Али-бабу поначалу знобило, корчило и передергивало. Он свисал вниз головой с восьмого этажа, штанами прицепленный к рукам своего собутыльника Чубайса. Али спрыгнул с балкона, и давно цветной капустой его мозг разбросался бы по выжженной сери тротуара, если бы не Толик, схвативший его за неприятный неровно остриженным ногтям, зато прочный синтетический материал легких черных брюк без подкладки. То же бы с его мозгом произошло, не выдержи вдруг веса Али плетеный ремень с китайской толкучки; однако, в последнее время Али больше пил, нежели кушал, и это, с одной стороны, помогало ремню не порваться, а с другой, создавало опасность сползания штанов. Как бы то ни было, через час после прыжка Али привык к своему положению и уже стал даже перекидываться со своим держателем короткими спокойно-злыми фразами:

- Пусти, гад.

- Не пущу.

- И не пускай.

- Не вякай.

- Не дергай.

- Я хочу вытащить.

- А по сопатке?

- Дебил.

- И дебил.

- Зачем прыгнул?

- Надо.

- Псих.

- И псих.

- Руками схватись.

- Тяжело?

- Да.

- Пусти.

- Упадешь.

- Я и хочу.

- Псих.

Внизу толпились игрушечные любопытные, часто указывая микроскопическими пальцами вверх и вопя что-то неразборчивое, возбужденное, не в силах уйти из-за ожидания самого интересного - падения, - но и не пытаясь помочь: никто до сих пор не вызвал скорую, пожарных или еще бог знает кого из тех, чья роль - заниматься подобными случаями профессионально. Тем не менее, кто-то настойчиво колотился во входную дверь квартиры, не разумея, по-видимому, того простого факта, что отпусти Толик штаны и пойди открывать дверь помощникам, Али тут же свалится и разобьется. Ветер окреп, заморосило, и штаны начали пропитываться маслянистой влагой грязных городских осадков. Чубайс почувствовал, что ткань вот-вот выползет из его рук, нецензурно запаниковал, перехватывая штаны покрепче. Стоная, отдышался и продолжил разговор:

- Зачем прыгнул?!

- Прыгнул и всё. Пусти, гад.

- Не пущу, пока не скажешь. Скажешь - быть может и пущу.

- Все равно ведь не пустишь!

- Посмотрим. Жить надоело?

- Надоело!

- Ну и повесился бы себе. Зачем ко мне пришел и с моего балкона прыгнул? Подставить меня захотел напоследок? Будто, я тебе что-то плохое сделал.

- Не хотел. Так получилось. Обстоятельства.

- Какие еще обстоятельства, болван?

- Страдания. А ничего нет. Я только после четвертой понял. Сразу бросился.

- Ты чего гонишь, гад? Издеваешься?

- Долго объяснять.

- Ты куда-то спешишь?

Али-баба глубоко вздохнул, подтянул руки и стал обшаривать карманы брюк, покуда не выудил из недр их помятую сигарету "Луча" и прозрачную китайскую зажигалку ядовито-синего цвета. Чиркнул. Опалив брови шипящим пламенем-гигантом, матюгнулся. Задымил, пряча сигарету в ковшике руки.

- Понимаешь, Толян, тут какое дело... Видишь всё вокруг? На самом деле ничего этого нет, как такового. То есть, оно, конечно есть. Но ни у одной вещи нет собственного, независимого существования. Все объекты - это абстракции от их контекста, а на самом деле они не отделимы от него. И субъекты... Вот я - это что? Я - это мозг? Тогда, когда я говорю "я иду" - это мой мозг идет?

- Не тупи. Ты - это тело, всё в совокупности. Как система.

- В том-то и дело, что система - это абстракция, любая "устойчивая" структура мнима и временна. Если мне отрезать ноги и руки, я продолжу оставаться собой? А если разрезать меня на куски? Во мне нет ничего такого, о чем я мог бы сказать - это я. Все мои клетки и атомы с момента моего рождения, наверняка, заменились на другие не раз. Но не в этом дело... Вот ты сказал после четвертой: всё преходяще. И это правда, всё преходяще. Но я понял одну штуку: всё проходит, а страдание остается!

- При чем тут страдание?

