Альфред Антонович задумчиво отложил линейку. Обычную, школьную, деревянную. Сантиметрово - миллиметровую.
Которой он только что измерял свой хуй. В стоячем состоянии.
Продольно - поперечный размер собственного хуя никогда особенно не задевал интересы Альфреда Антоновича, поскольку претензий к работе аппарата не было и не предвиделось, но...

Ровно час тому назад Альфред Антонович разбирал завалы своего бумажно-документального старья: документов, справок, записей и записочек, хранившихся в ящиках старого письменного стола. И нашел школьный дневничок, секретную днявочку с записью твердым юношеским почерком на второй странице: “15 сентября. 20 сантиметров”.

***

Начиная класса с пятого-шестого, Альфред Антонович думал о противоположном поле только так, как и положено о нем думать. Ни совковая школьная реальность, ни пионерско - комсомольские проработки не сломили убежденности Альфреда Антоновича в том, что женский пол - это не “коллеги”, не “друзья” и не “товарищи”. Это объекты потенциальной ебли. В этом он был убежден со школьной скамьи и твердо знал, что он настанет - день, когда Альфред Антонович использует наконец свой хуй по его второму - и главному! - назначению. Он не будет им ссать. Он им кого - нибудь выебет.
И к этому нужно было быть готовым. Следовало не ударить в грязь лицом.

Запись в днявочке относилась к уже перестроечному периоду, когда информация о размерах хуев стала появляться на ⅙ земельной суши и параметры мужских членов стали волновать живущих на ней девушек. Естественно, хуй Альфреда Антоновича должен был соответствовать лучшим мировым стандартам.
Исходя из этих обстоятельств, после обнаружения провокационной записи Альфред Антонович сделал однозначный вывод, что первосентябрьская двадцатисантиметровка была длиной его собственного хуя. Неизвестно точно в каком, но несомненно - в молодом и боевом году. Ближе к окончанию школы.

***

Задумчивость Альфреда Антоновича, только что отложившего линейку, объяснялась просто. Пятнадцатью сантиметрами. Как его не натягивай. Сколько его не вытягивай. Не двадцатка. Сука.
Вариантов было два: либо усох непосредственно хуй, либо усохла линейка. Сантиметры раньше были меньше, подумалось Альфреду Антоновичу. Но это же бред, признал он как интеллигентный, образованный человек. Значит, усох хуй.
Допустим, думал Альфред Антонович, при изменениях мне было...ну допустим, пятнадцать. Сейчас - сорок пять. За тридцать лет скорость усыхания хуя составила пять - пять!!!! - сантиметров. Почти по 17 миллиметров в год, предполагая линейную скорость усыхания. Нихуя ж себе.
Альфред Антонович рассчитывал на стоячесть собственного хуя лет до семидесяти. Рассчитанная им скорость потери хуем собственной длины показывала, что к семидесяти хуй сократится до 10 сантиметров и 8 миллиметров… ну пусть округленно — до 11 сантиметров. Не говоря уже об усыхании объема, о котором Альфред Антонович предпочитал не задумываться вообще. Потому что получался форменный пиздец.

***

Открытие было шокирующим. Гуглы, яндексы и прочие поисковики в один голос твердили, что усыхания хуя не может быть физиологически. Однако Альфред Антонович был мировоззренческим агностиком, и доверял собственному эмпирическому опыту. А опыт говорил обратном — и с этим предстояло жить, смиряясь и приспосабливаясь. Так думалось Альфреду Антоновичу, переживавшему жесточайший конфликт самоосознания, точнее — самоощущения места собственного хуя в соматическом психокосме. Жестокость, с которой обошелся с ним его собственный хуй, с детства, до боли знакомый обеим ладоням Альфреда Антоновича, любимый (хотя может, и врали?) множеством его женщин, озлобляла и заставляла констатировать предательство. «Предатель» — прошептал Альфред Антонович, смахнув набежавшую слезу, — «мой хуй — предатель».

За предательством должно следовать наказание. Альфред Антонович осознал это пронзительно и неотвратимо. «Я накажу тебя, сволочь», — подумал он, снимая штаны и подбирая упавшую на пол (ту самую) деревянную, сантиметрово — миллиметровую линейку. «Вставай, гнида» — шепотом, сквозь зубы, кричал Альфред Антонович, яростно надрачивая испуганно прячущийся в жировых складках альфредова подбрюшья хуй, — «вставай»!
Приложив к стоящему хую линейку, зафиксировавшую все те же пятнадцать сантиметров, Альфред Антонович щелкнул смартфонной камерой. Снимок получился четким, пятнадцатисантиметровая отметка читалась хорошо. В несколько заученных движений Альфред Антонович поделился снимком, снабженным описанием «Стоячий предатель», со своими страницами во всех соцсетях, где они были. Пусть все видят, кто предатель. Пусть предателю будет стыдно.

***

Реакция проявилась сразу — хуй стали лайкать и игриво комментить, причем не только женщины, но и несколько мужчин (о которых Альфред Антонович никогда бы ничего такого не подумал). Разведенки предбальзаковского и далеко забальзаковского возраста наперебой отпускали сальные шуточки; в комментах появлялись их фотки с недвусмысленными бананами в руках и во ртах; возник даже небольшой срач на тему — кто бы лучше отсосал Альфреду Антоновичу при таком размере (в нем даже принял участие один из тех мужчин, о которых Альфред Антонович никогда бы не подумал!)
Альфредов хуй пересылали друг другу совершенно посторонние люди — не френды и не френды френдов, появились его фотожабы — хуй быстро становился сетевым мемом, а вместе с ним набирал популярность и Альфред Антонович.
Хайп на хуе — предателе набирал обороны, и Альфред Антонович понял, что во-первых, 15 сантиметров — это в общем-то неплохо. Среднедостойно. А во-вторых, хуй, похоже, действительно не усыхал. Мало ли что за 20 сантиметров могло быть первого сентября! Может, и не хуй это был вовсе...

И Альфред Антонович стал — сначала осторожно, потом все смелее и развязнее — отвечать на сальности разведенок предбальзаковского и особенно — далеко забальзаковского возраста, в открытую предлагая им затестить его пятнадцатисантиметровый хуй. Дамы отвечали в личке и соглашались, но часто спрашивали — почему у Альфреда Антоновича такой ник — «Старик Козлодоев», правда ли он «старик» и как его зовут по-настоящему?
На это Альфред Антонович честно отвечал — что «Козлодоев» это его настоящая фамилия, что прозвище «Старик» он получил еще в школе за свою рассудительность («как Дядя Федор в мультике, понимаете?»), что «та самая песня» — действительно про него и что если дама пожелает — он легко сползет к ней по крыше, прямо в постель. Альпинизм Старик Козлодоев умел и любил тоже со школы. Сам Гребень в молодости брал у него уроки сползания, кокетливо признавался Альфред Антонович.
А по поводу того, почему «предатель», хоть и «стоячий», Альфред Антонович придумал великолепную отмазку — мол, встает у него часто и неожиданно, в самых неподходящих местах и ситуациях: в музеях, например, или на базаре, чем и доставляет хозяину неудобняк, а потому и «предатель»; дамы, конечно, были в восторге от такой пикантности.

Альфред Антонович быстро осваивался с растущей популярностью. Он начинал гордиться своим хуем. Он был ему, в общем-то, рад.
С улыбкой вспомнив по 20 сантиметров, он застучал по клавишам, назначая свидания дамам.
Он планировал много и успешно сползать.