Хребет Уна-Коз довольно невзрачен по своим параметрам даже для Северного Кавказа, не говоря уж про Памир, Тянь-Шань или Гималаи. Длина сто километров, высота — тысяча метров. И хоть известняк, составляющий хребет, миллионы лет вымывался, выдувался и разрушался корнями растительности, Уна-Коз с незапамятных времён служил обителью всему живому на Кавказе. Нетронутые леса, родники и реки, бесчисленные пещеры и гроты давали кров и еду всему, что бегает, ползает, летает и плавает.

Забравшись где-то на три четверти высоты, партизанский отряд обнаружил в скале рекреацию, где в большом гроте можно было поставить всех четырёх лошадей и бричку. Гошнаг объявила привал с перекусом и перекуром.

— Вот сейчас осталось не самое трудное, но самое тяжёлое — затащить мину на макушку. На верхушке удобная площадка прям у Пальца, там её и снарядим. Собственно, всего метров двадцать опасных — до перешейка хребта и скалы, а потом ровненько, хоть ногами эту мину пинай. С другого места скинуть не получится, на козырёк под пещерами не попадём. С богом!

Уже сгружая мину с коляски, троица поняла, что задумка оказалась на грани провала. Дело было не только в весе устройства, который составлял чуть более двухсот килограмм. Грунт тропинки был мягким, но с обилием камней, скатившихся с вершины — перекатывать мину, подпирая ломами получалось очень медленно. Ещё добавился фактор высоты. Вроде бы тысяча метров — ерунда, но при большой нагрузке заметно сказывается.

— Волокушу бы какую, так мы до утра пердячим паром ползти будем, — мужчины сели перекурить, свесив ноги с края тропинки.

— Из чего её сделать? Ельник внизу остался, а тут всё кривое, как поросячий хвост, — кузнец досадливо сплюнул в сторону пролетавшей мимо совы.

— Вот я дура! — чувствовавшая свою вину за непродуманность плана, Гошнаг с силой стукнула себя кулачком по лбу.

— Да не расстраивайся, мы тебя и такой любим.

Гешка фыркнула и понеслась к пещере, откуда вернулась, волоча за собой два четырёхметровых дышла и ремни с упряжи двуколки:

— Коляска нам сейчас не нужна, с фельдшером всё проще разобраться, чем с Ащеуловым. Вяжите давайте волокушу, а я буду остальное перетаскивать частями. Оставьте сову в покое уже, взрослые люди вроде, а хуже детей, честное слово!

— Ну что, брат Сивка, на раз-два-три?

— Ага. Потянули, брат Бурка, пока она кнутом погонять ещё не сообразила.

Дело между тем пошло на лад, тащить оказалось легче, чем катить, а мелькавшая туда-сюда Гошнаг успевала отваливать камни с пути волочившихся концов дышел. Минут через двадцать и мина, и прочие боеприпасы были сложены у крутого, почти отвесного десятиметрового подъёма на соседнюю с Пальцем площадку. Вскарабкаться туда не составляло труда даже с тяжёлым рюкзаком на плечах — в выветрившейся породе упоров и трещин было предостаточно, но вот затащить мину...

По счастью, как тогда показалось, недалеко от края площадки росла кривоватая ёлка с охватом ствола в две руки. Гошнаг обвязалась прочной верёвкой и в мгновение ока взлетела наверх, обмотала верёвку вокруг ствола и спрыгнула с обрыва вниз. Страховавшие мужчины аккуратно приземлили два с половиной пуда ловкости и смекалки рядом с миной.

— Ну вот, а меня в ОСОАВИАХИМ не записывают, врач в Тульском написал, что я недостаточного кормления, велел кашу гречневую есть и томатный сок пить, не дурак ли? Видел бы он, как я в Ночь Созереша половину барана на вертеле вот этим самым ртом единолично оприходовала, не писал бы глупости. Вы с мамой тоже хороши, ящик спичек купили, чтобы какашки мои в коробочках в лабораторию возить и глистов искать. Главврач из этих коробков сарай с обстановкой себе построил, наверно.

— Сама посуди, ела как верблюд, а привеса не давала. Мы же о тебе заботились, поросёнок неблагодарный!

— Что за манера других по себе судить? Это у вас организмы примитивно устроены, как у уток — голова ещё в кормушке, а из-под хвоста уже валится, у меня же всё в ум и рассудок перерабатывается. Подъём, бурлаки!

