---
/Мише/

На далеком чужом наречии,
с птичьим голосом, в ползунках.
Человечнее и человечнее.
Улыбается в облаках,

улыбается, улыбается -
хорошо ему до небес.
Глазки щурятся и слипаются.
Полнолуние - лунный рубец.

Дышит скомканная галактика,
оживает сказочный лес -
и несет моего космонавтика
сквозь уключины лунных колец.



перелет

Слишком тесно. Как будто бы мой самолет
переполнили всякие пассажиры -
много негров, вьетнамцев, южных индусов -
все не мылись дня уже где-то под три -

вонь такая, что некоторые блюют.
Испражняться приходится под себя -
туалет забился прокладками,
перемешанными с дерьмом.

Так лечу - всё вокруг смердит и пердит.
Дотянуться бы шеей в иллюминатор,
чтоб увидеть белые облака
в золотых отливах вечернего Солнца.

Москва. Город-кратер. Лечу -
удаляюсь совсем в какое-то детство -
школа, галстук, значок, проебался дневник,
умер Брежнев, начинается блядство -

все ебутся, народ охуел и завис,
наблюдая за этим отчаянным стоном.
Мне становится в общем-то заебись -
я уже собираюсь по тюрьмам и зонам,

мне уже до пизды и давно пополам,
мне уже и не хочется даже вернуться,
и не хочется ничего-ничего -
так всего до хуя, что могу пиздануться.

Детство-детство, куда же ты от меня
улетело, куда же ты сквозануло?
Все, что есть у меня - однозначно хуйня -
и пиздец, как еблом не верти.

Слишком тесно. Слова завязали мешок.
Как угодно - но ничего не видно.
Остается только электрошок.
Остается только электрошок.



---
Перекресток, перекладные,
переполненное метро,
пальцы ужаса ледяные,
остановленное ядро

этой глупой, нелепой планеты.
В роли мальчика для битья
будет каждый… да будет это!
…через день без еды и питься

даже я передумаю снова
не один удивительный раз.
…и сорвется неловкое слово -
пидорас… пидорас… пидорас…

Как в тумане проносятся годы,
оставляя немые следы -
чтобы вспомнилось без икоты,
без заглядываний в зады.

Пусть уносятся брачные игры -
я еще постою на краю.
…и мерещатся острые иглы
в этом опиумном раю.



---
За далекой вон той горой,
где фашист в землю штык вонзал,
горевал пионер-герой
перед тем, как взорвать вокзал.

Горевал он о том, что жизнь
невозможно опять начать,
и поверить в антифашизм,
и дожить до детей и внучат.

Горевал он о том, что быт,
и о том, что совсем мудак,
и о том, что отец - ваххабит,
и о том, что вся жизнь - не так.

Горевал он и день, и ночь.
…в той степи замерзал ямщик -
больше он не увидит дочь.
…и сидел на печи печник.



---
Тихо приходят врачи -
отнять у меня Интернет.
На видеофильмы дрочи!
Справедливости больше нет.

Каждый из этих врачей
хочет ко мне в нутро.
Я остаюсь ничей
и погружаюсь в метро


собственного "никогда".
Мимо стекла бегут
вагоны, люди, года -
оторопью секунд,

привкусом немоты.
Докторская западня.
Врачи - те же менты,
только при свете дня.



---
Место войны и разрухи,
холода и чумы.
Тянутся, тянутся руки.
Тянется все, чем мы

долго и нудно болеем,
вскрикивая по ночам.
Становится потеплее.
Не вышло б чего сгоряча.

Как рубану наотмашь!
Как приколю к стене!
Будешь тогда мне… то-то ж…
Знаешь, в какой ты стране?

Думаешь, в зазеркалье?
Хуюшки, дорогой.
…буду теперь икать я
заполночь над рекой.



---
Шли в никуда косяки перелетных уродов,
вдруг оторвавшихся от очумевших небес,
и погибала в лесу окруженная рота -
без провианта, без пополнения, без

глупых и пошлых в такой кутерьме оговорок.
Пахло бензином, и прочая мудатень -
белая-белая, как сметана, как творог,
как ослеплённый, как заснеженный день,

как остановка прихотей и желаний
что-нибудь значить еще до начала того -
самого первого всплеска переживаний.
…не оставляя шансов - ни одного.



---
Завтрак, обед и ужин.
Солнце из-под навеса.
Он будет ей верным мужем,
если она, как невеста,

он будет ей верным стражем,
как Винни Пух, как кошка,
как во сне каком-нибудь страшном,
как пошлости нашей окрошка,

как раненый минометчик,
как выброшенный на сушу
отважный японский летчик,
как ветер в лютую стужу -

холодно и не к стати,
глупо и безразлично.
…такие дела, касатик.
Не принимай все лично.



---
Биллиардные шары катятся.
Остается только то, что сбудется.
Можно целую жизнь горбатиться -
однохуйственная вечно распутица,

и совсем ведь до пизды фантики
и другие повороты улицы.
Завяжу-ка я потуже бантики -
может что-нибудь тогда сбудется.

Как-то слишком все вокруг заснежено,
заколдовано, заштриховано,
запаковано, закручено, заезжено,
запеленато, оцинковано.

Как-то кажется - все кажется и кажется,
что получится не только то, что сбудется.
Добрый - молится. Глупый - кается.
Остальное само позабудется -
отрыдается, отъикается.



---
Философствую, блядь, философствую -
охуеть, до чего прет -
ненавижу - любой социум,
магазины, рынки, народ,
телевизор, газеты, знания,
докторов, продавцов в трико,
запах среднего россиянина
и угар мирового слияния,
хоть до этого и далеко.

Философствую, блядь, философствую -
удивительно самому -
ненавижу - того, кем создан,
им построенную тюрьму,
пафос тронутый воспитанием,
мусоров, алкоголь, сумо,
и фигурное, блядь, катание,
и так далее, и так далее:
...черт бы с ним - отомрет само.