- Два, Сидоров.
- Что-о-о?! – Сидоров встал со стула, не выходя из-за парты, да так и стоял, упираясь ладошками в разрисованный шпон. Подбородок прижат к яремной ямке, ноздри раздуты, а зрачки максимально вверх, отчего глаза (особенно с учительского места) выглядели просто белком. В таком виде Сидоров напоминал Заморскому долбоёба.

Сидоров, осознав, что никакого эффекта на учителя он, в очередной раз, не произвёл медленно сел, не спуская с него белков. Тот, в свою очередь, продолжал внимательно смотреть на Сидорова. Наконец, спустя минуту, когда Сидоров принял обычный вид, Заморский подумал, что и сейчас он напоминает ему долбоёба. Значит, заключил он, Сидоров всегда напоминает долбоёба. К такому заключению он приходил каждый раз, когда пересекался с Сидоровым, как будто в первый раз, каждый раз. Но Заморскому это даже нравилось.

Закончив урок, он дождался, пока все выйдут, и с хрустом растянулся на казённом стуле. Пройдясь по пыльному классу, он подошёл к подоконнику, облокотился на него и пространно наблюдал за школьниковыми ручейками. Долбоёбы, улыбнулся он, отталкиваясь в вертикальное положение.

Решив пёрнуть, он поставил стеклопакет в режим проветривания и пёрнул. Мужик решил – мужик сделал, гордо подумал Заморский. Воняло жутко, ибо школьная еда не подразумевает не то, что мишленовости, там даже Ростикс с Хутка-Смачна не стоит. Ростикс и Хутка-Смачна – это топовые пектопахи с великолепным качеством еды, благородных напитков и закусок. Обслуживающий персонал в этих заведениях вышколен лучшими домами Парижа и Лондона. И Омска. Но школьное питание оглядывалось назад на этих общепит-гигантов, оглядывалось через чай из выжимок мокрых половых тряпок, через охуенно странные на вкус серые плоские котлеты в виде шляпы Слепого Пью, через...

Наконец перестало вонять. По крайней мере стало вонять меньше, и с этим Заморский был готов мириться. Мирись, мирись, и больше не дерись, посмеялся он, весьма довольный своей шуткой. Послышались приближающиеся глухие линолеумные шаги, которые становились всё чётче и вот открылась дверь. На пороге стояла Ванда Ссукалопрокладова, учительница биологии, хотя свой предмет она предпочитала называть гонзо-ботанистикой. Особой личной гордостью Ванды был список материалов, ею скуренных, и плакат с Ди Каприо 1997 года выпуска из журнала ‘Пепел ядерного огня’, висящий у неё напротив унитаза. Сколько раз Ванда шустро лево-правила верхушку своего клитора, достигая огра Азма сидя в парах кала, мочи и сопутствующих облачков газа. И каждый раз, обмякнув над кучкой выдавленного, она превращалась в букву S, жалкая, потная, седеющая. Спасибо, шептала она, и вытиралась дешёвой туалетной бумагой. И как вы думаете, нормально ли она вытиралась? Нет, конечно же.

- Ванда Антрацитовна?
- Я.
- Какими судьбами? – слукавил Заморский. Хотя всё он знал: за ним висел должок. Как-то раз Ванда застукала его курящим в каморке позади его класса, но никому не сказала. Тогда, в пылу страха, Заморский пообещал ей что угодно, кроме денег, которых не было ни у кого, не было и у него. – Замётано, - щёлкнула языком Ванда. – Жди меня 3 числа следующего месяца.
- Неужели третье? – он достал карманные часы и сфокусировался на цифре. А цифра была ‘2’. Другой бы сказал – Эээ, мужик, у тебя часы квадратные и идут хуёво. А Заморский сказал – Так и надо. Вот заморозят меня резко с часами, найдут потом инопланетяне и посмотрят, что число-то второе, а на самом деле было третье. Это был очень хитрый план Заморского, которого он придерживался.
- Да, - с кокетоподкокеподкокетом промусолила Ванда. – Готов отдавать должок? Должоооок!

В голове Заморского мелькнул Кощей из унитаза.

- Ну...готов, - не совсем твёрдо смолвил он.
- Но надо проследовать в каморку.
На этой фразе Заморский знатно припотел. ‘Проследовать!’
- Заче? ‘М’ проглотилось в сухом лавиолярном гроте носоглотки.
- Затем. И указала рукой.
Пришлось идти.
Серьёзность её намерений Заморский принял со звуком щеколды. Опустившись на диван, он чуть опять не пёрнул, и подумал, что если она будет на нём скакать, то он точно пёрнет. Да и похуй, даже как-то обрадовался он, сама виновата, шалава ебанутая.

Но Ванда, по крайней мере пока, не собиралась на него прыгать. Она достала из кармана серых брюк пачку из-под сигарет, откинула крышку, обнажив две самокрутки.
- Угощайся, - игриво извивнулось её тело.
- От чего ж, - Заморский выбрал себе один, и провёл косяком под носом, шумно втягивая. – Что это?
- Ты мне скажешь, - отрезала Ванда и чиркнула колёсиком по кремнию. – Я жду.
В отличие от припотевания Заморский, наоборот, похолодел, ибо сильных наркотиков он опасался.
- Боюсь, - как-то безучастно сказал он, отдаляя от себя опастность. Достаточно ли было отдалить её на расстояние вытянутой руки он не знал, но стало чуть полегче.
Вместо бесполезных убеждений Ванда умежгубила самокрутную жопку, поднесла пламя и затянулась. Дым переломан пополам носовой перегородкой, глаза её увлажнились. – Тройной удар.
- Ммм?
- Так я назвала этот рецепт.
- Ааа. А что там? Попребывав в робком оцепенении ещё несколько секунд Заморский решительно раскурился. Откинув затылок на велюровый подголовник он принялся изучать знакомые потолочные трещины. Жаль, не женские, горько подумал он. Ответа на свой вопрос он не получил.
- Ну как? Ванда с интересом изучала его реакцию.
- Нуу...нормально вроде, пока ничего не чувствую.
- Я тоже, - грустным голосом отреагировала Ванда после очередной глубочайшей затяжки.
- Запах странный, - подытожил Заморский и они замолчали.

Докурив до конца, они  всё так же, в тишине, ждали каждый о своём.
- Хуйня.
- Хуйня.
- Но долг ты отдал.
- И на этом спасибо.

Во рту у Заморского как будто мокрые зебры поносом заколосились.
- Да что такое, во имя всех богов, мы курили? Хуй, плов и суп готов?
- Точнее и не скажешь, - ухмыльнулась она. – Пока, Заморский! Коснувшись кончика его носа, она сместила щеколду, открыла дверь, и теперь звук шагов уже шёл в обратном порядке: сначала звонкий, потом глухой, потом и вовсе затих. Где-то посередине тихо закрылась дверь в класс.
Заморский ещё посидел, потом встал, пополоскал рот под краном, но вкус во рту не проходил. Пришлось курить ‘Астру’, пить чай, ещё курить ‘Астру’, а по пути домой купить штоф и шахнуть его, полоская рот. После этого немного отпустило, хотя, даже на следующее утро Заморский всё ещё ощущал этот вкус. – Да что, блядь, мы такое курили? – спросил он у зеркала во время утренней чистки зубов.

Ответом ему была тишина.