Поначалу всё шло гладко, за каждый рывок с приседанием груз поднимался на полметра и сил должно было хватить, но когда оставался буквально метр, не выдержала ель. У дерева, выросшего из занесённой на вершину птицами или белками еловой шишки, были достаточно большие корни, но они шли больше в сторону, чем вглубь. Не случайно при природных катаклизмах, сопровождающихся сильными и резкими порывами ветра, лесные зелёные красавицы валятся первыми. Незадачливые такелажники со своей позиции не могли видеть, как ёлка приподнялась, вытягивая извивы корней, а после устремилась к обрыву, влекомая тяжестью мины.

Гошнаг и подручные, потеряв привязку к точке опоры, c немым ужасом наблюдали, как морской снаряд устремился вниз, таща за собой в расщелину обмотанное верёвкой дерево. Дело было не в опасности взрыва — без гальванических взрывателей она не страшнее тяжёлого булыжника, а в том, что все усилия, риски и сражения на долгом и сложном маршруте пошли прахом. Без мины соратники оставались втроём со стрелковым оружием против сотни не менее хорошо вооружённых бандитов, знающих каждую трещину горы, как собственные карманы. Никакая господствующая высота не спасёт от этих крыс, удобно устроившихся в этой дырявой головке сыра.

Троица бросилась врассыпную, когда ель перевалила через край площадки и со свистом полетела по дуге прямо на них.

«Хр-р-ряс-сь!» Ель с треском приземлилась на то место, где секунду назад партизаны усердно тянули ношу вверх, и начала сползать к краю уже новой площадки.

— Гугук! — огромная лапа высунулась из-за этого края и прихлопнула ствол к земле.

Вслед за лапой появилась и голова её обладателя, произведя на путников такое же впечатление, какое на детишек производит голова Росланея, сына Прохора-царя из спектакля по сказке Пушкина. Размер поменьше, конечно, зато вид пострашней.

— Так это не ваши с Гошкой шуточки? — у кузнеца зуб на зуб не попадал и подкашивались от ужаса ноги.

— Какие уж тут шутки, — отец Николай, уже видевший Большого издалека, намного спокойней отнёсся к очередному появлению вожака алмасты. — Пойдите с зятем лучше поздоровайтесь, папаша.

— Идите в задницу оба, вернее — все трое вместе с этой обезьяной, или кто он там. Ишь, смотрит ещё на меня осуждающе шнифтами своими красными.

— Не ругайся, он же нам помогает. Гошка вот опять с ним картинками в голове общается.

Гошнаг действительно сидела на стволе дерева рядом с рукой алмасты и что-то втолковывала ему, помогая себе жестами. По выражению лица, если можно так сказать, ничего понять было нельзя, однако вскоре чудовище зашевелилось, выпростало вторую руку-лапу, подтянулось и уселось на краю обрыва. Спина и плечи алмасты были настолько огромны, что вскочившая со ствола ели девушка смотрелась на фоне исполина, как муха на полотне художника Иванова про явление Мессии.

Большой неторопливо выбирал своими лапищами верёвку, и через минуту мина покоилась на том месте, куда её ранее сгрузили с волокуши. Гошнаг внимательно осматривала смертоносный снаряд, радуясь, что защитные чугунные колпачки-рожки мины не пострадали при ударах об известняк скалы, и одновременно настойчиво показывала рукой на торчащий неподалёку и чуть выше Чёртов Палец.

Достаточно осмелевшие кузнец и священник тоже уселись на ствол и с всё ещё боязливым любопытством разглядывали необычного спасителя.

— Не курите рядом с ним, потерпеть нельзя что ли? Не отвалятся у вас уши, не переживайте. Алмасты не любят запах табачного дыма.

— Гляди-ка, цаца какая! Запах ему не нравится, а от самого несёт, как от столетнего козла, — Платон нехотя убрал папиросы в карман.

— Это его естественный запах, алмасты же вегетарианцы. Помнишь, мы с тобой в Краснодаре перекусить в вегетарианскую столовую зашли? Ты-то на веранде открытой пиво глыщить уселся, а я разносолы на подносе к столу таскала. Там в зале тоже так пахло, не говоря уж о туалете, куда я руки помыть забежала. Что естественно, то не безобразно.

— На всё у тебя ответ найдётся.

— Это Сенека так сказал, не я. Какой-какой... из Хакуринохабля. Легче тебе стало? Помогите лучше мину ему на спину взвалить, мне роста не хватает. Ремни возьмите, не так плечи ему резать будут.

