Старый дом семьи Благоевичей стоял на отшибе.

Местные рассказывали, что сама семья обосновалась тут то ли триста, то ли четыреста лет назад – ещё при турках. Ислам не приняли, но жили не бедно, разводили овец и снабжали отменной бараниной чуть ли не весь Санджак. Когда денег стало вдосталь, перенесли дом из деревни на холм над речкой Детиней – тут и пастбище для отары было рядом, и спуск к водопою удобный. Усадьба постепенно разрасталась: поставили загон для овец, выстроили сарай для сена, кладовые, выкопали погреб. Рядом со старым домом подняли ещё два. Хозяйство каким-то чудом пережило все нашествия, революции и войны, и в упадок пришло только к концу последних девяностых – вместе с Югославией Тито.

Мы с Арнаутом присели на завалинку в тени у задней стены сеновала.
– Красивые места, - вздохнул я.
– Красивые, да недобрые, - полковник достал из небольшой походной сумки фляжку ракии, металлические стаканчики и свёрток с нехитрой закуской.
Мы выпили, помолчали. В течение трёх дней после событий на площади деревню лихорадило: сюда приехало несколько автобусов с полицейскими, следователями, судмедэкспертами. Обходили дом за домом, беседовали с каждым, от мала до велика. С кого-то брали только объяснения, кого-то допрашивали по всей форме, кого-то просили дать подписку о невыезде, нескольких увезли в следственный изолятор в Пожегу. Деяна после нескольких допросов отправили прямиком в Белград, а Милицу – в психиатрическую клинику. Катарину врачи после осмотра отправили долечиваться домой, но при ней постоянно находились несколько медсестёр и кто-то из психологов.
Драгана похоронили тихо, на краю деревенского кладбища – так, что не было толком понятно, то ли его могила ещё в общей ограде, то ли уже за ней. Попрощаться и бросить горсть земли на гроб пришли ровно четыре человека, из которых двое были я и полковник.

