Наташа всегда была обласкана вниманием мужчин. Множество турок погибло в её паутине, скидывая в директ фото своих писюнов.
Наташа охотно брала деньги, но ни в какую Турцию, ни на какие моря не ехала. Писюны отправлялись в корзину. И только особо привлекательные в коллекцию. Коллекция, впрочем, была небольшой. А турки неумолимо слали ей свои месседжи "Наташа, Наташа, ай лав ю" и писюн во вложении. Уж лучше бы пахлава или донер-кебаб на худой конец. Но турки слали только писюны и ничего более.
Наташа скучала, пляжный сезон подходил к концу, море становилось холодным, перетраханные турецкоподданными тетки за пятьдесят возвращались в свои холодные города. Писюны всё реже приходили по почте. И те, что приходили, были в сильно обрезанном формате. Не для коллекции.
Осенью Наташа хандрила. Вновь регистрировалась на сайтах знакомств и морочила голову уже дрочерам-соплеменникам. На свидания не ходила. В ее директ всё также падали фото писюнов, но уже отечественного производства, с зачехленной наглухо головой, суровыми подобранными небритыми яйцами и шрамами от аппендицита. Выбрать что-то для коллекции было практически невозможно.
Зима была крайностью. Холодный мрак - не время для любви. Почта практически не получала ничего. Сайты знакомств замерли от непосещения. Наташина промежность перешла на зимний ворс. Каждый выживал как мог.
Но только запахло весной, как Наташа постепенно возвращалась к жизни. Ворс превращался в окультуренный треугольник, а к лету и вовсе в едва видимую полоску. Воскресали верные турецкоподданные, отрастившие кудри поверх головок. Директ постоянно пополнялся новыми голодающими по "Наташа". Иногда падали деньги на карту для поездки в Аланию или Анталию. Но Наташа никуда не ехала. Потому что Наташи и не существовало вовсе. А существовал Геннадий, монтажник ЖБИ 4 разряда, без двух пальцев на правой руке. Геннадий и был той вожделенной Наташей, той, которую так желали расчехленые писюны турецкоподданных. Геннадий давно уже не был монтажником, он стал Наташей не от хорошей жизни. Но постепенно свыкся с этой тяжелой женской долей. Привык к писюнам, которые часто были больше чем у него; привык к сальным рассказам о сексе. Он стриг небольшие суммы денег с этих импозантных мужчин, запивая горечь Абаканским пивом.