Возле шестой секции забора лежал дохлый кот и им питались мухи. «Симпатичные изумрудные мухи на ярко-рыжей шёрстке навсегда расслабившегося кота» — внушал я себе. Но ничего не помогало. Меня мутило всё больше и больше. От запаха краски, от солнца, от вчерашнего. И от кота. Я покрасил уже три секции и насекомые стали обращать на меня внимание. Мухи и кот саботировали работу. С каждой минутой жизнь становилась всё отвратительней. Я отошёл к дереву, под которым разместил свои пожитки, сел на землю и закурил. В кармане у меня лежал аванс — сто рублей. Это обстоятельство несколько примиряло меня с действительностью. И вот что я придумал: залью кота краской, накрою его «Сторожевой Башней», которую мне вчера подарил старик с ватой в ушах, и вознагражу себя за это пакетом молока и булочкой. Да, так я и сделаю. Приятно чувствовать себя решительным человеком. Я достал из сумки «Сторожевую Башню». На обложке был нарисован бородатый крепыш с ослепительной улыбкой — Иисус Христос. Он утешал пригорюнившуюся на пне женщину. Уж этот Христос не стал бы пачкаться об такую шабашку — красить забор из профнастила, эмалью ПФ-115, с бодуна, в тридцатипятиградусную жару. Я взял банку с краской, задержал дыхание и подошёл к коту и его мухам.
- Молодой человек. — Услышал я за спиной.
Я, что ли? Молодой человек? Я обернулся. Это была девушка. И пьяная. У неё были такие глупые глаза, что в неё невозможно было не влюбиться. Что я и сделал. Тем более всё остальное в ней вовсе не было глупым. Груди, во всяком случае, казались разумными.
- У Вас случайно не найдётся десяти рублей? — Продолжала она.
- Нет. — Ответил я.
- Выпить охота.
- Ой, а что же мне теперь делать?
- А что случилось?
- Сто рублей есть.
- Ну так сгоняй, красавчик, чего стоишь? Я пью «Джин-Тоник».
Я перешёл дорогу и купил в ларьке пиво и банку «Джин-Тоника». Прощай молоко, прощай булочка.
Мы расположились в теньке, под деревом.
- Ну, давай знакомиться. Как тебя зовут?
- Рахман. — Назвал я сокращённую версию.
- Татарин?
- Ага.
- Ой, а я татар не люблю как-то...
- Ничего страшного, я их сам не перевариваю.
- Ну, то есть как не люблю — я татарина видела только в мультике про Илью Муромца.
- Бывает. — Сказал я — А тебя как зовут?
- Вика.
- Чем занимаешься, Вика?
- Подожди-ка, я сказала — Вика?
- Ну.
- Странно, обычно я говорю — Алина. А Вика я для тех, кому доверяю.
«Это дура какая-то» — подумал я — " Охуительно".
- Значит ты мне доверяешь? — Спросил я.
- Конечно, а что ты можешь сделать плохого?
- Может и могу.
- Да ну?
- Ну да.
Она сделала добрый глоток и пристально посмотрела на меня. Я расправил плечи и обратил взор на горизонт.
- Гляди-ка, а бородка у тебя рыжая.- Сказала Вика.
- Это всё потому, что я чингизид.
- Болезнь такая?
- Нет, просто я потомок Чингизхана.
- Да? А может твоя бабушка путалась с чеченцем?
- Может и путалась, только татары и чеченцев поёбывали.
- А кого ещё поёбывали татары?
- Много кого. Например казахов. До поёбываний они были голубоглазыми блондинами, но после кардинально изменились.
- А чукчей татары поёбывали?
- Едва ли - чукчей поёбывали японцы.
- Хи-хи-хи, Рахман, какой ты смешной. Чем на жизнь зарабатываешь?
- Я мастер на все руки. Нарасхват. Клиенты в очереди стоят. — Обманул я. Думал, что обманул.
Она посмотрела на мои штаны, на мои руки. Посмотрела на забор.
- Временные трудности, угу? — Подмигнула он мне.
- Самые, что ни на есть. — Ответил я.
Мы допили и закурили. Я обратил внимание на пальцы её ног. Редко встретишь такое аккуратное исполнение пальцев. Они были похожи на маленьких солдатиков, располагающихся строго по ранжиру. Ногти были выкрашены в розовый цвет с серебряными вкраплениями.
- Ну что, Рахман, догонимся? — Спросила она.
- Э-э-э, видишь ли, Вика, тут такое дело...
- Говно вопрос. — Она открыла сумочку, достала пятисотублёвую купюру и протянула её мне.
«Вот сучка» — подумал я, взял деньги и направился к ларьку.

Я отдал Вике сдачу и раскупорил спиртное.
- Ты мне так и не ответила — Спросил я — Ты кем работаешь?
- Медсестрой в детском садике.
Ну да, ну да. С таким педикюром — и медсестрой. Ну, допустим. Может правительство подняло зарплаты. Может быть. Я не следил за новостями. Не слежу за всякой хернёй.
- Любишь детишек? — Спросил я.
- Мальчиков, в основном. А девочек брезгую.
Я отхлебнул пива. В руке бутылка, рядом красивая баба, и хуй с ним, с забором. Мир вокруг преображался. Мои далёкие предки проебали всё, что могли. Власть, женщин, территории. Из-за них мне приходилось каждый день биться за жизнь. А сегодня удача повернулась ко мне лицом. Темучин тоже был удачлив. Надо брать быка за рога.
- Вика, ты мне нравишься. — Сказал я.
- Ты тоже ничего — Ответила она. — Сейчас допьём и поедем ко мне.
Я запил это дело пивом. Что может быть стерильнее детсадовской медсестры? Что может быть лучше? Днём она будет смазывать зелёнкой коленки мальчиков и локти девочек, а вечером лечить мои заусенцы. Я вновь на коне.

Возле нас с визгом остановился огромный чёрный джип с тонироваными стёклами.
- Ой, Серёжа — Сказала Вика.
Из машины вылез амбал в прокурорской форме.
- Лёлик, в машину — Скомандовал он, и медсестра испарилась, будто её и не было. И не попрощалась.Прокурор подошёл ко мне. Ну что тут скажешь? Шансов у меня не имелось. Даже убежать.
Он наклонился и спросил:
- Ты кто такой?
В жизни каждого мужика бывают моменты, когда лучше прикинуться ветошью. Тут каждый сам выбирает.
- Никто. — Ответил я.
- А что здесь делаешь?
- Забор крашу.
- Ну и крась, Том Сойер хуев. — Сказал он, отвесил мне шелобан, сел в машину и был таков.

Лоб болел. Я подошёл к забору. Мухи трудились. Солнце трудилось. Даже труп кота в каком-то смысле трудился. Я потянул из банки с краской кисть. Краска застыла, кисть была испорчена. К концу дня нужно было покрасить забор. 120 м2.