– Турки принесли сюда самую суровую, самую «чистую» версию ислама, - Арнаут оперся спиной на прохладную стену, сунул в зубы травинку, - а в законах шариата места вампирам нет: человек или молится Аллаху, или поклоняется дьяволу. Поэтому не требовалось уже никакого царского суда: при малейшем подозрении – голову с плеч, и весь разговор. Поэтому же и никаких записей не сохранялось: вампир, не вампир, дорожка одна – на плаху. Зато когда Балканы перешли к австриякам, те обставили всё с нордической дотошностью, и едва про Петра Благоевича пронёсся «нехороший слушок», сюда тут же прислали специального дознавателя – вот, точь-в-точь, как вас.
Я усмехнулся.
– Да-да, коллега, не удивляйтесь, - Арнаут налил ещё по одной. - История с вампирами повторилась вновь, только в тысяча семьсот двадцать пятом году тут умирали не утки, а люди. Согласно записям австрийского следователя, на девятый день после похорон Петра умер один из его работников, пастух. Нашли несчастного в его собственной постели с гримасой боли и ужаса на лице. На допросе его жена показала, что в вечер перед смертью тот много говорил про Петра, а ночью вдруг закричал как-то страшно, бегал по дому, хватался то за грудь, то за горло, а потом упал и умер.
– Инфаркт?
– Скорее всего, но вскрытий же тогда не делали. Как бы то ни было, а на следующую ночь домой не вернулся другой работник - его нашли внизу, в реке. Якобы, на горле его был то ли порез, то ли шрам. Ну, и местные, быстро сложив два и два, решили, что это Петар забирает на тот свет тех, кого помнит, и следующей же ночью пошли на кладбище, разрыли могилу, вытащили труп, увидели на губах следы свежей крови…
– Что-то мне это напоминает, - мрачно протянул я.
– Да-да. В общем, вытащили труп, притащили сюда на холм, насадили на несколько осиновых кольев и сожгли. Австрийская администрация была в таком шоке от «поведения горных дикарей», что заметка об этом случае появилась в «Венском Дневнике», а военное министерство выслало сюда из столицы целую делегацию для расследования «других случаев вампиризма».
– И как, нашли они что-нибудь интересное?
– О, тут было много интересного. Например, тот участок кладбища, на котором лежали несколько поколений Благоевичей, был весь истыкан кольями – даже самые старые могилы не пощадили. Некоторые останки успели выкопать и сжечь сами местные, другие были сожжены по приказу прибывшей комиссии.
– А смысл?
– Люди были сильно напуганы. Слухи о том, что на Дрине снова проснулись вампиры, гуляли уже и по Ужице, и по Крагуевцу, и по Белграду, и по Нови-Саду… При этом австрияки почти не скрывали скептического отношения к происходящему – ну, восемнадцатый же век на дворе, последний сезон охоты на ведьм закончился лет сто тому назад… Однако старики в сербских кафанах ворчали, что, дескать, официальные власти всё это специально не расследуют – хотят, чтобы местные все повымерли, а их земли освободились для новых переселенцев из-за Дуная. В общем, дело явно шло к восстанию, и от греха подальше, австрийская администрация показательно все «заражённые вампиризмом» трупы уничтожила, а о новых случаях, если таковые появятся, приказала незамедлительно докладывать по инстанции.
– Но новых случаев не было…
– Новых случаев не было ровно сто лет. В тысяча восемьсот двадцать пятом году, когда уже Центральная Сербия стала автономным княжеством, Павел Арнаут…
Я резко обернулся к полковнику, и тот рассмеялся:
– Увы, коллега, но, да. Один из братьев моего прапрапра… в общем, мой дальний родственник… так вот, он служил где-то под Салониками, на заработанные деньги купил домик и после увольнения в отставку приехал сюда доживать век. Пожил, правда, недолго: вскоре после приезда начал мучаться то ли какой-то коликой, то ли несварением желудка. В общем, отправился к местному лекарю, тот ему прописал какие-то лекарства, но через несколько дней Павел умер.
– А за ним ещё несколько человек…
– Именно. Сосед и несколько приятелей, с которыми он часто выпивал в местной кафане, что называется, отдали богу душу.
– И тогда тоже были свидетельства, что Павел им «являлся»?
– Ну, разумеется. Молодая вдова, с которой он успел завязать интрижку, клялась, что он приходил к ней во сне. Тогдашний хозяин этой проклятой кафаны тоже что-то такое ляпнул…
– Про дальнейшее можете не рассказывать, - на этот раз за фляжкой потянулся я, разлил оставшуюся ракию по стаканчикам, протянул один Арнауту.
– Ну, почему же. Та история имела почти такое же продолжение, как нынешняя. Дело в том, что Павел Арнаут вложил капитал не только в дом - он ещё и купил долю в этом самом хозяйстве Благоевичей. А его новые компаньоны были теми ещё, кхм… В общем, если бы я взялся писать про них книгу, то назвал бы её «Дикий Запад Сербии»: к тому времени семья занималась не только овцами, они и свиней держали, и коров… и не дураки были пополнить стадо за счёт соседей. А если люди поднимали шум и силой возвращали скот домой, то не гнушались потравить и этот самый скот, и этих самых людей. И вот когда про Павла Арнаута пошли слухи, что он вампир, и его тело тоже выкопали и тоже сожгли, кто-то из местных задал в кафане вопрос, мол, а не успел ли бравый вояка Благоевичей покусать? А может, это они его покусали? А может, пойдём, разберёмся?
– Ну, и пошли…
– Ну и пошли, да. Благоевичей тогда три брата было. Сначала схватили младшего. Пока его допрашивали с пристрастием в кафане, один из работников Благоевичей добежал до усадьбы. Старшие братья быстро собрали людей, спустились в деревню, и устроили форменную резню. О том, сколько, в итоге, было убито и сколько ранено, точных данных до сих пор нет. Легенды, разумеется, говорят, что счёт шёл на сотни, а то и на тысячи. Когда новости о беспорядках долетели до Крагуевца, власти выслали сюда роту пехоты, и военные, по-видимому, тоже при наведении порядка особо не церемонились.
– М-да… - я почесал в затылке, хохотнул, - вот уж, действительно, «горные варвары»…
Арнаут сдержанно улыбнулся, кивнул.
– Так, значит, когда в этот раз снова пошли слухи про вампира Благоевича, вы приехали сюда, простите за каламбур, по зову крови?
Полковник обернулся, пристально на меня посмотрел и рассмеялся.
– Нет. О том, что именно тут творится, и что в деле снова замешано известное мне семейство, я узнал только по приезде. А где-то за неделю до того в Белграде получили телеграмму от Деяна. Текст был беспорядочный, сумбурный, какая-то совершеннейшая ересь про массовый падёж уток и «новый вампировирус». В другие времена сюда бы по-тихому прислали карету из ближайшей психушки, и отвезла бы она нашего Деяна проверить голову и отдохнуть от забот в тихой комнате с мягкой обивкой на стенах. Но после всех этих историй то с птичьим гриппом, то со свиным, то с летучемышиным… Сами понимаете, один чих расценивается как грипп, два чиха - как вирус, три чиха - как пандемия… А тут утки ещё эти… В общем, меня попросили разобраться на месте.
– А войска зачем? Цирк этот с комендантским часом, и прочее?
– В такой век живём. Слухи разносятся стремительно, паника поднимается за считанные часы. Деревню нужно было изолировать, людей - успокоить.
– Хорошенькое успокоительное - рота пехоты и рота мотострелков!
– И рота психологов, не забывайте!
– О да!
– В общем, чтобы замкнуть весь этот балаган на себя, мы согласились со всеми мерами, которые предложил Деян: корсеты, чтобы защитить шею, перчатки, чтобы защитить руки, сапоги по пояс, чтобы закрыть бедренную артерию… Я в присутствии Деяна позвонил вашему руководству в Белград и попросил прислать кого-то, на случай, если окажется, что Павла Благоевича специально заразили американцы, и он, до кучи, ещё и вражеский шпион и провокатор…
– Всё в кучу…
– Что поделать, люди скорее поверят в очередную мистическую чушь и теорию заговора, чем в то, что их деревенский староста тронулся умом.
– То есть, всё началось с Деяна, не с Павла…
– Ну, вы же присутствовали при допросе, сами всё слышали.

