Он не помнил, как выбрался из-под земли на поверхность. Над ущельями, мелькающими во вспышках молний, нависли черные тучи, шквальный ветер гнет к земле деревья, а по размытым дождем тропинкам текут потоки грязи. Пока, он бежал, то и дело падал, - кровь, идущая из ран, смешивалась с грязью, и вместе с ней смывалась дождем. Вскоре показался дом его хозяев, стоящий на косогоре, и мастерская. Далеко внизу лежал, на берегу океана, город. Нигде, кроме маяка, высвечивающего океан в поисках неведомого чудища, не горел свет, только со вспышками молний отпечатывались вдали черные фигурки домов и стоящих у доков морских крепостей. Наконец, он ввалился в мастерскую, включил свет, запер дверь и бросился на кровать.

Огромные механические чайники окружают его и дьявольским светом горят их глаза. Начинаются раскаты грома, и чайники разрывают его на части. Он открывает глаза. Ярко горит электрическая лампа, освещая мастерскую. Он лежит на кровати в центре комнаты. В распахнутых дверях стоят демоны. Время движется не непрерывно, а через секунду, каждый новый миг лезет вверх, насильственно умерщвляя предыдущий. Миг времени становится зримым, у него появляются глаза, тельце, маленькие ручки и ножки. Все выше и выше взбирается миг, а под ним - пирамида маленьких трупов. Наконец, новый миг забирается на виселицу и прыгает в петлю. Грохочет гром. "Ты живешь на острове, но там, внизу, раскидывается город, который выдвигает свои условия", - говорят демоны. "Я меняюсь", - слышит он свой голос. "Неправильный ответ. Ты умер в невозможности лишь в своем воображении. Это ничто перед действительным твоим будущим". "УБИРАЙТЕСЬ", - закрыв глаза кричал он, задыхаясь в судорогах. Полчаса спустя он вышел из мастерской и направился в город.

Неоновые огни забегаловок и магазинов раскрашивают набережную в искрящиеся цвета. Дождь размывает в асфальтовых зеркалах палитру неонового рассвета. Его ботинок наступает в лужу и рассвет разлетается во все стороны. Где он? Где светло-темные перистые разводы утреннего неба? Никто не бежит по лужам, разбрызгивая коктейли смеха. Он стоит и смотрит на океан. "Это мой океан, который мне не нужен". Прошел день, но тьма все время была беспросветна. Он открывает двери бара и заходит внутрь. "Эй, мы закрываемся", - появились из ниоткуда буквы и вплыли ему в уши. Он поднял голову со столика и осмотрелся. Он сидел в баре с большими окнами, выходящими на улицу. Было уже поздно. Ярко и празднично горели фонари. "Ваш счет на столе", - сказал бармен и отошел к стойке. На столике, кроме счета, стояло несколько пустых бутылок, которые вдруг со звоном упали на пол. Он вскочил и не долго думая, рванул из бара. Пробежав несколько кварталов, он остановился перед витриной, где были выставлены телевизоры.

"My Name Is Open", - поет телевизор голосом Bjork. "Ты спрашиваешь меня об искусстве, мальчик, - о моих песнях? Вот что я тебе скажу. Я делаю грязную работу, но кто-то должен ее делать. Назад пути нет, и ты должен идти до конца". Он взял этот телевизор, обнял его и долго танцевал с ним под дождем. Когда он вернулся в мастерскую, двенадцати еще не было. Усталость валила его с ног, но возбуждение заставляло ценить каждую сознательную минуту. "Они идентифицируют мое вдохновение как манию. Я ЕСТЬ ВРАГ". В лучах небесного света появляется седоволосый старец с лицом Джима Керри и говорит: "Никто не должен знать о твоих правах, сынок". Он выключил свет и включил телевизор.

Телевизор дернулся, как будто был сделан из желе, и рывками начал раздуваться, пока не вырос до потолка, заняв почти всю комнату. Он стоял перед огромным экраном, прижавшись к стене, и задыхался. Телевизор показывал скручивающуюся спираль: она выстрелила из телевизора и обволокла его тело с головы до ног. Телевизор показывал теперь сам себя; вереница телевизоров, показывающих телевизоры, уходила вдаль. Он сделал шаг в этот коридор; каждый шаг отдавался потемнением в глазах, но он входил все глубже. Где-то внизу бесновались красные черти, вылазящие из гигантских котлов, стоящих на огне, а вокруг и вверху загорались и гасли неоновые вывески над дверями в пустоте. Он шел, пока не оступился и не упал.