“Это было весной, когда мы уходили из дома
                  Времена, когда мы навсегда уходили из дома”
                                                Калинов Мост

  На третий год моих хождений по морям и океанам пришлись сразу два знаковых события. Меня назначили начальником и дали однокомнатную квартиру. К слову, если бы остался где-то рядом с мамой-папой, этих событий пришлось бы ждать лет пять-десять. А здесь, на задворках империи, всё происходит на порядок быстрее. Ну и конечно, должность, зарплата и квартира, как вспышка сверхновой, выбросили меня в межгалактическое пространство с футуристическими красками и космическими скоростями. И если при вступлении в должность я просто переехал из каюты на главной палубе в люкс на средней, то новоселье откладывалось на три месяца до возвращения из рейса.

  Правда, по приходу в порт пришлось ещё немного задержаться на пароходе. Вся гоп-компания с встречающими жёнами-подругами вечером укатила по домам, а я остался сдавать наработанные за три месяца материалы, хотя и у меня дом уже был.
  Но сидеть вечером в порту на пароходе это моветон. И с парой оставшихся со мной пацанов двинули в город. Добрели до ближайшего кабака, кафушки без особых претензий, где и бросили якорь.
  Пока изучали винную карту, вино-водка-коньяк, выяснилось, что у нас на троих нет и трёх копеек. Есть чеки ВТБ для Берёзки, есть боны для Альбатроса, есть даже доллары, а рублей то и нет. Пришлось, предваряя заказ договариваться с халдеем о курсе обмена всего этого на рубли.
  Дальше я просто налёг на коньяк, обмывая карьерный рост и жилплощадь, а мои компаньоны по обычной пацанской привычке активно пытались найти приключение на свой зад. И мы все преуспели в своём порыве. К закрытию я был на хорошей кочерге, а за столиком приютились две девахи 18+.
  Тащиться одному ночью на пароход мне не хотелось, и я прицепом за квартетом страждущих двинул на явочную квартиру. Там без лишних церемоний занял одну из двух комнат и на кстати разложенном и застеленном диване отошёл ко сну.
  Посреди ночи, как мне казалось, проснулся от шебаршения под моим одеялом. Одна из девчонок явно пыталась пристроиться ко мне своей упругой голой попкой. Ну я ж не иезуит какой-нибудь, здравствуй тело молодое незнакомое. Хорошо, что успел немного покемарить, чтоб вернулись дикция и чувство ритма. И только-только умаявшаяся соседка затихла у меня под боком, как к другому мастыриться подружка.
  Слегка опешив от навалившихся на меня нежданно-негаданно посреди ночи хлопот, интересуюсь сутью вопроса. «Да козлы они занудные!». Ну да, что есть, то есть. Юра-Шура институтов не кончали, в филармонию не ходят, Бродский и Тарковский не про них. И предчувствуя глубокое удовлетворение запустил полуночную перебежчицу под другой бок.
    Утром, игнорируя хмурые рожи своих подчиненных, или клопы были злые или водка была паленая, взбодрился чашкой растворимого кофе. Как говорил один друг – бочкового. Я его на дух не переношу, но не всё же коту масленица. Любезные хозяйки ссудили нам по пять копеек каждому на автобус.

  Ближе к вечеру, покончив с пароходскими делами, добрался наконец до дома. В восемьдесят однушек и двадцать двушек набилась мишпуха моряков, геологов, геофизиков и пр., и пр. Дом гудел, как улей диких пчел после посещения Винни Пуха. Я был практически последним ступившим на борт этого брандера.
  Посреди моей пустой квартиры стояло потрепанное кресло-кровать с цельной бутылкой водки. Так закладываются вековые традиции бродяг земли русской. По негласной традиции буквально с первого дня жизни Сенина 11 уходящие в рейс или улетающие в отпуск-отгулы мужики оставляли ключи от квартир друзьям или соседям. Прошедшие сами через мытарства по этому катаржанскому острову без лишних слов и заморочек протягивали руку помощи иногда даже совсем незнакомым соплеменникам.