Деяна мы допрашивали втроём – следователь прокуратуры, Арнаут и я. Старик просидел в поленнице без воды и пищи почти сутки, но сил не растерял: едва караульные открыли дверь, он с животным рыком бросился в драку. Солдаты его кое-как скрутили, связали и, в буквальном смысле, на руках притащили в фельдшерский пункт.
Он сидел на стуле, угрюмо рассматривая присутствующих исподлобья. На вопросы сначала отвечал коротко, но потом распалился и временами его было просто не остановить.

В прошлом Деян работал учителем истории в Пожеге и дослужился до директора. Когда вышел на пенсию, вернулся в родную деревню и решил написать о ней исторический роман – про нашествие турок, про Санджак, про Ужицкую республику. Тут-то и выяснилось, что никакого Дрвени-Колаца в Сербии нет. Спутниковые карты показывали на этом месте поселение в сотню домов, но без названия. Не было тут и ни официальной администрации, ни полицейского участка, ни школы, ни автобусной станции, ни даже церкви. Деян поехал в Пожегу, вытребовал документы из земельного кадастра, но одни местные дома и участки вообще не значились в реестре, другие считались временными летними дачами, а те, что были зарегистрированы чин по чину, административно были отнесены к той самой Пожеге, от которой до деревни было добрых двадцать пять километров. Названия «Дрвени-Колац» Деян не встретил ни разу. Он отправился в Крагуевац, в исторический архив, но и там о его деревне словно слыхом не слыхивали.

– А когда я ехал из Крагуевца домой, - хмуро тараторил Деян, - и всё крутил в голове, как такое, вообще, может быть, что деревня одновременно и есть, и одновременно её нет, и в чём тут загвоздка, и когда вышел из автобуса на перекрёстке, где указатель на деревню стоит, и от которого до неё ещё четыре километра пешком идти… И когда шёл пешком и смотрел на дома – на ровную такую линию крыш, без флага и креста, я вспомнил, как рассказывал на своих уроках про «душанов Законник», и тут-то у меня головоломка и сложилась.
– Какая головоломка? - следователь поднял голову от протокола допроса.
– А простая головоломка, гражданин начальник. Прокляли нашу деревню. Из-за упырей этих, Благоевичей, взяли, да и прокляли. Я тогда ещё подумал, что надо мне в церковный архив попасть, узнать, что с местной церковью стало. Ведь не могло такого быть, что приход есть, а попа на нём - нет.
Я взглянул на Арнаута. Тот молча смотрел на Деяна и еле заметно кивал в такт его словам.
– А потом тут этот Павел Благоевич объявился, и в селе всё плохо стало. Сам он пил в чёрную, других мужиков спаивать начал. И всё утятину эту ёбаную на закусь просил. Меня, говорил, приучили к ней у последнего хозяина, когда я ему дом на той стороне Дрины строил. И даже когда его схоронили, он, собака, к добрым людям мёртвый приходил и уток требовал, а когда ему не давали, так сам силой брал.
Следователь цокнул языком, покачал головой и снова наклонился к протоколу.
– Кто первым увидел кровь на его губах, когда открыли гроб? – спросил Арнаут.
– Милица, гражданин полковник. Мы когда крышку сдёрнули, она тут и закричала.
– Вы тоже её видели?
– Да. Я как раз фонарём на рожу его посветил, а Милица как отпрыгнула, как завопила. Тут и я увидел.
– И вы до сих пор уверены, что кровь была свежая?
– Блестела она, гражданин полковник. Вот вам крест православный трижды, а блестела.
– Понятно. И тогда вы решили, что он живой мертвец, и надо его повторно убить.
– Не только я так решил. Мужики тоже согласные были.

