«Эни-бэни, рики-таки, тарабуль-барики шмаки» - Саид вёл считалочку и в каждого при счете по очереди тыкал в грудь пальцем. Мы сидим на корточках в песочнице вокруг «вулкана» - песчаной горы. Счёт идёт на разделение права очереди плюнуть в «жерло вулкана». Первым выбыл Вовка. Вторым - Лёшка. Третим - маленький Андрюшка.
«Эн-бэн, гусмаден, бац!» - на слове «бац!» Саид больно ткнул меня пальцем в грудь.

«Сопливый, ты - четвёртый!» - ехидно прищурившись, и свесив локти на коленях, сказал Саид. На его плече сверкнул предмет всеобщей зависти - пуговица от настоящей армейской шинели. На неё Саид пристегивал лямку от шорт - через плечо.
- Сам ты сопливый! - возмутился я робко. С Саидом спорить было опасно. Он почти на голову выше меня, ему уже 10 лет и он на второй год остался в четвёртом классе. Крутой. То ли дело мы - мы только осенью пойдём в школу.
От Саида несло куревом - он уже покуривал со старшими ребятами, чем вызывал у нас коллективное уважение - взрослый! Поговаривали, что у него есть старший брат, который тренировался каратэ у самого Брусли!

- Щас кааак дам тебе позатыльника!
- Я тебе сдачи дам...- буркнул я.
- Ха! Сдачи он даст! Кишка тонка!

Я насупился, нахмурив брови. Вовка толкнул меня локтем в бок, взглядом показывая, что, мол, не ругайся с Саидом, а то уйдёт. Водиться с Саидом было верхом мечтания местной шпаны. Ведь он взрослый, он гуляет допоздна, мамка его никогда не загоняет домой. Курит, опять же. Его знают во всей округе. Дружить с Саидом было круто.
Мне он никогда не нравился. Я знал, что на самом деле никакой он не Саид, а Сашка. Саидом его назвали за бритую голову - как у героя фильма «Белое солнце пустыни». Ну, того, которого закопали по горло в песок. От Саида воняло редко мытым телом и руки у него были всегда грязные. Да и родители у него были - пьянчужки.

Впрочем и Саид не пылал любовью ко мне. Из всего двора придирался ко мне больше всех. То сломает крепость из песка. То в палисаднике вырвет цветы, которые мы с Наташкой сажали весь вечер. То дразнит меня сопливым. Хотя никаких соплей у меня нет.
- Сопливый, твоя очередь плевать, прищурился Саид.
Я посмотрел в «жерло» вулкана. В ямке было три плевка. Вовкин, Лёшкин и Андрюшкин. Игра мне перестала нравиться.

- Я не играю, сказал я и встал с корточек на ноги.
- То есть как это ты не играешь? - поднял брови Саид. - Плюй давай!
- Не буду. Это плохая игра.
- Плюй давай, а то получишь у меня! - Саид показал мне кулак.
- Да плюнь ты... - маленький Андрюшка робко потянул меня снизу за шорты.

Вовка испуганно смотрел на меня, взглядом показывая, мол, да плюнь ты уже, не зли Саида. Я обвёл взглядом ребят. На их лицах были смешаны страх и заискивающая перед Саидом улыбочка. Один Лешка угрюмо молчал, не шевелясь, как-то странно уставившись в одну точку.
Я сел на коленки в песок и аккуратно, чтоб слюни попали точно в дырку, проделанной пальцем Саида в вершине «вулкана», плюнул.
В тот момент, когда я поднимал голову, Саид ладонью резко придавил меня лицом в «вулкан» и хохоча во все горло, подскочил из песочницы.
«Сопливый! Сопливый! Сопливый!» - он скакал на одной ноге и притворно громко смеялся, держась за живот. Песок попал мне в глаза, по щеке размазались слюни вперемешку с песком.