- Вот подумай: ты желаешь что-нибудь - ты страдаешь, ты мечтаешь о чем-нибудь - ты страдаешь, ты болеешь - ты страдаешь, ты хочешь спать - ты страдаешь, тебе нагрубили - ты страдаешь, ты ревнуешь - ты страдаешь, ты любишь или ненавидишь - ты страдаешь, ты хочешь кушать или в туалет - ты страдаешь, у тебя нет денег - ты страдаешь, ты всегда страдаешь, всё - страдания! Независимо от того, понимаешь ты это или нет.

- Ну, с некоторой натяжкой можно назвать всё это страданиями...

- Не только это, вообще всё - страдания. И я знаю причину страданий. Эта причина - неведение, непонимание того, что не из-за чего страдать.

- Хм... Но всё преходяще. Хочу девушку, трахнул - на некоторое время перестал хотеть, а годам к восьмидесяти совершенно перестал. Или вот, дали мне в зубы, страдаю, пройдет месяц - я и вовсе забуду.

- Всё проходит, меняется, но страдание остается, потому что остается его причина - неведение и порожденная им привязанность к вещам.

- Но зачем ты бросился-то?

- Из-за того, что всё бессмысленно. Незачем жить: человек, культура, человечество, наука, вселенная - всё пусто и бессмысленно, причем чревато страданиями для человека. Нельзя убрать это неведение, оно часть нашей природы.

- Постой, а просветленные? Не лучше ли тебе стать буддой или еще черт знает кем?

- Ну как ты не понимаешь? Бессмысленно полностью и окончательно осознавать пустотность всего существующего. Вот все объекты пусты от самобытия, лишены некоей абсолютной сущности, которую мы им приписываем. "Я" также пусто (как объект), различение "я - не-я" иллюзорно (поскольку все объекты - абстракция; и "я", и "не я" суть одно - пустота). Познание пусто, оно есть процесс "переливания из пустого в порожнее", проявление способности "я" познавать "не-я" (или "я", что безразлично). Итак, всё - пустота, и сама она лишена самобытия, как все объекты. Может быть, я что-то сказал не слишком удачно, но логически тут всё безупречно, по крайней мере было так до тех пор, пока я не выразил эту структуру словами. В общем, реальность мира, в котором мы живем - пустота.

- Вот именно, пустота - это отсутствие сущности предметов, в этом и есть основная тонкость! Если осознавать реальность правильно, не впадать в заблуждение, приписывая предметам (и особенно себе любимому) какую-то ценность, значит не будет желаний и страстей, не будет страданий. А если будешь думать о предметах, как о имеющих какой-то смысл, существующий вне тебя, тогда и получаешь в результате страдания. Какую, например, ценность имеет бумажка, достоинством в сто долларов? Это даже не деньги! Это документ, дающий право на деньги. Да и деньги, убери из мира всех людей, никакой ценности не имеют... Да и шедевры искусства... Да и сами люди...

- Ты подожди! В буддизме есть такая фишка, как сострадание, и она мне не нравится. То есть, с точки зрения буддиста, человек, осознавший пустотность, иллюзорность бытия, просветленный, обязательно проявляет неимоверное сострадание к другим (почему Будда и пришел людей учить). Так вот, я думаю, что он ничего не проявляет, и Будда, будь он просветленным, не пришел бы учить, а тогда либо всё - подлог, и просветление невозможно, либо я в чем-то заблуждаюсь. Вот смотри: освобождаясь от омрачений, от неведения, приходится освобождаться и от сострадания другим живым существам в числе прочего: оно ведь также основано на неверном восприятии реальности, в частности, подразумевает самосущее бытие этих самых живых существ! Какое буддам дело до страданий других?

- Нет, по моему, сострадание - это естественное проявление чистого "сознания", то есть ведь если нет различения между "я" и "не-я", то все существа - это ты, существа страдают, и это твои страдания тоже, они будут тебя постоянно обламывать.

- Если не делать различения "я" - "не-я", действительно, мир и я - это одно и то же, однако, иллюзорность "своих" страданий при этом осознана, а "чужие" не будут вносить диссонанса: у "меня" не будет какого бы то ни было отношения к "чужим страданиям", кроме того, "я" не буду ощущать "их", как некую чужеродность среди прочего всего, из-за отсутствия деления на "них" и "не-них".