Полковник поднялся с завалинки, размял ноги, повертел головой.
– В первый же день, когда я сюда приехал и услышал от Деяна эту историю, я отправился к сестре Павла, той самой, которая нашла его мёртвым. Она же мне рассказал и про то, что он вдруг начал много пить, хотя раньше она за ним такого не замечала, и про то, что он желудком несколько дней мучался, и что жаловался ей, что вместе с водой из него выходит кровь, и тогда, как выражается наш дорогой Деян, у меня в моей собственной голове головоломка сошлась. И я понял, почему Павел действительно мог выглядеть в гробу как живой даже спустя пару недель после похорон.
– А он мог?!
– Вполне. Видите ли, коллега, при некоторых кишечных заболеваниях пища организмом практически не усваивается. Грубо говоря, не задерживается в животе ничего. Организм не получает никакой поддержки извне. И с Павлом случилось именно это. К тому же, он последовал совету Милицы и пил много жидкости, но и от неё толку было мало. Он только день за днём качественно промывал себе и желудок, и кишечник. Скорее всего, он действительно умер от остановки сердца – в какой-то момент оно попросту отказало… Чёрт его знает, может, у него болезнь Крона развилась, или язвенный колит – точно мы теперь не узнаем никогда. В общем, он зачем-то пошёл на сеновал и упал точно посередине амбара, а там, как вы сами сегодня могли заметить, довольно сильный сквозняк и всегда прохладно. И за те несколько дней, пока он там пролежал, в обезвоженных тканях попросту начался процесс мумификации.
– Погодите… Мумия? Это действительно возможно?
– Да. Если вы не знали, до прихода испанцев индейцы в Андах не закапывали умерших в землю - они оставляли тела на вершине священного холма. Если тело не находили птицы, постепенно оно высыхало и превращалось в мумию.
– Поэтому-то Деян и остальные и решили, что Павел живой… Они не увидели на трупе следов разложения…
– Именно. Да и сами посудите, ночь, страх, адреналин… В какой-то мере, азарт… Опять же, свежая кровь… Кто бы там стал искать на нём трупные пятна…
– Но откуда кровь? Она там действительно была?
– Да. И она действительно была человеческой.
– Но как?!

– Мы когда упыря этого жгли, я увидел, что Драган - он, как раз, рядом со мной стоял, - всё руку о штаны стоит трёт, - Деян посмотрел на собственные ладони. - Я ещё тогда у него спросил, мол, что, ссышься, конобар, страшно тебе? А он мне отвечает, мол, да когда крышку с гроба сдвигали, видать, я себе ладонь прищемил, болит что-то. Это, смеётся, Павел, видать, сопротивлялся, сука, дверь нам открывать не хотел. Ну, я тоже посмеялся, конечно, и вроде как, забыли это всё… А когда Милица-то ко мне прибежала тем вечером, ну… третьего дня, да давай орать, что, мол, у Драгана шрам на руке такой, как будто его поцарапал кто, и что, мол, это от клыка Павлова может быть шрам, я страсть как перепугался. А что, думаю, а ведь так оно и есть! И одного-то упыря мы сожгли, а другой - вот он, живёхонький, сука, ходит, поди, жертву себе высматривает. Значит, не конец истории-то! Значит, опять всё по новой! А он ведь лично за припасами для кафаны в Пожегу ездит – в неделю раз, а то и чаще! Сейчас, думаю, начнёт там людей жрать, и опять про нашу деревню слухи пойдут, и по новой нас ославят на весь мир. А я ведь справедливость восстановить хотел: мы в деревне и старосту себе избрали… ну пусть хотя бы и меня, но ведь избрали же!.. Я и бумагу в Пожегу готовил, чтобы, значит, нам тут официально и администрацию сделали, и детишкам чтобы школу, чтобы им, то есть, каждый день в Пожегу-то автобусом не трястись… А там, смотришь, и церковь бы заново поставили. Зажили бы, как люди…
– Почему вы написали в телеграмме, что в деревне «вампировирус»? Зачем вы вообще эту телеграмму отправили? - Всё то время, пока Деян отвечал на вопросы полковника, следователь смотрел на него с неподдельным удивлением.
– Хотел я, чтобы нас тут официально всех проверили. Чтобы с врачами, то есть. Чтобы у каждого кровь взяли, да выяснили, может, Павел, и правда, успел кого покусать… Если б я сразу про Драгана-то догадался, я бы его, голубчика, собственноручно в Белград бы свёз и в больницу сдал.
– Что вам помешало сделать это потом, когда вы, кхм… поняли, что он… э-э-э… вампир?
– Так вы к тому времени нас уже тут окружили, как волков флажками! - Деян сорвался на крик. – Вы же уже тут стояли со всем этими вашими пулемётами, вертолётами и солдатнёй! Вот, что бы сделали, притащи я Павла в этот ваш штаб? Да развернули бы свои пушки к деревне и перестреляли бы нас, как щенят малых, и вся недолга! Нас же и так официально ни по каким бумагам нет! А значит, и с вас спросу никакого!!!
Следователь сидел с отвисшей челюстью. Арнаут молча тёр пальцами виски. Я ошарашенно смотрел на Деяна.

