Дотужив какаху Степан с неудовольствием окутал себя мыслью, что uploading произошёл не на 100%: шматок кала остался запертым за импульсно-сжимающимся кольцом сфинктера. На тёмной половине. Зная, что этот кусочек будет-таки впоследствии частично додавлен наружу послекаковыми спазмами он покачал головой, но времени на рассиживание не было: нужно было бежать в театр. Закрыв ‘Завтрак у Тиффани’ на пятьдесят шестой странице на ‘Я остановился у могил матери и отца…’ он подтёрся, натянул трусы, вправил белую хлопковую, чуть великоватую рубаху и, смыв, вымыл руки мылом ‘Сирень’.
- Половина шестого, - сквозь прокуренные зубы цедил он в перерывах между поеданием бутербродов с колбасой и блестящими кругляшами свежего огурца, припорошенных крупицами крупной соли. – Половина шестого, - вздохнул он и, с жалостью глядя на хвостик последнего бутера, разместил его у себя в пасти на первом ряду. – А, вернее, пятьтридцатьтри. Ну всё! Проглотив сто грамм и занюхав стеной, Степан понял, что готов.
- Утюг выключен, - бормотал он, проворачивая лезвие ключа, - Потому, что я его и не включал. Салон автобуса всосал его с кучкой таких же серо-болоньевых огурцов…
…Холл беспощадно блистал и сиял, заставляя Степана чувствовать своё жалкоподобие. Отчаянно вгрызаясь подобревшими зрачками в суетливую толпу он не находил своего друга Полинашу, который, между прочим, обещал притащить ‘агента’ (так друзья называли тару мерой в 0,7 литра) для затравочки. А Стёпе уже надо было, ибо та соточка давно вытряслась на ямах пост-февральской выщербленной дороги. – Ну где же ты!? – его подбородок вытянулся вперёд.
И тут он почувствовал хлопок по плечу и до боли знакомый голос друга: - Приветики, Стёпа! Кстати, что нынче показывают?! Его лицо искрилось.
- Тише ты, ёбана! – воровато оглянулся Стёпа. – ‘Щелкунчика’, мать его. Его взгляд зацепился за пакет-майку Nivea с увесистым содержимым.
- Фу, никогда его не любил.
- Вот и отлично, будем прививать тебе прекрасное.
- Только сначала привьёмся ещё более прекрасным.
Парочка разгардеробилась и, причесав лысины у зеркала (под смешки проходящих мимо малолеток) спустилась в задымленный туалет, где и выпили водку, предварительно разлитую Апполинарием в поллитрушки от Спрайта ‘Огурец’. Водка со спрайтом – это наивысшее наслаждение. Лимонный вкус, газики. Каждый жахнул полбутылки водки и по стопейсят спрайта соответственно. В голову ебануло аккурат в момент, когда алкашские жопы сели на свои места. Степан пьяно заржал, но в общем шуме на него никто не обратил внимания.
Свет приглушили и бархатный голос из динамиков надменно сообщил, что до начала представления осталось пять минут.
- Пять минут и Щелкунчика отъебут! – слишком громко раскрыл детали Полинаша, чем в этот раз уже вызвал шквал гневных взглядов и неодобрительного гудения.
- Гниды, - отчётливо прозвучал скрипучий старушечий голосок.
И сколько они ни пытались выявить обидчицу у них ничего не вышло.
- Сама гнида старая! – хором взоржали они и встали, направившись к выходу на предпоследних проблесках сознания. Где-то там, на задворках отполированных спиртом извилин зиждилось понимание момента: они здесь не высидят.
- А буфет во время действия работает?
- Вротниибу, - встревоженно заторопился Стёпа.
Буфет работал.
- Повезло им, повезло, нах. Полинаша чувствовал браваду и стопочку денег на кармане, а от этого жалкая его суть стремительно раздулась. Он знал, что у Степана пожизненный стояк и денежный голяк. Такой друг, который везде пойдёт и во всё влипнет. И иногда Полинаша любил ни с того ни с сего устроить Стёпе праздник.
