Александр Сергеевич Пушкин очень любил преферанс. Любил страстно, самозабвенно. С самого лицея, когда мутная мадам Кирхгоф нагадала ему на картах, что будет он великим игроком и повесой. Если только не помешает ему блондин на белом коне. Ну и стишки будет пописывать на потребу взыскательной публике.
  Предсказания цыганки сбылись отчасти. Поэт был застрелен бравым кавалергардом  Жоржем  Дантесом, который ездил в полку на  коне светлой масти. Да и сам был блондином. В итоге Пушкин  все-таки стал светилом поэзии. А в остальном получилось наебалово. Игроком он вышел потешным,  да и повесой с натяжкой.

  В тот сентябрьский вечер 1830 года  Пушкин благополучно проссал всю наличность,написал две долговые  на 25 000 рублей  профессиональному игроку, помещику Василю Семеновичу Огонь- Догановскому и вышел из игрального дома Парамоновых в одних трусах. Поймав экипаж, он велел ехать домой чтобы залить горе сливянкой и через неделю очнуться в имении отца - деревне Болдино. Самое веселое, что очнулся он там не один, а в компании  молодого писателя  Николая Василевича Гоголя и слуги Евлампия.  Гоголь имел удачу приехать к Пушкину на утро после проигрыша.Услышав от дворецкого, что Александр Сергеевич спит в гавно пьяный после кутежа, Гоголь расстроился. Он всегда думал, что светило только  и делал, как  писал великие произведения. Но чтобы карты и пьянство! И все-таки уважение и любовь к поэту хором  скомандовали  не бросать Пушкина в таком удрученном состоянии. И, побухав с недельку, они отправились в Болдино. На реабилитацию. Тем паче в России свирепствовала холера. Поездка была оправдана со всех сторон.

  Наутро, отойдя от дьявольского угара, Александр Сергеевич вышел прогуляться во двор. Внезапно ему захотелось пассать. Пушкин достал елдак и обильно оросил  угол дома.
- Ох, спасибо вам, Александр Сергеевич.  Дождей три недели не было. Думал, засохну совсем. А тут вы с благодатью небесною.
  Пушкин от удивления  чуть не обосрался. Бакенбарды распушились,  волосы вздыбились, и голова гения тут же стала  похожа на тыквы  его африканских предков- людоедов. Обернувшись вокруг оси два раза, и никого не обнаружив, он  истошно крикнул:
- Кто здесь? Кто?
- Да не пугайтесь, барин. Я это. Гриб Егор .
-  Нихуясе! – удивлению поэта не было предела, когда он наконец-то обнаружил собеседника.
Им оказался большой и красивый мухомор, игриво выглядывающий из травы.
- Как так голубчик? Быть такого не может. Горячка у меня стало, – с этими словами Пушкин ломанулся в дом.
- Николай Васильевич, я ополоумел. Как же так? Врача, врача!
  Гоголь не спал, почесывая яйца, разглядывал библиотеку отца Александра Сергеевича и был в полном восторге, пока истошный крик Пушкина не вывел его из благостного состояния. Пушкин показался Николаю Васильевичу довольно странным. Прическа «надутый африкан» напомнила Гоголю огромный одуванчик. Глаза поэта выражали адский ужас и растерянность.
- Там мухомор говорящий! – трясущийся рукой Пушкин показывал на окно.-
Я на него нассал . А он говорит спасибо.
  Гоголь человек хоть и был совсем молодой, но дураков и полоумных видел в своей жизни прилично. На несколько секунд ему показалось, что поэт капитально ебнулся .
  Но зная, сколько было выпито накануне, утешил себя мыслью, что Александр Сергеевич немного не в себе, и это сразу пройдет после завтрака, когда они опять нажрутся сухого.
- Александр Сергеевич, да вы хоть присядьте. Ужасы такие рассказываете и стоя.
- Николай Васильевич! Гриб говорящий. Святыми клянусь. Это я от вина дураком сделался. Вызовите врача. Земского. И непременно, чтобы ебанутых мог лечить. Непременно.
- Евлампий! Где ты, черт закадушечный?- прокричал Гоголь в сторону сеней.
Мгновенье спустя  из- за двери на Гоголя вопрошающе смотрела тупая рожа слуги.
- Что, барин, изволите?
- Беги врача ищи. Александру Сергеевичу похуевило. Грибы с ним разговаривают.
- Как так грибы? – рожа  Евлампия стала еще тупее, если это вообще было возможно.
- Не знаю как. Хуйли встал, беги, что рысак. Плохо Александру Сергеевичу.
- Слухаюсь! - прозвучало уже на улице. 
Не успело умолкнуть эхо, как Евлампий стоял перед Гоголем, с выкатившимися наружу глазами, и блеял:
- Там мухомор говорит за домом. Не надо врача.
Гоголь оторопел.
- Да вы что тут за театр устроили ? А я поверил. Это шутки у вас такие салдофонские. Нашли дурочка. И не совестно вам, Александр Сергеевич?- Николай Васильевич с укором посмотрел на Пушкина, мирно отдыхающего на софе.
- А хуйли стыдиться, коли с ума сошел. Вон и Евлампий ебу дался. Один вы, Николай Васильевич, остались с разумом. До дому хоть довезите. Не хочу здесь скончаться в корчах и пеной из рота.
- Пойду подышу, а то и правда дураком с вами станешь.- Гоголь немедленно покинул дом.
Обойдя дом, и не заметив ничего подозрительного, Николай Васильевич решил пассать. Только достал залупу, как услышал низкий хриплый голос.
- Левей, Николай Васильевич, левей возьмите! Спасу нет уже от сухости. Так и загнуться можно.
  Гоголь слегка прихуел. А когда пригляделся и увидел из под листвы кто с ним разговаривает, схватился за голову и помчался прочь, истово крича :
« Да йобанорот, что же это такое тут творится!!