– Самое страшное во всей этой истории, - Арнаут снова сел на завалинку и с явным сожалением вертел в руках пустую фляжку, - что начаться, а вернее, тянуться она могла и до Деяна.
– Что вы имеете в виду?
– Все те дни, что я провёл в этой деревушке, я много гулял и по улицам, и по окрестностям. Осматривался, думал, вспоминал историю Павла Арнаута. И заметил я, что вокруг очень много молодых осин. Совсем молодых, понимаете? Старых, рослых деревьев почти нет. Остались только вот эти вот, - он кивнул в сторону небольшого утёса над речкой, где на лёгком ветру шуршали и покачивались три раскидистые кроны.
– Я не улавливаю вашу мысль, господин полковник.
– А она довольно проста, дорогой коллега: если леса нет, но есть подлесок, значит, лес был, но его вырубили. Понимаете? Местные вырубали осину год за годом. А ведь она не годится толком ни на стройку, ни на дрова. Зато из неё получаются отличные добротные колья.
– Вы думаете?!..
– Да. Я думаю, что охота на вампиров не прекращалась здесь ни на день.
– И что теперь делать?..
– У меня в Белграде довольно влиятельные друзья. По возвращении я планирую поставить вопрос о том, чтобы власти выполнили одну статью одного старого закона. Я хочу, чтобы эту проклятую деревню расселили раз, и навсегда.

Арнаут ушёл в гостиницу ещё до полуночи, а мы со следователем остались в лагере. Он листал протоколы и делал какие-то пометки в блокноте, я решил закончить свой служебный отчёт до сна.
Полог штабной палатки поднялся и я увидел молодую девушку в форменной куртке с нашивкой с красным крестом в белом круге на рукаве. Медсестра.
– Простите, отсюда можно позвонить? - она устало показала на телефон на столике в углу.
– Да, конечно, - я встал, подал её свой стул. - Что-то срочное?
– Да. Катарина умерла.
Мы со следователем переглянулись. Он вздохнул, покачал головой.
– Ну, вот и ещё одна статья Деяну прилетела.
Я кивнул, размял рукой шею.
– М-да, наделал старик дел, ничего не скажешь.

Уснул я прямо в палатке, положив голову на бумаги на походном столике. Мне снилось, что деревня уже опустела и последних жителей увезли в Пожегу, но мы с полковником всё равно решили пройти по улицам, чтобы убедиться, что нигде никого не осталось. Арнаут свернул в очередной переулок и исчез из виду, а я направился к дому Благоевичей, потому что мне показалось, что в окнах там горит свет. Однако в окнах было темно, только в одном из них поблёскивало отражение луны, расколотое надвое старой рамой. На всякий случай я решил обойти дом вокруг и вдруг под тремя осинами на берегу реки заметил женскую фигуру в лёгком летнем платье. Девушка стояла, опершись руками на ствол и смотрела с утёса вниз.
– Что вы тут делаете? – услышал я свой голос словно со стороны.
– Я ищу в воде уток, - девушка обернулась и я узнал в ней Катарину, - но их там нет… Вы не знаете, где тут поблизости можно найти утку?
Она застенчиво улыбнулась и я увидел, как под её верхней губой блеснул молодой крепкий клык.

* * *
КОНЕЦ

https://litmarket.ru/dimash-letech-p4880?fbclid=IwAR3FCdVQcO4fcldd2syX