В воздухе повисло облегчение.
- Что желаете? Буфетчица за пятьдесят, но до шестидесяти, маякнула мохнатыми ресницами и молча уставилась на Полинашу.
- Вы что, же, - позвольте узнать, - Несочувственно к нам настроены, мадам? – с неподдельной грустью спросил тот.
Буфетчица оживилась. Ей, очевидно, было приятно такое внимание. От прохлады до симпатии один комплимент.
- Ой! – всплеснула она руками. – Да я так, - зарделась она, - Просто там уже дают (Стёпа прыснул)…представление, - с укором закончила она.
Музыкальный центр ‘Supersonic’ хрипло выдавал Леонтьева.
- Коли так, то нам, пожалуйста, - хищно прищурился на бутылки Апполинарий, - Вон тот армянский, три звёздочки.
Буфетчице явно льстили богатые клиенты. В голове уже выстраивался план по охмурению театрала при лавэ, но виду тигрица не подавала. Расплатившись, Стёпа и Полинаша уселись недалеко от стойки, при чём последний сел так, чтоб иметь возможность раздевать тигрицу глазами полоску за полоской. Охота началась.
Быстро ёбнув три-по-пятьдесят друзья почувствовали, как им становится похуй вообще всё. Внезапно Стёпа убежал, на ходу крикнув, что в туалет. Молчаливые коридоры театра бесстрастно взирали на происходящее. Полинаша нетвёрдо двинулся в атаку.
Когда Стёпа вернулся, минут через десять, он не нашёл Полинашу. Тупо икнув и оглядев зал, он несмело спросил: Полик?
- Я тут, - раздалось откуда-то совсем рядом и из-за стойки слева появилась голова.
- Ты чё там делаешь? – взревел Стёпа, - Тебе плохо?
- Мне – охуенно! Голова исчезла, и Стёпа услышал стоны.
Заглянув за стойку он увидел, что Полинаша ебёт буфетчицу, лёжа на ней сверху. Глаза Стёпы и буфетчицы встретились, и Стёпа сказал: Привет. И пропал с горизонта.
Налив себе ещё, он ебанул, придушил дольку лимона, и с нетерпением посмотрел на то место на руке, где должны были быть часы, но там было пусто. Охнув, Стёпа параболической походкой устремился туда, откуда только что пришёл. Непонимающим взглядом уставившись на лежащего среди писсуаров старого усатого охранника, с носа которого текла кровь он заметил на нём свои часы.
- Ага, бля, вот вы где. С трудом отстегнув находку, Стёпа пнул деда носком ботинка меж рёбер и удалился, высморкавшись на пол. – Козёл, блять, часы мои решил украсть!
…Уже поднимаясь по лестнице он понял, что пока его не было, что-то произошло: слышались крики. По мере приближения к буфету крики усиливались и вскоре он увидел двух проституток, с боем пробившихся сквозь администраторшу и вахтёршу, которые были тут же, при шлюхах.
- Да мы не ёбаного вашего Хуюнчика смотреть пришли, пизда ты старая, - видимо уже в который раз распалялась рыжая.
- Перестаньте меня оскорблять! – в истерике кричала в ответ администраторша.
- Нас вызвали, нах, пизда, слышь, отвянь. Шлюхам было явно интересно, что тут происходит.
Полинаша и буфетчица, которые, судя по ёблам успели завершить дело, вдвоём стояли за стойкой, опершись на неё локтями.
- Это я их вызвал, слышь, крокодилина! – грозно зыкнул Стёпа, попутно улыбаясь шлюхам.
- О, слышь, крокодилина, я ж тебе чё, врала, тварь? С этими словами она внезапно ударила администраторшу между ног, уронив её.
- Охрана! – завопила вахтёрша, пытаясь что-то набрать на мобильном.