    Гоголя нашли на другом берегу реки в подвале церкви Святого Александра Невского, где он, очертив круг, судорожно молился.
  Привезли его в усадьбу два монаха, Осип и Антон. Состояние писателя было пограничным. Но оно заметно улучшилось, когда он увидел как на на кресле качалке прямо напротив угла дома –усадьбы  Пушкин читал стихи мухомору, а тот кричал « Браво, Саша, Браво!» Евлампий стоял неподалеку, незаметно участвуя в литературных чтениях.
  Осип и Антон подвели Гоголя к поэту. Пушкин отвлекся. Посмотрел на Гоголя, как на уебище.
- Присаживайтесь, Николай Васильевич. Мы тут с Мухомором Егором последние стихи мои оцениваем. Некоторые  с  матом. Ему нравятся. Представляете? Нет, я прямо опять вдохновлен и готов закончить  «Онегина». Силы какие-то неземные появились, как с Егорушкой пообщался. Да и у Евлампия ебач поумней стал. Не заметили?

  Гоголь окончательно пришел в себя. Посмотрел на Евлампия . И в правду тот выглядел не как  слуга, а денщик какой-то. Прямо военный. И взгляд не тупой ни разу.
  -Как же так, Александр Сергеевич. Как это возможно?
-  А вот хуй его знает, Николаш. Извини, что по- родственному так
- Да ничего.
- Я вот думаю, не просто мухомор этот нам послан был. Я всю репу исчесал, как «Онегина» закончить. А тут как осенило. Пойду сухого засажу. А ты пообщайся с Егором. Может, тоже, что в голову придет. Евлампий, ты чего? Пошли ебнем.
  Пушкин и Евлампий быстренько испарились. А Гоголь всю ночь разговаривал с мухомором, периодически бегая к колодцу за водой, чтобы полить своего нового друга. Утром писатель упал в траву и крепко уснул на уже холодной земле.

  Пушкин, нарезавшись сухого, три дня и три ночи дописывал поэму. И все было так гладко и легко как никогда доселе.
Гоголь взялся за первый свой монументальный труд « Бисаврюк, или ночь накануне Ивана Купалы».
  Произведение получилось шикарным. А образ Бисаврюка он позже использовал в своих знаменитых «Вечерах на хуторе близ Диканьки»
  Холодными осенними вечерами  трое  людей и мухомор устраивали чтения, рассказывали случаи из жизни, да и просто весело проводили время.
  Тем временем холера в России  отступила. И морозным ноябрьским утром к усадьбе подъехала карета. Уполномоченный вручил Александру Сергеевичу письмо, где было указано немедленно приехать в Петербург к царю Николаю Павловичу.
  Так и расстались уже закадычные друзья Пушкин, Гоголь и Егор.

С Пушкина царь снял цензуру, которой он подвергся  за связь с вольнодумцами  и декабристами. И взял светило поэзии под личную опеку. Даже оплатил большую часть долгов несостоявшегося игрока. 
Вскоре Пушкин уехал в Москву. Где женился на Наташеньке Гончаровой. Жить и писать ему было отведено немного. Но всякий раз, когда он заходил в творческий тупик, то  вспоминал мухомора Егора. И жизнь потихоньку налаживалась.
  Николай Василевич тоже в минуты застоя вспоминал о своем необычном друге. И это ему здорово помогало.

  А Егора раздавили через день после отъезда гостей.
В жопу пьяный смотритель усадьбы рухнул на него всей своей массой.
  На следующий год, на том самом месте, выросла целая семья красивых говорящих мухоморов. Отца звали Егор.