  Как-то на пароходе спустя лет 25 после описываемых событий разговорился с коллегой по вахте. И выяснилось, что много лет назад он, будучи ещё студентом на практике, две недели жил в моей квартире. Как в пещере Али-бабы. В 80-ые полный набор японской видео и аудио техники, бар валютной выпивки и велюровый диван. И два метровых керамических слона для колорита. Офигевший бурсак потом даже хотел в дипломе спецвопросом описать жизнь морского геофизика в межрейсовый период. Ха-ха!
  Божился что, уезжая поллитровку оставил.

  Пойду-ка я приму 50 ностальгических грамм коньяку по такому случаю.

  Кстати, справа от меня обосновался мой забойный кореш Петёр Герасимович, а слева тёзка с другого парохода. Сам хозяин уже успел уйти в новый рейс, и банкетом в его квартире по поводу прибытия нашего парохода и меня дорогого лично руководил другой кореш навигатор Славка из макаровки. Sharp 777 орал во все свои 2Х40 ватт голосами Bony M и C.C.Catch. Несколько початых ящиков с коньяком и сухариком томились на кухне в углу. Душа просила праздника.
  Градус нарастал. Количество морских геофизиков на квадратный метр жилплощади уже приближалось к критическому.

  И тут пришла она. Женщина с нижнего этажа. Дверь, говорит, захлопнулась. Не могли бы мы спуститься по балкону сверху? Мадам, базара нет! Рассчитались на первый-второй. Твой балкон, мне говорят, ты и лезь. Дак я ещё даже дверь на балкон не открывал!
  Ну пошел, посмотрел. Хоть я уже и на кочерге, но технику безопасности блюдю свято. Так там же есть соседний балкон. Спустился на этаж, звоню в дверь. Открывает знакомец, Миша Шпильман в труселях. Извини, говорю, я на твой балкон. Он бедолага даже пикнуть не успел. А я уже, пожелав блондинке под его одеялом приятного вечера, прошел через балконную дверь. Дальше дело техники.
  Потерпевшая рассыпается в благодарностях. Я её под локоток и к нам на банкет успокоить нервы. Вино, коньяк, Bahama Mama, чувствую, силы на исходе. Даму под ручки и к себе на кресло-кровать. Спасибо незнакомому другу. Ну и зажгли в новой квартире всеми цветами радуги. Окропили, так сказать, целину. Вот такое новоселье.

  На отгулах рванул на материк прикупить мебеля и прочие хозтовары. Набил всё в контейнер и домой. Но это я такой любитель комфорта. Пит вон по соседству несколько лет обходился диваном и холодильником. Ну ещё телек. А по началу вообще в ванной спал.

  Хорошо диван собирать на надо. А со стенкой прямо квест какой-то. Шкаф собрал. А сервант не выходит, детали от него пошли на шкаф. Всё разобрал. Собрал сервант и шкаф. На секретер деталей не хватает. Всё разобрал, блок-схему почитал и по новой.  И так почти неделя. А там и Пит пришёл на помощь. Не с шуруповёртом, с бутылкой. Так вечера и коротали. Я кручу верчу, Пит разливает.
  Магнитола орёт, шуруповёрт визжит, Пит булькает на кухне – а может ну его, этот гарнитур генеральши поповой. Через пару вечеров на звук дрели и Duran Duran народ стал подтягиваться Питу для компании. Я собираю разбираю, они наливают пьют. Но и меня не забывают. Хорошо всё-таки иметь свою жилплощадь.

  В пятницу даже ритуальный поход в кабак пропустили. За полночь по полной программе музон, бухло, шуруповёрт. Звонок в дверь.
  - А я к тебе на вечеринку!
  Плащ скинула и через болты и шурупы с туфельками прямо на диван. А я с пассатижами и разводным ключом. Что-то мычит Duran Duran, что-то туплю туплю я.
  Мы знакомы, конечно, но не более. Её муж третий месяц за границей, иногда вместе работали и выпивали. Время к часу ночи. Туплю туплю.
  - Мне бокал вина!
Duran Duran. На кухню. Пит разливает водку по стаканам.
Нашёл чистый бокал. Открыл бутылку Токайского.
- И сигарету!
Duran Duran. На кухню. Пит с водкой исчез. Блядь! Вопрос только кто.
Нашел пачку Salem с ментолом. Зажигалку.
- Потанцуем!
Duran Duran. И верхний свет потушила. И диван-то собирать не надо.