Только сейчас, когда колосс выпрямился во весь рост, стало понятно насколько он огромен. Уж на что отец Николай был высок, двенадцати вершков, как известный Герасим из Муму, но даже он на полторы головы не доставал до плеча лесного монстра.

— Попроси его присесть как-то, что ли... — обратился к девушке священник, опустив руки с кожаной упряжью. — Длины не хватает, а так высоко мы мину не поднимем.

— Сами и попросите, прямо шагу шагнуть без меня не можете. Я же рассказывала, что надо ему в голове картинку показать, как сесть надо. Он поймёт, у меня же получается. Вот убьют меня в бою, так вы без меня мотню по малой нужде расстегнуть не сможете.

— Типун тебе на язык, ехидна. То мотня, а то мина, — отец Николай встал на цыпочки напротив алмасты и, пытаясь смотреть тому в глаза, начал представлять себе садящегося гиганта.

Всё оказалось достаточно легко, и Большой, невнятно хмыкнув, медленно опустился на колени.

— Жопу, жопу ещё сдай назад, макака тупорылая! — расхрабрившийся Платон ухватил алмасты за густую шерсть внизу спины и с силой стал тянуть на себя.

Большой никак не среагировал, а только громко и протяжно выпустил газы с басовым звуком заходящего в бухту Новороссийска парохода.

Несмотря на усталость и серьёзность предстоящего сражения, отец Николай и Гошка повалились на землю кто где стоял в корчах безудержного хохота.

— Вот ведь сука какая волосатая! Сам момент улучил, или вы ему в голову нашептали? Николай-то божий человек, он до такого не додумается, как пить твои сатанинские проделки, доченька, больше некому!

— Папочка, перестань кричать, так тебя и снизу услышать могут. Ой, ратуйте, я сейчас обсикаюсь! — Гошнаг, расстёгивая на ходу штаны устроилась за торчащим пауком корневища, не переставая выговаривать Платону между судорожных всхлипов. — Он же тебя не трогал, ты сам как клещ ему в задницу вцепился, тут любой испугается. Ой, Господи, спаси и помилуй! Радуйся, что только этим обошлось, Боженька, не приведи погибнуть молодой и красивой!

— Талько-младшая! Имей хоть какое-то уважение к имени Господа, не поминай всуе!

— Не занудствуйте, батюшка, всуе у меня только нижняя часть, а разговариваю я верхней, одно другому не мешает. Вы грузить собираетесь или будете орать и валяться, как союзнички под Ипром? Развеялось всё давно, не водите носами своими.

— Погоди, змеёныш, жив останусь — не поленюсь в Хакуринохабль съездить, Сенеке твоему в рыло пропечатать, — кузнец продел ремни в транспортное ухо мины и затянул узлы. — Дальше сами колдуйте, у меня до сих пор глаза навыкате и в горле першит.

Так или иначе, мину навьючили на спину Большому, Гошнак привязала к упряжи верёвку, и алмасты сиганул через расщелину так легко, как будто за плечами у него был детский рюкзачок с воздушным шариком внутри. Несколько невероятно ловких для такой массы движений — и он уже сидит на краю пропасти с другой стороны.

Гоша обмоталась верёвкой, перекинув её через плечо, подхватила чемоданчик с ампулами взрывателей и шагнула в пустоту. Через пару секунд она уже трепела уклейкой, вытягиваемой из ручья. С такой же лёгкостью алмасты продолжил выуживать свёртки, сумки и оружие, перетащив под конец отца Николая и притихшего Платона.

Свесившись с другой стороны площадки, Гошнаг в бинокль осматривала позиции бандитов, намечая направления главного и второстепенных ударов. Место действия непосредственно на земле представляло собой полукруглый сектор радиусом около ста метров, окаймлённый редколесной берёзовой рощицей, переходящей дальше в полноценный густой лес.

В роще пасся целый табун лошадей, стояли кибитки и повозки. Справа находилась хозяйственная зона, около двух больших сараев грудились корыта, бочки и вёдра, на верёвках длинными рядами сушилось бельё.

Слева и по центру на поляну выходили две лесные дороги, въезды с которых перекрывали подобия шлагбаумов и контролировали огневые пулемётные точки за брустверами из мешков с песком. Привалившись к мешкам, лениво перекуривали два пулемётных расчёта Максимов.

