Придумала нам контора новогодний карнавал.
Вместо хоровода вокруг ёлочки - смена экипажа.
Тридцатого декабря заходим в порт. Тридцать первого прилетит смена.

Да и порт-то - одно название. Даже без названия.
Завод по строительству морских буровых платформ.
А при нём какой-то посёлок городского типа. Без масштабов для разгула.
Да и ёлочки-то тоже нет. Только пальмы.
Вместо шампанского - текила.
А вместо Деда Мороза - кукла Вуду.

Ну да нам после двухмесячной засухи все эти страсти-мордасти побоку.
Главное - магазин с выпивкой и куревом. Чтоб восстановить душевный комфорт и мозговое кровообращение.
В центре поселения нашли вполне приличный супермаркет, где наши кредитки зашли на ура.
Затарились по ватерлинию и гребём на пароход.
А на проходной - красный свет. Спиртное в порт проносить нельзя.
Ясен пень - нельзя. Кто спорит.
И в Мурманске нельзя, и в Бомбее нельзя.
Но если очень хочется, то можно.
Хрен там. Охрана, без шпор и сомбреро, но с норовом местного мустанга, упёрлась и ни тпру ни ну - полная «Besame mucho» на наши задницы.

Я своим пацанам говорю:
- Да и хрен бы с ними. Железяки пароходские уже в печёнках. Время есть, пошли на природу.
Взяли в автомате на проходной несколько стаканчиков кофе, пару марсов-сникерсов, отошли вдоль забора метров двадцать пять и устроили себе пикник между кактусов под пальмами.
Жарко, конечно, хоть и тенёк. И текила тёплая, как компот на камбузе.
Зато не качает и дизель-компрессор не тарахтит.
Отдыхаем.

А народ пароходский с сумками да пакетами у проходной мечется, воздух сотрясает.
Под песню латиноамериканских революционеров «El puelbo unido jamas sera vencido!»
Тут подъезжает  жёлтая легковушка, вроде таксомотора. И водила предлагает митингующим свою интернациональную помощь:
- Грузите всё в багажник, проеду через проходную, в порту всё заберёте.
Наши обрадовались такой шаре, покидали барахло в багажник - и на досмотр.
А этот ацтек в шлёпанцах на босу ногу дождался, пока все ушли, развернулся и укатил в город.
Ищи его, свищи его...  Черноморские бомбилы отдыхают!
Мы под забором укатываемся от этого анекдота, аж текила носом пошла, как газировка.

Вечером науку всё же списали с парохода и закинули в небольшой пансион ночь перекантоваться.
Где-то после обеда полетим через Атлантику домой.
Но дембелям, естественно, не до сна. Рванули опять в сельпо за горилкой и прочей сувенирной продукцией, особенно терпилы с проходной.
Самые шебутные, с воспалённым седалищным нервом, успели даже договориться с аборигенами об утренней экскурсии к местным пирамидам и прочим кладбищенским достопримечательностям.
Ветераны от морской геофизики, к резким движениям уже не расположенные, не спеша продегустировав местные напитки и решив, что соли для морских организмов нам и так хватает, далеко за полночь разбрелись по номерам.

На утреннюю побудку к завтраку ожидаемо откликнулись не все.
У полуночников в организмах неспешно шёл химический процесс преобразования спиртосодержащей жидкости в льяльные воды. И ватерклозет им в помощь.
Фанаты передачи «Что? Где? Когда?» по зорьке весёлым аллюром скрылись за поворотом.
Ближе к обеду у ворот припарковался автобус для поездки в аэропорт, широко распахнув свои двери и оттопырив крышки багажников.
И к нему с разной степенью энтузиазма потянулся отбывающий люд.
Последним не пришёл начальник рейса.
А когда портье вездеходом открыл его номер, стало ясно, что Григорич уже с нами не едет.
Как у Эрнеста Хемингуэя, он уже был «за рекой, в тени деревьев».

С безразмерным морским геофизическим стажем, заядлый курильщик, мастер на острые и ёмкие определения, неспешный, словно сивуч на петропавловском пирсе.

С билетами на руках, временем мы уже не располагали. Только звонок на пароход и звонок в контору. А дальше уже всем занимались страховые и транспортные агенты.
Между прочим, тут выяснилось, что все мы застрахованы. И на дорожный цинковый ящик каждому зарезервированы двенадцать тысяч зелёных.

В общем, мы двинули в аэропорт, и вскоре внизу в десяти тысячах метров под ногами до горизонта расплескался Атлантический океан.

А где-то вверху, в метрах не измерить, по чумацкому тракту с мексиканской сигариллой в зубах и с мешком соли за плечом для кактусовой горилки брёл Григорич, вне расписания и без конечного пункта прибытия.

Пересадка в стране тюльпанов прошла довольно буднично. Гулкий и пустой терминал.
Поздний вечер без очереди в dutyfree-shop.
И сплошные заросли запрещённой у нас травы - на майках, кепках, плакатах. За такую маечку в Союзе запросто могли отобрать загранпаспорт.

Через полчаса после взлёта стюардессы разнесли по салону шампанское.
- С Новым Годом уважаемые пассажиры! Мы рады... и т.д. и т.п.!
Но пассажиры тоже были рады и шипучкой естественно не ограничились и на родную землю ступили уже не все.
Парочку молодых да ранних горефизиков приняли твёрдые и уверенные руки граждан в униформе и с кокардами на фуражках. Чьи услуги, если верить протоколу, были оплачены по двойному праздничному тарифу.

Согласно генеральному плану эвакуации, в ожидании утреннего рейса домой, меня закинули в какую-то ночлежку за кольцевой.
Как карандаш в пенале со сломанным грифелем - длинный узкий номер и мой заглохший Nokia.
И это в новогоднюю ночь.
Где-то рядом столичная родня, плюс Малыш с Никатином. Все в минус! Кто теперь помнит эти телефонные номера... Даже свой наизусть не знаю.

А за стеной кипит-бурлит праздничный отель.
Справа классическая разборка бухих пацанов: - Ты кто такой? А ты кто такой?
Переходящая временами в мордобой с грохотом скудной гостиничной мебелью.
Слева, словно мартовская кошка, заходится в экстазе (или делает вид) девка, украшая (как она наверно думает)  стоны гламурным порнофильмовским матом.

Регистратура на звонки не отвечает. Пошёл договорится о побудке на выезд в аэропорт.
Там тоже всё грустно. Вернее, весело. Но что-то куда-то записали.
Вернулся в свои апартаменты.
У номера справа входная дверь болтается на одной петле.
У номера слева на дверной ручке висит розовый бюстгальтер.
Словно дорожный знак. Только не понятно - разрешающий или запрещающий.

Включил телевизор с «Огоньком», достал початую бутылку бренди.
С Новым годом, товарищи!

Утром улетел домой.
Как потом оказалось, это был мой последний Новый год вне дома.
Более того.
Это был мой последний рейс на пароходе.
Это был мой последний рейс на самолёте.
И даже на паровозе я больше никуда не ездил.

То ли Рак на горе свистнул...
То ли мышка бежала, хвостиком махнула...

Мастер Nokia быстро поставил диагноз - просто переполнилась карта памяти, надо чистить.
Чем я собственно и занимаюсь последние несколько лет.
Сидя в персиковом саду на берегу синего моря с кружкой чёрного кофе с лимоном.