Никогда не был в фитнес-зале.
Тренажёры, подходы, движения.
В ритмах Duran Duran. О чем говорить.
Тренажёры, подходы, движения.
  Токайское, Salem с ментолом.
  Тренажёры, подходы, движения.

  С первыми петухами подхватив плащ исчезла в таящем сумраке.
Я с шуруповёртом и пассатижами. Тренажёры, подходы, движения.
Duran Duran – “All She Wants Is”.  Всё Чего Она Хотела Это…

    Постепенно жизнь нашего клуба по интересам отстроилась и пошла по накатанной дорожке. Работу, конечно, никто не отменял. Вся гоп-компания вместе собиралась только в межсезонье. Несколько забойных кабацких недель перемежались неделями затишья с маленькими житейскими радостями.
    Особо следует отметить два момента. Во-первых, я купил одним из первых японский видеомагнитофон. Во-вторых, толстые литературные журналы просто вывалили на страну горы новой и залежавшей старой литературы и публицистики.
    Видик, конечно, на время стал примой всех посиделок, вечеринок и загулов. Маршруты его дрейфа по квартирам нашего дома были столь причудливы и витиеваты, что контролировать их я перестал очень быстро. В любое время суток порой абсолютно незнакомые люди со ссылкой на знакомых могли его забрать или вернуть обратно. И шепотом просили или предлагали порно, которое по первости вызывало особое любопытство. По прошествии времени с удивлением должен заметить, что подобные кассеты ни одного раза так и не появились в моей квартире.
  Зато у нас образовался узкий круг любителей кино, в центре которого была Лерка, жена одного кореша. Иногда на сеансах в нашем элитарном клубе были только мы вдвоём. Под бокал Саперави или Каберне мы открывали для себя скрытый до поры мир советского и не только кино. Марлен Хуциев и Андрей Тарковский. Милош Форман и Федерико Феллини. Это всё надо было не только посмотреть, но и обсудить и осмыслить. Лерка оказалась прекрасно воспитанной и образованной чувихой, и наши разговоры были просто в кайф.
  То же самое было и с литературой. Все умеющие читать по-русски набросились на журналы. Почтовые ящики просто ломились. Лично я выписывал почти десяток журналов, начиная с Нового мира и Иностранной литературы и заканчивая Юностью и Огоньком. Здесь, конечно, единоверцев было больше, но Лерка опять выгодно отличалась. Василий Аксёнов и Иосиф Бродский, Франц Кафка и Марио Пьюзо. От корки до корки несколько сотен журналов. И где больше кайфа, в чтении или обсуждении на кухне за кофе с коньяком не знаю.

    Пятница, вечер, я дома. Вкусная сигарета, ароматный коньяк, толстый журнал. Луи Армстронг “What A Wonderful World”. Кабаки и пивнушки отдыхают. Даже вечерний преферанс временно заброшен по причине некомплектности состава. Дом затих под уютным пледом в кофейном аромате.
    Звонок как автоматная очередь. Кто бродит, свои все дома сидят? На пороге две дамы в вечерних туалетах. И что характерно дверью ведь не ошиблись. Одна здесь уже бывала и не раз. Подружку тоже видел.
  Как там у “Примуса” – “Марина или Лена. Мне упирается в живот её колено”.
  Пришла маета открывай ворота. Во время посещения вам будут предложены горячие напитки и холодные закуски, а также видео зарубежных авторов. А что делать. Оставил посетительниц в обществе Клинтона Иствуда, а сам на поиски подельника, надо же подружку куда-то пристроить.
 