Почти отвесная сторона скалы с пещерами и гротами просматривалась с вершины плохо из-за неудобного угла, но широкий язык главной террасы виден был прекрасно. С этого языка, расположенного метрах в тридцати от поверхности земли и имеющего уклон к горе, вёл широкий и высокий ход в основную пещеру, а там уж с десяток меньших ходов и лазов разбегались в разные стороны, причём несколько выходило на противоположный, южный склон.

— Подержите меня за ноги! — Гошнаг высунулась по пояс, но всё равно толком не смогла увидеть левый край террасы, на котором горел ещё не погашенный ночью костёр. — Держите дышла крепко и высуньте меня подальше.

Наблюдательница легла на поперечные ремни волокуши вместо мины. Двум здоровым мужчинам не составило трудов выдвинуть три пуда наблюдательницы на половину длины дышл.

Левый, если смотреть сверху, край языка заканчивался небольшой вертикальной стенкой. К этой стороне скального уступа вела поднимающаяся наклонными пролётами деревянная лестница.

— Вот они, суки, — Гошка произнесла это злым шёпотом, как будто её можно было услышать с террасы на таком расстоянии.

К стенке был придвинут диван, перед диваном стоял большой накрытый стол, по бокам которого на стульях сидели два черноволосых человека, за каждым из них стояла полуобнажённая женщина с подобием опахала. Так как в горах ночью прохладно, то опахалами барышни, по видимому, отгоняли комаров.

На самом диване возлежал ещё один мужчина, облачённый в восточный халат и в турецкой феске. Ему прислуживали две одалиски, всё одеяние которых состояло из небольших прозрачных полотен, повязанных вокруг бёдер, и блестящих обручей на голове, удерживающих длинные волосы. Выбивающиеся из-под фески волосы самого небрежно развалившегося на диване мужчины отливали в ярком свете луны прозрачно-белёсым цветом. Сомнений быть не могло — Ащеулов с нукерами играют в сладкую жизнь восточных правителей.

В какой-то момент Бледный неожиданно поднял глаза вверх, и девушке показалось, что их взгляды встретились, хотя она понимала, что с такого расстояния, через свет костра и поднимающиеся от него горячие волны воздуха, белогвардейский офицер ничего на вершине разглядеть не может. Тем не менее Гошнаг отчётливо ощутила неприятное чувство у себя в голове. И не одна она.

— Гуг, — негромко хмыкнул алмасты и поднялся со своего места.

Мужчины быстро вытянули волокушу на площадку и приступили к постановке мины на боевой взвод, однако тут же столкнулись с трудностями — защитные чугунные колпачки рожек прочно прикипели к резьбе и не откручивались голыми руками. Кузнец начал сооружать из молота и ремней подобие затягивающейся удавки. Получилось снять один колпачок, но времени потратили уйму.

Гошнак взглянула на Большого, сосредоточилась, и уже через пару минут все шестнадцать защитных элементов были скручены гигантскими ручищами. Гошка ещё подумала, и гигант наломал дышла на метровые куски, как будто это была сладкая соломка к чаю. Предводительница сложила палки колодцем на краю площадки и алмасты водрузил мину на подставку. Теперь можно было устанавливать колбочки с кислотой и накручивать мягкие оловянные чехлы, не боясь их случайно погнуть или ударить.

— Слушаем сюда! — голос Гошнаг звенел в предвкушении боя. — Берёте по три гранаты, их шесть всего, и кидаете слева и справа, выпускаете очередь из пулемёта вниз, весь диск — бандиты должны подумать, что их атакуют с земли, и тогда все, кто ещё шляется на поляне и террасе, поспешат укрыться в норах, а кто там спал, — наоборот, бросятся наружу. Возникнет паника, ну или неразбериха на крайний случай. Через минуту после взрыва гранат Большой скинет мину. Хватаем стрелковое оружие, сверху вниз перепрыгиваем расселину и бежим к лошадям. Пока пыль уляжется, как раз успеем спуститься к подножью, а там уже видно будет.

— А если мина не взорвётся?

— Тогда наши деньги с дырками. Перестреляем, кто под руку попадётся — и ходу домой, на хутор. Они за нами не погонятся сейчас — не знают, кто, откуда и сколько нас было. Подумают, что специально их выманиваем. Им же в головы не придёт, что всего два идиота с девчонкой такую заваруху устроят. Если боитесь, можно ничего и не бросать, стащим в сарае мешок сухарей и в щи нассым, знай наших!

·        — Как будто у нас выбор есть. Лучше уж тут голову сложить, чем с тобой и сухарями домой возвратиться. К бою, брат Сивка!

