Роботы работают на земле
Солнечным днем и даже во тьме
Кибер механика долго живет,
Но климат и время свое возьмет

(Пурген)

Кареглазая блондинка плачет —
Получилось все иначе,
Получилось все иначе, и завяли все цветы.
Уронила Таня в речку мячик,
Уколола больно Ира пальчик,
Заболело где-то слева, где-то слева в груди.

(Male Factors)

Жара, жара. Жареное солнце. Дикий пляж. Я прибыл на третий или четвёртый фестиваль под сухим небом «Бетонный кубик», да, ни кубика, ни бетона, кстати, здесь не было и нет. Вокруг андеграундные персонажи, с которыми знаком мало. Найти сюда дорогу сложнее, чем WC в центре. Меня пригласил один чел, пожелавший остаться неизвестным. Для чего сие надо – я не понимал. И вот, как бы там ни было, случайный человек прибыл, сижу и слушаю музыкантов, странную музыку, набор звуков пердящих и скрипящих, поэтов, читающих стихи не понятно про что, и писателей, декламирующих прозу без идеи, без начала и конца, типа дневниковой. Все они, как один, сумасшедшие, в этом нет никаких сомнений.

На импровизированную сцену выходит автор книг в стиле грязного реализма Кирилл Поехавшев. Без предисловий он спускает штаны и начинает читать свой рассказ про Александра Сергеевича Пушкина, пытаясь попутно совершить акт дефекации в лучших традициях панк-рок звезды GG Allina. Дело это весьма не простое, так как очко под Пушкина, видимо, сжимается, и всё идёт не по плану. Это провал, но автор стоик. «Я помню чудное мгновение: передо мной явилась ты», – цитирует он классика. Непривычно слышать этот текст от человека с голой жопой, но многим нравится, люди аплодируют стоя. Такое оживление кругом, как во время сон часа в сумасшедшем доме, это трэш, сладкий хлеб готов.

В финале автор выхватывает из кармана фотографию поэтессы Стефании Даниловой и качественно вытирает ей, фотографией, задницу. Смотрится угарно. Мне показалось логичным то, что ликом Стэфы вытерли гузло. Думаю, что ей бы польстило такое внимание, как голосу поколения хипстеров.

Жара усиливается. Руки и лицо у меня сгорели, солнцем палимые, на этом странном Open air.

Напротив незнакомая кареглазая блондинка с каким-то неизвестным природе музыкальным инструментом в руках, пальцы перебинтованы. Скоро её выход.

- Что это за тату у тебя? – спрашивает она. – Что значит слово Vilesik?..

- Подлый! – отвечаю и улыбаюсь ей в ответ. – Подлый и больной!

- Правда? – смотрит с интересом и недоверием.

- Нет…

Девушка упорхнула на своё выступление, а ко мне подошёл знакомый и, показывая в сторону сцены и моей собеседницы, риторически хрюкнул.

- Что это? Это же не панк! – он махнул рукой, отвернулся. – Дерьмо какое-то!

- Это не панк, – согласился я, – но ведь и ты не Иэн Кёртис, и, точно, не Сид.

Солнце превратилось в огромный огненный шар, нависший над чудаками всех мастей, испепелило демонов внутри нас, очистило от злых дум.

И что ж, нам осталось уколоться,
И упасть на дно колодца,
И там пропасть, на дне колодца,
Как в Бермудах, навсегда. (Высоцкий)

Многие в тот день увидели бетонный куб, который реально вошёл углом в песок и, как пирамида, возвышался над городом, опровергая все законы архитектуры. Коллективный глюк, видение от адовой жары, индустриального смога, ведь сама суть происходящего была противоестественна. И я пытался постичь значение безумного сэйшна, организованного стихийно, ради прикола, однако, так до конца и не смог сделать этого, не прочувствовал.

Потом брёл обратно по песку, бубнил под нос слова из песни Руслана Пургена: «Робот, робот - рай, рай, кибер парадай - дай!»