Эх, Мухин, Мухин. Марат блядь. Если бы я знала, я бы в шести местах сломала свою правую толчковую об унитаз. Но я не знала и спокойно отправилась на привычную пробежку в парк. Парк большой, зеленый, ухоженный. Но ты Марат Мухин еще хитрей. Как вьетнамский ебать партизан. Пиздуй я галопом, может и разминулись бы, но я неспешно трусила.
Чирикали птички, свеж был утренний кислород, пружинистые бруксы располагали. Это был разгрузочный день. Я так считала тем июльским утром. О, как я ошибалась, Мухин.
В наушниках воодушевлял старина Моцарт. Та-да-дам, та-да-дам, та-да-да-дам! Эх, тебе Мухин никогда не понять, что под Вольфганга Амадея хочется огибать жучков, гусениц и даже жвачки на асфальте. Такая это вот гуманная музыка, козел. Потому, когда я увидела твое безжизненное тело на лавочке, я затревожилась. Я решила, что ты мертв. О этот Моцарт!!! Мне не повезло.
Когда я приблизилась из сострадания и тронула тебя, ты воспрял как.... Не знаю, есть ли птица Залупа или Гандон… Очень надеюсь…
А-а-у-ы, мычал ты как глухонемой, контуженный конкретной дореволюционной веялкой. Так и встретились наши взгляды, Мухин. Казалось, в глаза тебе впрыснули кетчуп Балтимор татарский. Я впервые воочию прочувствовала фразу «глаза горят». Ебаный ты алкаш, Марат!!
Убедившись, что ты (к огромному сожалению) жив, я побежала дальше. Вот нахуя прости ты увязался?! Прокачать свой геморрой? Так нажила его я.
Ты вилял как гавно и остроумно просил лыжню. Я мастер спорта по прыжкам с барьерами, долбоёб. Почему не оторвалась? Как и предполагала, ты быстро разбил ебало. Спотыкнулся об улитку. Это все Моцарт!! Я приняла в тебе участие. Моцарт блядь!!! Что-то шевельнулось в моей груди, которую ты тут же ощупал.
В якутской мерзлоте день идет за три. С тобой, я чувствую себя эвенком, Марат. Год, а как будто двадцать. Не ищи меня. Прощай, Мухин. Сдохни!