— К бою, брат Бурка!

И всё пошло как по маслу. Гранаты разорвались друг за другом, длинная пулемётная очередь вызвала ответный стрёкот только одного Максима, второй был повреждён или лишился своего расчёта. Амасты поднял мину на вытянутые руки и с силой швырнул её вниз, подойдя к самому краю площадки.

— Баауг! — монстр вскрикнул и сделал несколько шагов назад, привалившись спиной к Пальцу.

Шунтукские бросились к нему, и тут же раздался страшной силы взрыв, потрясший всю скалу. Полторы сотни килограмм тринитротолуола в сантиметровой стальной оболочке — это много, очень много, особенно если учесть, что мина, упав на наклонную поверхность террасы, отскочила внутрь системы пещер, и за ту пару секунд, пока сила тока из разбитых гальванических элементов достигла нужной величины, успела углубиться в полость скалы.

Весь северный склон с грохотом начал обваливаться вниз, увлекая за собой расположенные выше участки породы. Площадка до скальных зубцов вершины уже сократилась вдвое, обвал утащил с собой часть поклажи и пулемёт, оставленный на краю обрыва, а процесс и не думал заканчиваться. Минуту спустя посыпался вниз и восточный склон. Дорога к лошадям была отрезана.

Колебания немного стихли, и сгрудившиеся под основанием Пальца бойцы получили возможность перевести дух. Мужчины по распоряжению Гошнаг собирали с земли остатки имущества, а сама она занялась Большим. Оказывается, ему в левую руку попала пуля, и попала довольно неудачно — в плечевую артерию. Очевидно, это случилось, когда гигант держал мину на вытянутых руках, пуля вошла с внутренней стороны и застряла под кожей около подмышки. Гоша взяла у отца Николая штык и зажигалку, прожгла кончик лезвия, сделала на шкуре алмасты небольшой разрез и выковырнула кусочек металла:

— Посмотрите, падре, из чего стреляли?

Перед началом атаки предводительница заблаговременно собрала свой рюкзачок, и теперь достала из него бинт и фляжку с самогоном.

— Терпи, казак, атаманом станешь! — морщась от запаха, Гошнаг залила рану алкоголем, наложила тампон и туго забинтовала плечо алмасты.

— Из мосинской трёхлинейки стреляли. Остроконечная пуля с мельхиоровым покрытием, патрон с бездымным менделеевским порохом. Специалист стрелял, ночью, с километра, да ещё и в гору. Мишень большая, конечно, но без серьёзной подготовки так с одного выстрела не попасть. Догадываюсь, у кого такая подготовка есть. Или была, — отец Николай вернул пулю девушке.

— Посмотрели, как выбираться будем? А то неровен час внутри горы что-то ещё обвалится, в лучшем случае придётся здесь куковать до морковкиного заговенья.

— С трёх сторон и думать нечего. С западной стороны, что на Ходжох смотрит, склон вроде целый. Он чуть более пологий, чем восточный, откуда мы поднимались и где лошадей оставили, но там одна большая проблема...

— Туда пещеры не выходят, потому и целый он наверно. Что за проблема?

— До первой терраски сверху скала отвесная, метров двадцать, а то и больше. Дальше там уже деревья начинаются. Тоже может быть не сахар, но за них хоть ремнями нашими зацепиться получится. Других вариантов у меня не придумалось.

— Так можно на ремнях и спуститься.

— Если бы, да длины не хватит, мы уже шагами померили.

— А верёвка?

— А верёвка тю-тю, она у восточного края лежала.

— Одежду нашу связать можно.

— Не знаю, как у вас, а у меня портки дюже ветхие, — Платон подошёл, на ходу сворачивая ремни упряжи в кольцо. — От Гошкиных штанов тоже толку мало, они хоть и новые, да только на узлы все уйдут. Может с этого шкуру снять? — кузнец скосил глаза на своего недруга.

Новоиспечённый атаман Шунтукского горнопехотного полка, умевший, как оказалось, видеть чужие мысли, приподнялся с камня и здоровой рукой почесал своё мохнатое седалище.

— Тихо, тихо парень, только не это. Неудачно пошутил, с кем не бывает? Пойдёмте лучше к обрыву, примеримся ещё разок, чтобы штаны зазря не снимать.

Волокуша






Газовая атака под Ипром. 1915 год


Франсуа Буше. Одалиска. 1745 год


Южный склон горы Чёртов палец в наши дни. Более светлые или жёлтые участки — места схода породы в 1930 году