  У соседа не заперто. Сам Петёр Герасимович в горизонтальном положении на диване. На полу пиво в стеклотаре и десяток журналов. Бросай, говорю, Пит свою “Технику молодёжи”. У меня там пара чувих из Playboy под парами томятся, включайся в процесс. Ноль эмоций, ноль движений. Всё ясно, не та полоса, не взлётная. Из этой научно-технической трясины его даже стриптизом не вытянуть. Штанга.
  Пошел по этажам. Шура, конечно, не Бельмондо, без изысков, но заводной пацан. Дома, один, трезвый, в трениках. Решает контрольные по математике. Сука, заочник хренов. И тоже в отказ. Давай, говорю, я тебе её сюда приведу, она кажется бухгалтер. Возьмет тебя за интеграл, заодно и задачки порешает. Сибиряк упёртый. Колба, колба.
  Иду дальше. Джони, кореш по бурсе, натура тонкая и до баб охоч. Берёт у меня джазовые диски, слушает The Who и Rolling Stones. Но сегодня я уже опоздал. Духман как в персидском караван-сарае. Пара раскумаренных беломорен выбили бойца из седла. И тут уже хоть Playboy хоть Работница. Его тут не стояло.
    Лёха москвич своей фатеры в доме не имел, поэтому дрейфовал во времени и пространстве. Нонешнюю явку я знал, но пошёл туда без всякой надежды, просто по дороге. Лёха, он, конечно, ходок ещё тот, азартный парамоша, но со своими тараканами. Мы с ним предпринимали совместные набеги на городские кабаки, но вскоре разошлись по идейным, если так можно сказать, соображениям. Попав несколько раз на молодых девок из общества Динамо я решил не портить себе нервы и прочее здоровье и перешёл в другую весовую категорию. Кому за 30. Нет, денег не жалко, жалко времени и не хочется выглядеть лохом обыкновенным. Хотя конечно варианты возможны.
  А Лёха бомбил молодёжные кабаки с завидным упорством и успехом. В текущий момент времени он квадратногнездовым порядком пропускал через себя местное медучилище. Причем иногда для поддержки привлекал и меня безотказного. Так что я был глубоко погружен в эту тему на факультативных началах.
  Один, с последним номером Иностранной Литературы, кореш принял меня как родного. Но узнав о тактикотехнических характеристиках предлагаемого для эксплуатации объекта отказался наотрез. Все мои рассуждения о взаимозачетах и бутылке Jack Daniel’s для разгону ожидаемо были тщетны.

  Тенденция, однако. Бродить дальше по этажам смысла не было. Смешно.
  Сказать дамам, что мужики все трезвые и поэтому не хотят я не посмел.
  Сказал, что все пьяные и поэтому не могут.
 
Дома Клинт Иствуд на разогреве палил из нагана как сумасшедший, дамы оттягивались кофе с ликёром в предвкушении встречи с прекрасным. Время не детское, “метро закрыто, в такси не содют”.
  Откупорил Jack Daniel’s, закурил Dunhill. Чего теперь-то здоровье беречь. Сменил Иствуда на Adriano Celentano, вечного и всепогодного Amico. И разложил диван.
  Подружки, закатив глаза, дружно заохали. И пока я вышел на балкон за последним глотком бодрящего кислорода также дружно скрылись под моим одеялом. На правах ответственного квартиросъёмщика вышел на средину фарватера и бросил якорь. И бросил якорь. И бросил якорь.
  “Марина или Лена. Мне упирается в живот её колено”.
  Susanna! Susanna! – пытался запутать и сбить с ритма Adriano Celentano.
  Якорная стоянка то бурлила и фонтанировала камчатским гейзером, то затихала полуночным омутом, где ведьмы водятся.
  Jack Daniel’s & Adriano Celentano держали меня на плаву до самого рассвета. Картина маслом. Петров-Водкин. В ночном.
  Утренним прибоем смыло все следы. “What A Wonderful World”.

