Что-то не то? Что именно Сережа? Не знаю, но определенно что-то не то. Что-то как будто бы куда-то лезет, закрыв свои глаза, словно крот, обдирая об бетон веки, голову и спину. Думаешь, сможет он через бетон то? Еще бы. На то он и крот.

Я видел людей, видел, как они дрочат за углом дома, я туда никогда не пойду, там грязно, там скользко, там прилипли к карнизам их плоские тяжелые фантазии, не дай бог упадут мне на голову, обрызгивая меня кухонной бытавухой и бессмысленными разговорами по телефону. Я потерял любовь, ради которой живу, ради которой торчу. Мир. Мой Мир. Пока я один, в нем нет насилия, в нем любовь и позитив. Но как только я зайду за угол, все это сотрется, все испарится.

Мне стыдно за свои слезы, за убитые вены, за грязные мокрые простыни, за растерзанную собаками любовь и за уничтоженную вашими сапогами теплоту моего сердца. А весна, Сережа? Ведь скоро весна? Птички, зеленая травка, оттаявшие души? Сейчас начала января. Сейчас мороз. Сейчас замерзаешь в общественном транспорте. Сейчас замершие физиономии знакомых, находящихся если не под кайфом, то под тяжелейшими депрессиями, в которые окунаешься сам, но в отличие от них не засиживаешься там, поскольку можно что-либо попечатать и выложить свои мысли, свои чувства безнравственной пошлой бумаге.

Любовь, ради которой я готов отдать жизнь, преследует меня, не проявляясь отчетливо. Я не могу её понять. Хочется сделать мир добрее, хочется, чтобы все улыбались и ни кого не парили, хочется, есть со всеми из одной общей миски, хочется Free Love, хочется цветов, хочется приятных запахов. Но чувствую только запах солярки, из близ лежащего трамвайного депо и раз по несколько разогретых щей из его столовой. О, русское скоморошество. О, русское пьянство.

Вчера купил новые ботинки. Не плохие довольно-таки, мне нравятся. Аккуратные.

Работа то же надоела. Всю жизнь работать? Не лучше ли торчать, Сережа? Лучше болеть. Сейчас "налепил больничный для отмазки, напоминаю всем больного пса", но зато я дома и могу заняться приятным делом, могу сходить к кому-нибудь в гости, к тому которого не видел очень давно и которого хотел бы увидеть и накурить.

Мир прекрасен, если ты в нем один, и он подчиняется тебе. Все остальное давление. Все остальное любовь. Находишь ее - едешь молодым бычком на бойню, теряешь - становишься потребителем мясоколбасных изделий. Третьего не дано. Можешь обезумевшим кротом полсти сквозь бетон, но ни куда все равно не денешься.

Не лучше жить хищником, чем жертвой, Сережа? Безусловно. Но как это можно осуществить, когда к этому у тебя нет ни желания ни потребностей. Твое место дно, подвал из которого нет широкого окна в прекрасный мир счастливых людей и деревянных буратин. И узкого тоже нет. Вообще окон нет. Ты сидишь в нем с самого детства. Детсад, школа, университет. Ты превращаешься в зверя, который может даже укусить, которого могут и надо пристрелить. Ты вырываешься на свободу. Топчешь в грязь любовь. И, осматриваясь, понимаешь, что всем до тебя нет никакого дела, пока ты не превратился в копченую колбасу, в салат "Оливье".

И тогда ты находишь другой мир, свой мир. Движение, которое обуславливают поиск и добыча. Твой организм сам себя стимулирует на действия. И это заполняет твою жизнь. Любовь. У тебя безграничная любовь, но не кому ему подарить. Тебя продадут вместе с ней за чек героина.

У неё такие глаза, у неё такая душа. И если ты к ней подойдешь, она тебя отдастся. Держи в руке только сотку. Но неохота извращений, не охота похоти. Хочется вытереть с глаз её слезы и подарить всю свою любовь только ей одной. И пусть она её продаст. И пусть она её проторчит. Огромная и бесполезная любовь не стоит одной её даже самой крохотной почти не заметной улыбки. Прекрасной улыбки. Не оскверненной грязной посудой и желанием купить новую мягкую мебель.

Однажды при свете луны мы лежали на полу и рисовали на телах друг друга акварельками. Я водил мягкой кисточкой по её нежному телу, она по грубому моему. Тогда мы были счастливы. Несколько часов отдыха между действиями, между кайфами и между отходниками.

Продираясь словно крот, через бетон, чтобы не стать мясом, собирая по пути использованные шприцы и сливая с них капли, в поисках того смрадного места, в которое можно было бы засунуть свою никому не нужную любовь.

Сергей Трехглазый.