Вторая шлюха, с иссиня-чёрными волосами без лишних слов с размаху влепила вахтёрше пощёчину, завалив ту на столик с остатками коньяка, от чего бутылка радостно лопнула о казённый пол, приведя Степана в ярость, доселе им никогда не ощущаемую. Со всей дури уебав бабке под жопу, он завопил: С тебя коньяк, сука старая! И быстрым шагом направился к стойке.
Было видно, что трезвой буфетчице было не до смеху, но с другой стороны её словно парализовало самотыком, щедро смазанным лидокаином. Возможно, то, что она сейчас наблюдала было самым интересным событием за последние двадцать лет, а то и за всю её жизнь. В конце концов ради чего было рисковать, начни она сейчас залупаться на бешеного пьяного придурка?
- Я вас слушаю? – невозмутимо спросила она.
- Коньяк!!! А счёт выставишь вон той старой квашенной горилле, - он указал пальцем через плечо, не оборачиваясь. Слюни летели у него изо рта.
- Самый лучший, - она нежно поставила бутылку.
- Я оплачу, - мягко вмешался Полинаша, но Степан непреклонно оборвал его: Нет, друг, это оплатит бабка! Скрутив фольгу и откупорив бутылку Степан залпом отпил несколько глотков и, радужно выдохнув в пьяное ебло друга, произнёс: Охуенно, попробуй.
В то время, как Апполинарий дегустировал пятизвёздочного, к буфету неслышно подошла парочка средних лет, и, осознав, что творится хуйня поспешно удалились, попутно вызывая полицию. Их никто не заметил – шлюхи жадно наблюдали за исчезающим коньяком (дай попробовать, ёпт), буфетчица и Полинаша следили за Стёпой, администраторша с вахтёршей крючились на полу, пожмыхивая ножками стульев по плитке. С помощью блядей конина закончилась в одно мгновенье, а Стёпа заказал ещё. Апполинарий втихаря всучил буфетчице деньги. – Тут на бутылок десять, не бойся, по крайней мере свои платить не придётся. Та благодарно сжала его яйца.
Вдали послышался звук сирен, и шлюхи испуганно заметались.
- Мужик, мы о таком не договаривались. Плати, а то тебе пиздец. Твой номер телефона у нас есть, наши тебя найдут. Вздохнув, Полинаша отдал им последние деньги, в очередной раз выручив друга. Шлюхи испарились. Через несколько минут коридор наполнился гулкими шагами. Стёпа забежал за стойку, вытолкнул буфетчицу и, сняв с полки кучу бутылок бухла, посоветовал Полинаше сделать то же самое, присаживаясь.
- Это полиция! Выходить из-за стойки с поднятыми руками. В случае чего мы будем вынуждены применить силу!
- Похуй нам! Из-за стойки, вальяжно вертясь, вылетела бутылка.
- Водка, - подумал один из полицейских и чуть было не кинулся её спасать, но вовремя одумался и беспомощно наблюдал, как та приземлилась в лицо администраторше. В полной тишине раздался гулкий стук, затем стон, затем радостные восклицания: не разбилась! Впрочем, длилось это недолго.
- Гражданин, крыть матом в общественных местах запрещено. Бросать что-либо в полицию тоже запрещено. Срок у вас уже есть. Не усугубляйте ситуацию и сдавайтесь!
Ответом на это был целый залп бутылок, вылетавших с такой быстротой, что уже было бесполезно переживать разобьётся ли та или иная. Бутылки летели во все места, разбивались, попадали то в вахтёршу, то в администраторшу, то на пол, то на столики. Полиция предусмотрительно не приближалась, и в конце концов кто-то кинул за стойку дымовую шашку. Кашляющие друзья резво выскочили на свет белый и были повалены на пол. Толкающихся, кричащих и брыкающихся их быстро оттащили в сторону и заковали в наручники. Через несколько минут никого, кроме корчащихся на полу и безучастной буфетчицы, выглядывающей из-за колонны не осталось.
О произошедшем напоминали лишь разбитые бутылки, запах алкоголя, развороченные столы и стулья, да жёлтый дым, уже скрывший администраторшу и вахтёршу. Со стоном приковылял охранник. Через десять минут начинался антракт.