  В отличии от литературы и кино с музыкой было всё сложнее. Достать и послушать можно было практически всё. Мой навороченный Sharp 800 и вертушка к нему, по-моему, сами тащились от этих звуков. Сотни виниловых дисков и кассет заполняли пространство. Музыка практически не умолкала даже ночью.
  А вот поделиться впечатлением об услышанном было трудно. Народ тащился от попсы и шансона. Ну а подо что ещё бухать водяру и шампусик.
  На моей первой сознательно записанной кассете за 10руб в студии звукозаписи были Deep Purple “In Rock” и Uriah Heep “Return to Fantasy”.
  Время шло и к року плавно присоединился джаз. Charly Parker и Miles Davis.
  Ну а потом уже George Gershwin и Сергей Рахманинов.
  И вся эта гремучая смесь в моей голове. А желающих присоединиться так и не нашлось. И на концерты я попадал почти всегда один. Только на джаз, но зато как весело всё выходило.
  Оркестр Олега Лундстрема в Южно-Сахалинске.
  Аллегро Николая Левиновского в Магадане.
  Каданс Германа Лукьянова в Грозном.
  Ансамбль Давида Голощекина в Киеве.
  Арсенал Алексея Козлова в Саратове.
  Ансамбль Игоря Бриля в Москве.

  Летний день. Банальная суббота. Позавчера пришли в порт. Послезавтра уходим в новый рейс. Заварил кофе, Рахманинов лабает на рояле 2-ой концерт, разбираю накопившуюся почту и кучу новых журналов.
  Звонок. Юлька. Терапевт из соседнего дома. С кастрюлей. Шла, говорит, к подружке с котлетами, а той дома нету.
  Ладно, говорю, котлет не хочу, а кофе попьём. Кастрюлю на кухню, турку на огонь, Юльку на диван. На неё, кажется, Шурик глаз положил, он её и ввёл в нашу компанию. Молодая врачиха, с подругой живут по соседству.
  Поставил у дивана столик, притащил кофе, ананасы в банках кстати из рейса привез. Ну и чтоб время скоротать ей рюмку ликёра, а себе коньяку любимого, чеченского Илли. Просто сказка, редкая вещь, кстати, я его сам только и пил, корешам такие изыски пофиг.
  Юлька на диване что-то про работу, больницу, предстоящий отпуск. А я, напротив, на ковре на полу присел. И в пустые рюмки подливаю неспеша. Симпатичная она девчонка, и не глупая вроде, и котлеты вон делает. И халатик у неё прикольный, красное чёрное, цветочки листочки. Смотрю я смотрю и вдруг как пелена с глаз – то ли её голос, то ли мой коньяк. Под халатиком то пусто! И с каждым её движением мне открываются всё новые и новые горизонты!
  Котлеты, говоришь. А Сергей Васильич на 3-ий концерт заходит. И только я руку к халатику протянул, как он сразу ко мне в ладонь и заструился, а за ним на ковёр и врачиха. Так всё неожиданно и чудо как хорошо! И пальцы как по черно-белым клавишам побежали вверх-вниз.
  Alla breve!
  Потом перебрались на диван. И начались симфонические танцы.
  Andante con moto!
  Потом время затихло и совсем остановилось.
  Lento assai…
  Под вечер взмахнув своим невесомым халатиком легко и просто упорхнула из моего вертепа в свои Сады Семирамиды. Котлеты по-киевски.

  Кастрюльку вечером я Лерке передал. А вернувшись через пару месяцев из рейса от неё же узнал, что Юлька уехала на материк. Какой-то врач однокашник позвал.
  - Мудаки вы яйцеголовые, такую девчонку упустили.
  - Дак я ж думал, что Шурик?
  - Вот-вот. И ты, и Шурик.
  - Что-то не так с яйцами?
  - С головами. Мозги у вас всмятку.
Вот такая кулинария.

