Глава-8 (Друзья)

Сначала он решил, что пару лет
Затихарится в джунглях доброй Коми.
Потом на время выглянет на свет,
Возьмёт к известной станции билет,
Чтоб посмотреть, а как там, в старом доме?

Когда подсел, был хлюст и вертопрах,
Не заимев хозяйственного хлама.
Кутил, балдел, совсем не ведал страх,
Но где-то есть изба на трёх ветрах,
Там доживает дни старушка мама.

Одним глазком взглянуть и провались,
Вся эта тщета с суетой извечной.
Добить бутылку под названьем «Жизнь»,
Чтоб сбросить грязь и наносную слизь,
Неся себя до станции конечной.

Но было утро, плавала река
В своих струях звенящих халцедоном.
Бежали вдаль седые берега,
Пришёл Савел, что вынул из мешка
Двух собачат, совсем ещё зелёных.

- Ну, что, изгой, доволен, мать итить?!
В тайге без псины не протянешь долго.
Здесь без собачек лучше не бродить,
Ты ж верно знаешь сказ про волчью сыть?
Сожрут с костями вот и вся недолга.

А два щенка особо не спеша,
Умяли миску супа из подуста.
Семён смотрел на них едва дыша,
И отогрелась беглая душа,
Вернулась нежность. Знаковое чувство.

МЫСЛИ ВСЛУХ

А время шло, и шар земной знобило, опять возник вопрос перволюдства.
Тарас с Иваном, взяв цепа и вилы, отринув узы кровного родства,
Отринув предков Руса и Словена, пролили в землю кровь из общих вен,
Ту самую, от первого колена, ведомы в бездну жаждой перемен.
Но мать земля родить не перестала, всё так же с неба падала вода.
И что Тайге печаль букашки малой, ползущей по травинке в никуда.

Глава-9 (Просто)

Капли-дни срывались с листьев ивы,
Уплывая в звонах вешних вод.
Жив Семён и псы растут на диво,
Так в заботах обнулился год.
Лайка - бесподобная зверюга,
Полуволк, укор домашним псам.
Преданность. В огонь и смерч за друга,
Уши, когти, ноздри и глаза.
Рита хулиганка и задира,
Глаз да глаз, смотри и не зевай.
И Валерка - в паре командиром,
Неутопший маленький Чапай.
Мужество не меряют годами,
Лишь по году, но сильны. Не трожь!
Всюду за хозяином хвостами,
Несмышлёный, чо с него возьмёшь.
Ну, а в общем целом всё отлично,
Речка кормит, радует тайга.
Где-то люд течёт рекой столичной,
Ну, а здесь безмолвье и снега.
Заяц как дурак идёт в ловушки,
Просто пропасть всякого гриба.
Груздь, опята, рыжики, волнушки,
Рыбы ж столько, хоть корми попа.

МЫСЛИ ВСЛУХ

Как бы мне хотелось бросить город, и уйти, куда глаза глядят.
В жар пустыни, в чащу, к небу в горы, где всегда один, лишь Божий взгляд.
Спать в тайге укрывшись, синим небом, пить как вепрь ручейную слезу.
Но лежу с надеждой «я бы, мне бы», ковыряясь вдумчиво в носу.

Глава-10 (Мент козырный)

Незатейлив, скушен быт аскета,
Лес, река - бескрайний перекур.
Но Савел не любит дармоедов,
Давит планом по добыче шкур.

Ну, а как Семёну достаются,
Сахар, соль, иные чудеса.
Приодеться, малость приобуться,
Нешто за красивые глаза?

В понедельник, был он, как обычно,
днём из дней, обыденностью сер.
Заявился егерь в лодке личной,
С ним сюрпризом милиционер.

Участковый. Молодой из ранних,
Взгляд-рентген, до самого нутра.
Посмотрел на морду в жутких шрамах,
Задивился шкурками бобра.

Вынул пачку фоток из планшета,
Повертел Семёна, чисто МУР.
Обозвал за облик людоедом,
Мол, нет хари, нету и приметы,
И свалил с мешком бобровых шкур…

МЫСЛИ ВСЛУХ

Мы стадные, ещё мордвин Ульянов нам говорил-вещал в своих пророчествах:
Живя в среде таких как ты, смутьянов, нельзя пренебрегать системой «Общество».
Но, проживая в городе-помойке, среди людства порой безлюдья хочется.
Мечтается об одинокой койке, с волшебною поляной «Одиночество».