Стыд, злость и ярость - я впервые в жизни ощутил эти три чувства одновременно - вспыхнули во мне. Я прыжком налетел на обидчика и сбил его с ног, неумело нанося удары руками. Саид опешил от внезапности и швырком откинул меня в сторону, поднялся на ноги и замахнулся ногой, целясь в живот. Я инстинктивно сжался и удар сандалей пришёлся по коленям, совсем не больно. Я подскочил на ноги и как разъярённый зверёк зарычал от злости. Вот чего, а опыта в драках у Саида было побольше, чем у меня. Особенно, если учесть, что у меня его нет совсем. Он пинком ударил меня в пах. Это было совсем нечестно. Я рухнул, как подрубленный, согнувшись пополам. Тупая боль мгновенно парализовала и я скрючился на песке. Краем глаза я увидел, как Лёшка, до этого сидевший, как взвинченная пружина, кинулся на Саида с криком «Суууууукаааа». Саид спокойно повернулся к Лёшке и ударил его наотмашь в лицо. Лёшка резко остановился, часто заморгал, машинально провёл ладонью по лицу - кровь из носа. И кинулся снова. Саид схватил его за волосы и как котёнка отшвырнул в сторону. Там на песке, все так же, на корточках, с распахнутыми от ужаса глазами сидели Вовка и маленький Андрюшка. Превзнемогая боль в паху, я поднялся, схватил Саида сзади за воротник засаленной рубашки и опрокинул его на спину. И здесь же коршуном подлетел Лешка. Били мы его неумело, но от души. Он свернулся в позу эмбриона и то верещал как девчонка, то плакал, всхлипывая «Не надо! Хватит! Мамаааа!»

Дворничиха бабка Сонька с третьего этажа заорала с балкона что вызовет милицию. Старушки с лавочки у подъезда прибежали, ковыляя своими клюками и за шиворот оттащили нас с Лёшкой от Саида. Тётка с огромным животом и здоровенными руками держала нас, как щенков за шивороты. Лёха, тяжело дыша и сплевывая песок изо рта, тихо шипел: «убьюю фашиста». Я посмотрел на новенькую футболку - она была заляпана грязью и кровью - мне тоже разбили нос. Внутри клокотали новые, непонятные чувства отвращения и презрения к поверженному Саиду. Того посадили на лавочку, вытирали слезы платком и дали стакан воды. Тот рыдал навзрыд и размазывал грязным рукавом грязь по лицу притворно изображал жертву.
Пришёл участковый из соседнего двора - бабка Сонька не шутила. Долго вёл с нами беседу о тюрьме для малолетних и пугал тем, что нас не возьмут в школу. Потом слегка надрал нам уши и отпустил.

Я стоял в тени большого тополя у нашего с Лехой подъезда, шмыгал носом и презрительно поплевывал кровавой слюной в сторону Саида. Леха слегка толкнул меня в плечо: «На платок, нос вытри». Я высморкался в платок запекшейся кровью, вернул его Лешке. «Держи»- Лёха протянул мне руку, ладонью вверх. На ладони лежала армейская пуговица Саида. Я взял пуговицу и молча положил ее в карман.

Вечером я взял иголку из маминого ящика. Долго мучился, пока вставил нитку и, исколов все пальцы, пришил пуговицу себе на грудь. Звезда никак не хотела сидеть ровно. Шить на себе было очень неудобно. Вышло - под наклоном, но ничего, и так сойдёт.

Два-шестьдесят-пять-шестьдесят-четыре - пять цифр круглого циферблата телефона оттарахтели номер телефона Лешкиной квартиры. Он принёс кусок валенка с пастой ГОИ - стырил у отца, натер пуговицу до блеска, немного вымазав зелёным футболку. Потом прищурился, улыбаясь, поднёс пуговицу к свету электрической лампы - блестит! И торжественно, как флаг победы, аккуратно вручил футболку мне. Момент был и вправду, торжественный, что-то новое мы ощущали, необъяснимое, но важное. Мы пожали друг другу руки. Крепко, как взрослые. Мама пришла с работы и вздыхая, постирала футболку, затем повесив ее сушиться на балконе.

Флаг победы висел на балконе неделю, ярко сияя наполированной звездой пуговицы на солнце.