  С Леркой, кстати, потом долго шли по жизни параллельными курсами, пересекаясь по самым неожиданным поводам.
  Но сначала я познакомился с её мужем. Ванёк приехал на дипломную практику, попал ко мне на пароход и умудрился получить медаль. Так-то он пацан тихий. Перед пьянкой бегал на камбуз за водой спирт разводить, опосля бренчал на гитаре как здорово, что все мы тут сегодня собрались.
  А нам как раз в рейс дали экспериментальную железяку, новый прибор в каком-то НИИ сделали. Ну и типа внедрение в производство. Через год приходит разнарядка. Прибор на ВДНХ медаль получил, в списке лауреатов должен быть кто-то с производства. А из наших кандидатов один побывал в вытрезвителе, на другого жена подала на алименты, третьего просто уволили за прогулы. Остался только Ваня студент. Медалист.
  Не помню точно, в тот же год или на следующий я этого раздолбая спас, но мне медальку не дали, только выговор за технику безопасности. В шторм работали на корме и зашла хорошая волна. Ну пацаны опытные кто за что похватались, а Ваня медалью прощёлкал. Его волной на палубе с ног и сбило и потащило обратно за борт. Пришлось прыгать и ловить.
  Так и завязались отношения и с Леркой и с её родителями. С папой даже выпивал пару раз.
 
  К слову, за время морских странствий я таких Ваней нормально наловил. Как-то встретились в море два наших парохода. Один только из порта вышел в рейс, а другой отработав пару месяцев домой идёт. У одних выпивка ещё осталась, у других жажда поднакопилась. Ну и пришвартовались на траверзе острова Монерон. Кому интересно, как раз где-то через пару лет над сбитым корейским Боингом.
  Трап перебросили, ну и разошлись по корешам туда-сюда. Через пару часов кое кто уже тёпленький и весёленький. Вышел у себя на корму покурить. Летний вечер, остров на горизонте. Гляжу, Игорёха сейсмик на трапе между пароходами толчется, а потом раз и нету его. Я к трапу. А между пароходами зазор около метра.
  - Есть кто живой? – ору вниз. Есть! - Отзывается.
  Объявили тревогу. А его сердешного течением между пароходов уносит. Побежал на корму и бросил ему круг. Но линь оказался уже короток и пришлось отпустить. Он бухой-бухой, но сообразил в круг влезть.
  А на мостиках решают кому мотобот опускать. Чей бедолага выпал, тот пусть и опускает. Окей!
  А я гляжу, Игорёха тихо-мирно дрейфует от кормы в море. А уже темнеет! Хорошо сигнальная лампочка на круге загорелось.
  Тут выясняется, что мобот опустить не могут, потому что этим бортом пришвартованы.
  А огонек уже в бинокль еле видно.
  Наконец на другом пароходе мобот опустили и за болезненным. Привезли. Хоть и лето, а замёрз. Пришлось ещё налить.
  Кстати, не утонувший в проливе Лаперуза через год помер от водяры в пустой квартире. И скорая не успела. И круг было бросить некому.

  А Лерка между тем не смотря на всё своё воспитание, образование и прочую культур-мультур стала тихо-мирно выносить мне мозг, проявляя свою бабскую натуру. На материке у неё осталась закадычная подружка, за одной партой сидели и незамужняя ещё. И начался ненавязчивый и сразу незаметный, но методичный прессинг.
  Я ей про Параджанова, краски и пластику, она мне про подружку. Я ей про Вознесенского, лексику и ритмику, она мне по подружку. Я ей про Диззи Гиллеспи, импровизацию и гармонию, она мне про подружку.
  Шьёт, печёт, машину водит, у папы на даче винный подвал! И фотку мне в сервант поставила!

  В конце концов однажды после затянувшейся зимней спячки на Сенина 11 случилось у меня весеннее обострение.
  Сел в самолёт и к подружке на день рождения.
  Через сутки она согласилась.
  Через двое улетели вдвоем обратно.
  Через трое расписались.
  Три дня бродяги в смокингах с расфуфыренными подружками гудели по кабакам пчелиным роем.
  На четвертый я бросил пить, курить и бриться. Клянусь своей седой бородой.

  А через пару лет в начале 90-х, фирма, как, впрочем, и вся страна, затрещала по швам. Бродяги с Сенина 11 распродав свои апартаменты местным обывателям рванули в разные стороны света. Бухта Спасения, бухта Провидения, мыс Доброй Надежды. А вслед за ними и тутошний Шеврикука, любитель Dunhill, Jack Daniel’s и вяленной корюшки, покинул этот некогда благословенный Богом уголок.