- Все-таки бодхисаттвы сострадают живым существам, это спонтанное сострадание и по силе в миллионы раз превосходит наше "бытовое" сострадание.

- Сострадать бодхисаттва может только будучи привязанным к концепции "живых существ", то есть различать: "вот это "я", я сострадаю, а вот это "существа", им я сострадаю", а так думать просветленный не может, потому что "я" и "существа" для него - суть одно. Он не делает различения!

- Бодхисаттва не привязан к представлениям о "существах". Есть хорошо известная на западе Алмазная Праджня-Парамита сутра, в которой Будда сказал Субхути: "Все бодхисаттвы-махасаттвы должны так овладевать своим сознанием: сколько бы ни было существ, должны думать они, рождающихся из яиц, рождающихся из утробы, рождающихся из сырости или рождающихся вследствие магических превращений, имеющих физический облик или не имеющих его, мыслящих и не мыслящих или не мыслящих и не не мыслящих, всех их должен я привести в безостаточную нирвану и уничтожить их страдания, даже если речь идет о несчетном, неизмеримом и бесконечном числе живых существ. Однако в действительности ни одно живое существо не может обрести нирвану уничтожения страданий. И по какой причине? Если бодхисаттва имеет представление "я", представление "личность", представление "существо" и представление "вечная душа", то он не является бодхисаттвой. Субхути, бодхисаттва, упроченный в Дхарме, не должен совершать даяние, будучи привязан к чему бы то ни было, не должен совершать даяние, будучи привязан к видимому, не должен совершать даяние, будучи привязан к слышимому, обоняемому, вкусоощущаемому, осязаемому или же будучи привязан к дхармам. Субхути, бодхисаттва, совершающий таким образом даяние, не имеет каких-либо представлений. И по какой причине? Если бодхисаттва, не имея представлений, совершает даяние, то обретаемую счастья нельзя даже мысленно вообразить".

- Противоречие остается. Если бодхисаттва не имеет ни представлений о живых существах, ни привязанности к ним, то не имеет побуждения к попытке уничтожить их страдание. Совершить даяние без привязанностей и представлений, то есть, гипотетическое "чистое" даяние, бодхисаттва не может принципиально: чтобы совершить собственно даяние, ему необходимо действовать, исходя из представлений о живых существах (и о даянии), более того, из привязанности к существам (без которой я не вижу возможности сострадания), что автоматически делает из него не-бодхисаттву!

- Ом мани падме хум.

- Сострадающий бодхисаттва - это чудо, понимаешь?

- Ом муни муни махамуние соха.

- Ты веришь в чудеса?

- Ом а гуру ваджрахара вагиндра сумати шасандхара самудра шри бхадра сарвасидди хум хум.

- Ом таре туттаре туре соха.

- Ом ом ом сарва будда дакинийе ваджраварнание ваджравайрочание хум хум хум пе пе пе соха.

- Ом а гуру ваджрадхара вагиндра сумати шасанадхара самундра.

- Мигме дзеве тэрчэ чэнрэзи диме кэбе ванго жамбиян дубду малуй жомцад санвидаг ганчен кэбе дзугьен цзонкхава ловсан дагви солвандеп.

- Ом ара паза нади.

- Дза хум бам хо.

- Джо рамо-дже рамо-дже рамо-тендже кала ракщимо рамо-апща тапще хум джо хум.

- Ом ваджрапани хум пе.

Чубайс отпустил штаны, задумчиво почесал ухо и вернулся с балкона в квартиру. Налил себе полный стакан водки, выпил, сморщился, как слива из пакета с сухофруктами. Подошел к окну на кухне и распахнул его, подставляя затылок душу разошедшегося дождя. Посмотрел на потемневший безлюдный тротуар, потом на тополь, где реяли черные синтетические брюки без подкладки, принесенные ветром. "Миг-ме дзе-ве тер-чен чен-ре-зи ди-ме кен-бе ванг-по джампел-ян ду-пон ма-лю джом-дзед", - подумал Чубайс, - "Сан-ви-дак ган-чен кен-бе цзуг-ен цзон-ка-па лоб-сан даг-бе щав-ла со-ван-деп".