Глава-11 (Прошлости)

Память-сучка, злой укор уму,
Не горит берёзою в подтопке.
Было это много лет тому,
Недалече от Поповской сопки.
Был он молод, грешен и силён,
До поры не думал об острогах.
Помнил бабьих множество имён,
И совсем не вспоминал про Бога.

Как и раньше в поисках руды,
Брали пробы, делали замеры.
Шпаты, кварцы с жилами слюды,
Адский труд, практически галеры.
Мужики уехали в село,
Закупать табак, продукты, водку.
И без них Семёну повезло,
Бог послал два знатных самородка.

Да таких, что даже он, мастак,
Штучный рудознатец экстра-класса.
Позабыв основы, где и как,
Выкатил глаза и растерялся.
Первый с грушу, формою в неё,
А второй чуть больше шампиньона.
Это было первоё рыжьё,
Спрятанное парнем от закона.

Но, святые не уберегли,
Кто-то видел, перевозбудился.
Дальше стук, и «Шампиньон» нашли,
Собственно, с него и раскрутился.
Правда, тот что первый, лёг на дно
Вишеры веками убелённой.
А Семён ушёл вкушать вино,
То, что называют Мама-зона.

МЫСЛИ ВСЛУХ

Ты спросишь, как он выжил средь тайги, один без связи, лавки, интернета?
Да просто жил и не ломал виски, не задавал, не получал ответов.
Его искали? Может быть, и да. Но где-то там, вблизи цивилизаций.
Ведь жизнь червя дешевле, чем вода, о ней ни слова в ассамблеях наций.
Твоя полезность видится извне, лишь при отдаче в белые палаты.
И коли ты не носишь ИНН, то ты никто и номер твой десятый.

Глава-12 (Жизнь)

Верхушка мая, жизнь исходит соком,
А в сердце боли, сотня острых жал.
И почему так скотски одиноко?
Аскет не состоялся, не дожал.
Грустит Семён, причина очевидна,
И этой теме многие века.
Ведь не за кров и Родину обидно,
Ан, половинность гложет мужика.

Но Бог, как говорится, не Тимошка,
Всё знает, в каждой твари видит суть.
И будь ты сотню раз сороконожкой,
С начертанного круга не свернуть.
Иная фря живёт себе безбожно,
Лишь прищемив, вопит: Недоглядел!
И потому случилось то, что должно,
Была суббота, и пришёл Савел.

Оговорюсь для тех, кто недопонял,
Кому «чайковскость» давит на седло.
Пришел Савел. Он был с сестрёнкой Соней,
И взорвалось, запело, расцвело!
Чего-то там Савел с усмешкой блеял,
За «погостить», мол, мимо, просто так.
Семён же думал: «Провалиться, фея!»
А «фея» млела в обществе бродяг.

И здесь финал. Конец рассказки. Этой.
Но есть вопросы, что терзают свет.
Вот ты, читатель, расскажи поэту,
Была ль любовь с тобою тет-а-тет?
Горел ли ты бессонными ночами,
Глядел в окно сквозь тёмный палисад?
Наполнив грудь любовными речами,
На всё готовый за один лишь взгляд.
Уверен, да. Поскольку даже Боги,
Не смогут дня, хоть тыщи лет живи,
Без половины вековать в берлоге,
Дышать, страдать, не ведая любви.
Здесь гаснут свечи,
Кончен монолог,
Храни вас Бог.

МЫСЛИ ВСЛУХ

Тайга и горы, милое гнездо, здесь всё родное: брага, девки, сани.
Я сам бродил Уралом От и До,  от Мугоджар на Константинов Камень.
Хлестал спиртягу с урками в тайге, к мансийке ночью лез на подоконник.
И где-то в джунглях на Олыч-реке, мне бил портачку пьяный бесконвойник.
Спускался в шахту, чисто посмотреть, не веря в байки, сплетни, пересуды.
И замирал, когда гнилая клеть везла наружу камни-изумруды.
Пил медовуху с бортником в бору, пускался в драку за косые взгляды.
Рубил сома и жрал его икру, давился «Шипром» с подлым самосадом.
Но средь тайги, как в храме средь икон, я до сих пор испытываю робость.
И Росский дух здесь смотрит из окон, во всём загадка, таинство, Бажовость.
Живи до ста, но не удержишь вздох, от наших песен озорных и горьких.
Давно известно, здесь бывает Бог, чтоб отдохнуть со спиннингом на зорьке.

Пермь-Хмели. 23.02.15 г.