, и все оставшиеся до смерти дни действительно представляла себя сказочной птицей и время от времени ощипывалась, но уже сама.

А вот картина «Пан» - по мнению многих современников – автопортрет художника. Утверждают, что именно таким его и нашли в подмосковном лесу гости Мамонтова. Совершенно голым, посиневшим и опухшим после недельной пьянки. Он скитался вокруг усадьбы, одичавший, заросший щетиной. От отчаяния он залез на пень и привлекал к себе внимание, дуя в связанные гильзы от охотничьих патронов, коих вокруг усадьбы валялось в невообразимом количестве. Гости, часто подвыпив, шли в лес пострелять по бутылкам. Это уже потом (по совету друзей и искусствоведов), Врубель, остроумно заменил гильзы на свирель.

А «Поверженный демон» - конечно, не что иное, как изображение одного из гостей Мамонтова, свалившегося с высокого крыльца в состоянии полной невменяемости и найденного в предрассветных сумерках самим Врубелем, возвращающимся со станции после неудачной попытки отьезда в Москву, он, отправившись выпимши, заблудился и не нашёл дороги к станции. И благодаря какой-то случайности – мы имеем возможность наслаждаться этим полотном.

Не легко живётся художникам. Но это интересная жизнь (не жизнь, а постоянный подвиг), и она оставляет нам проекции удивительного мира, пропущенные через болезненно-воспалённое сознание их авторов и запечатлённые на холстах. За что и искусствоведы, и мы, простые люди, им глубоко признательны.

1924 год

Степан Ублюдков  историк, искусствовед, меценат