Бонифаций слушал своего нового тренера по контр-культуризму и не верил в себя.ему Ему, двадцатилетнему, престояло через год выйти на арену контр- спортивного комплекса "Контр-Олимпийский" и защищать честь страны перед контр-культуристами всего мира. Республиканский контр-спорт комитет включая его в сборную по контр-культуризму закрепил за Бонифацием лучшего трнера по контр-культуризму, легендарного Михалыча, более известного как Миха-гниль. Миха-гниль таращился на Боню пятнами слабовидящих желтоватых гепатитных глазок и шамкал изуродованым бурной молодостью и контр-культуризмом ртом: "Скорее всего, после пяти-шести месяцев тренировок со мной, ты может быть, и войдешь в двадцатку наших лучших контр-культуристов, но не расчитывй, что это будет легко. Это будет безмерно трудно. Ты не смотри что я сейчас почти 70 килограммов вешу, при моем росте, это не самая страшная пропорция. Некоторые, да вот хотя бы, Парфеныч, вообще за собой не следят, я видел, недавно, как он почти пол-пуда поднимал, двумя руками, конечно, но все-равно, уже, согласись тенденция...."
Михалычь, и вправду выглядел ужасно. Кости были почти полностью скрыты слоем жирка, кое-где, были заметны легкие, похожие на мышиные животики, бугорочки мышц. А ведь было время, его фотографиями были переполнены все известные и контр-культуристические журналы. За одну рекламу средства для мгновенного поноса "Instant Dristsh" компания "Проклятый Дембель" заплатила ему чуть не шесть с половиной долларов, в местной валюте, разумеется. Тогда он был идеалом для всех контр-культуристов страны. Человек-легенда. Человек, который при росте метр девяносто шесть сантиметров, весил чуть больше тридцати шести килограммов. Ни грамма живого веса, только кость и дряблая изрытая оспинами кожных заболеваний кожа. Весь покрытый струпьями от незаживающих лишаев, фурункулы на шее и груди, зубов вообще не было, ни одного, вечно гноящиеся глаза и проваленый нос - следствие привитого и тщательно культивируемого сифилиса. Вот как может себя сделать настоящий контр-культурист, если он действительно хочет быть первым!
Миха-гниль продолжал дыша на Боню гнилым выхлопом прокуренных легких: "Значит, когда будешь весить меньше 45 килограммов, я тебе дам специальные препараты, мне друзья из-за границы привезут. Колоть их будем внутривенно. Да не сцы, вены потом уйдут - не найдешь. От этих препаратов, сам удивишься, через неделю весь гнойниками покроешься и кожа серая-серая станет и вся в черных точках. А угри ты уже сам зарабатывай, - не мойся, главное и дави их чаще, только не вздумай руки мыть. А еще лучше, не давить а просто сковыривай и втирай вокруг".
Бонифаций слушал Миху и представлялась ему долгая дорога через поле, ни конца ни края у этой дороги и только он с утра по раньше на ночь глядя, сжимая дедову берданку с почти новой катушкой, мало-ли где окуней пострелять придется, в куцем бушлатике и валенках в чем мать родила хуярит по этой долгой дороге в дюнах в сандалетах на босу ногу и нету у этой лесной стежки по заснеженому городу ни начала ни конца, да самой дороги тоже нету...

Редактор задерживался и Жопин нервничал и не находил себе места. Он уже дважды сходил в редакционный сортир - покурить дешевых и кислых сигарет, которые он вечор* вытащил у сына из портфеля. Табак был желтый и лез в рот, оставляя на пальцах коричневые следы. Жопин очень ждал редактора - от сегодяшней встречи зависило будут ли публиковать его жопинский новый роман в этом году или же придется ждать еще хуй знает сколько, пока в редакционном плане появится свободное окно. Жопин присел на подоконник и глядя сквозь серую дристочку питерского снега за которй проглядывались или скорее угадывались силуэты Петропавловки и Исакия, вспоминал свой первый день в животноводческом фермерском хозяйстве редакции. "Зачем строили тогда tak?" - думал Жопин. "Сильно, державно. Какая мощь стояла за всеми этими Биржами и Адмиралтействами. Никакого полета индивидуальности. Сплошное подавление личности. Там за каким-то хером гонялся Медный Всадник, говорят. Я сам-то не читал, но помню рассказывал кто-то в ресторане Дома Литераторов, хотя, может врали." Воспоминания о ресторане напомнили Жопину о вкуснейшей баранине, которую он в этом ресторане едал не однажды, баранина же, самым естественным образом, напомнила Жопину о нежной и глупой овечке Бяшке, которую он еще позавчера трахал на редакционной ферме, находясь там с творческим заданием. Ферма принадлежала редакции и находилась недалеко от города в поселке Разлив, где В.И.Ленин скрывался от ищеек временного правительства . Результатом этой творческой командировки стал его, Жопина, новый роман-исповедь "Животные и Я или Я - животное". С заданием редакции он справился не без удовольствия: за месяц пребывания на ферме он неистово совокуплялся с овцой Бяшей (4 раза), козой Машкой (6 раз), яровой телочкой Мери (3 раза) и скотником Бонифацием (16 раз) Бывший чемпион страны по контр-культуризму, Бонифаций коротал свой век скотником будучи отчисленным из сборной страны по контр-культуризму за то, что однажды его застали за поеданием антрекота. Чемпионство звезду контр-культуризма не спасло, контр-спорт не терпит нарушений в режиме питания. И вот теперь Жопин ждал редактора, и думал о гонораре. Ну а о чем же еще может думать человек с фамилей Жопин? Только, гармония мира не знает границ (с)БГ. Дух Медного Всадника витая над крашеными суриком питерскими крышами увидел поганый силуэт писателя-скотоёба в окне. "Уж не тот ли это Жопин что скотину ебет, приверженец демократических ценностей и ворует по-мелочам?" - подумал бесплотный, но вполне дееспособный дух. "точно он, гнида. Ужо тебе, гамно-человечишко! Или как у вас сейчс говорят - Пиздец, серебряная шкурка"...
...Редактор Гомняков уже вышел из машины и почти подошел к ступенькам главного входа, когда что-то непонятное привлекло его взгляд. Это что-то вопило и размахивало руками несясь сверху. Гомняков инстинктивно поднял глаза и в это время гнусная тушка Жопина упала прямо на редактора сломав тому шею и намертво припечатав в утрамбованную снежную мостовую. Жопин же от удара просто размозжил себе череп и поставил в угол кеды моментально. Редактор же жил еще пару минут. И в эти минуты, стеклянея поганым глазом, он видел странного рукастого пучеглазого дядьку оседлавшего здоровенного коня. Конь и всадник были какие-то едва заметные на фоне питерского серого неба, но, очевидно, они были. Сделава маленький кружок вокруг двух тушек на грязно-снежной мостовой, видение или что это было, растворилось. Гомняков склеил ласты. Да и хуй-то с ним.

Старший опер Семен Шломовичь Гирштейн разбирал бумаги из папки убитого главного редактора издательства "Воя и Язум". Семен раскрыл очередной конверт, достал вложеный лист и прочитал: Игорь. " Два мира - две демократии". Культурологическое эссе. "Ну-ка, ну-ка" - сказал сам себе Сеня и углубился в чтение. Незнакомый автор с именем Игорь декларировал следуещее: "Да хуле там говорить нах. Фсе блянах саврименые канцепции типо пра жизь и пра ваабще сфармиравались хуй знаит кагда. Веке в 3-4 нахуй. Ифся эта байда забодяжилась в несколько неибательски заебастых систем. Гнастицизм, нах. Талмудический иудаизм, христианство, и зороастризм, блянах. Но нам типо похуй. Потаму чта нам главно во всей этой шняге принцып БИПОЛЯРНОСТИ, ебать его конем. Этот принцип дошел бис изминений до наших времен и пиздатейшим образом сформулировам двумя, блянахуй, поэтами типа-пушкин. Нихуя не Пушкиным, но патипу того. История праблемы нам есессна дапизды, а вот примерчики я вам так и быть пакажу на ход наги палюбому. Ани канечно друк кдругу находяца в пративапаложнай пазиции, но а хуле, для класификаци сайдет тока вьет. Вот оне:

Первая фишка - мироотрицание

Лодейников прислушался. Над садом
Шел смутный шорох тысячи смертей.
Природа, обернувшаяся адом,
Свои дела вершила без затей.
Жук ел траву, жука клевал птица,
Хорек пил мозг из птичей головы,
И стахом перекошенные лица
Ночных существ смотрели из тафы.
Так вот она - гармония природы!
Так вот они - ночные голоса!
На безднах мук сияют наши воды,
На безднах горя высятся леса.
Природды вековечная давильня
Объединяла смерть и бытие
В один клубок, но мысль была бессильна
Соединить два таниства ее
Н.Заболоцкий
Карочи, материя нахуй - зло. Мир - место злобной ебли и страдания нивпизду ни фкрасную армию.

Вторая фишка - мироутверждение

"С сотворинья мира стократы
Умирая, менялся прах:
Этот камень рычал когда-то,
Этот плющь парил в облаках.
Убивая и воскрешая,
Набухать вселенской душой -
В этом воля земли святая,
Непонятная ей самой"
Н.Гумилев

Пахожева в этих фишках только иррацианальное атнашение чилавека и мира вакруг. В астальном жи - полная противоположенность. Глядите нахуй сами:
В первом падходе к миру - замена живых жизненых сил на мертвые и жесткие. Па логики розвития эта будит выглядить так - живое вищиство станет мертвым, мертвое привратицца в малекулы, малекулы нахуй в атамы, атамы выделят риальные чистицы (физики, привет), риальные частицы аннигилируясь станут виртуальными. Лимит у этой байды адин - вакум нахуй.Вакуум и пиздец ващще палюбому.
Во втаром падходе, при радасна жизниутвирждающем атнашении к миру, вазникнает разнообразие, которое быренко-быренько хуячит в психологическую паебень и хуяк-хуяк панислась пизда па кочкам. Кругом так и прет искусство, паэзия и наука. И чилавеку зебца и пажрать и паебаца и для души отдохновение и ваще пиздец как красиво. (с) пачти Л.Гумилев

Вот пачиму я нихуя нилюблю писисмистичиские криотивы. Нигатив нихуя не нравиццо. Пазитив - это па мне!"
Семен Шломович отложил листок бумаги и подумал - пазитив, негатив, что за хуйня прово слово. Работать надо. И в этом нет противоречий (с) к сожалению не мой.