Если бы во рту не мелькнул золотой зуб, когда она улыбнулась, я бы вряд ли подумал, что эта девушка наша. Я пока делю всех здесь на наших и не наших. Это пройдет. потом, но я пока об этом не знаю.
Наша это значит "русия", то есть приехавшая из бывшего Союза и говорящая по-русски. А уж чисто русская она или другой национальности не важно.
Вот и эта не похожа. Высокие скулы, смуглая кожа, глаза азиатские глаза. Бурятка? Казашка? Якутка? Стоит передо мной, короткие шорты, белая маечка.
А вот и еще один признак девушки из одной шестой. Каблуки. Местные женщины вряд ли нацепят на ноги двенадцатисантиметровую шпильку да еще в такое пекло. Вопросительно смотрю на нее.

-Так что, не поможешь?
Видимо я что-то пропустил, потому что не очень понимаю чем я могу ей помочь.
-Чем?
Места тут удивительные. Тысяча девятьсот девяносто третий год. Все пороки человечества собрались вместе и решили жить именно тут.
Район старой автостанции Тель-Авива. Те, кто тут бывал, понимают о чем я. Грязные улочки пропитаны пылью, жарким потом и еще какими-то запахами. В подворотнях пахнет мочой, валяются пустые пивные бутылки, иногда можно наткнуться на использованный шприц. Запах.Наверное так пахнет смертный грех.
Это запах табака, дешевого алкоголя, разврата, нищеты, безысходности.
На пороге кинотеатра, в котором крутят порнуху, где сиськи блондинок на афишах целомудренно закрыты звездочками, стоит ортодоксальный еврей. Он интересуется стоимостью билета.
-Зачем тебе сюда?- спрашивает его парень с массивной цепью на груди- Что ты там не видел?
-Я просто хочу посмотреть кино с хорошим концомм. Здесь все фильмы с хорошим концом. Ты когда-нибудь видел, чтобы порно заканчивалось плохо?
Парень пытается понять смысл ответа, но жмет плечами и заходит внутрь.
На пластмассовых стульях сидит старик-перс. Он продает видеокассеты, ужасную китайскую обувь, связки белых носков, презервативы, салфетки,трусы в картонных упаковках, жвачку, кока-колу, зонты и еще что-то. Убийственный ассортимент.
По параллельным улочкам с борделями слоняются арабы, солдаты и какие-то подозрительные типы.
На порогах этих борделей стоят те, к кому пришли эти арабы, солдаты и подозрительные типы. Они стоят и улыбаются. Они делают вид, что рады всем. И эта толстая проститутка с необъятной грудью рада худенькому ефрейтору в форме инженерных войск, и эта тоненькая украинская девочка с нелепо накрашенными губами рада слюнявому старику с коростой на обширной лысине. Все рады. Все счастливы. Старая автостанция. Район настолько грустный, что вас спасет только радость. Радость во что бы то ни стало.
-Чем помочь-то?- переспрашиваю девушку.
-Ну, как… я же вроде сказала ..- вновь блеснул в ее рту золотой зуб.
Вот зачем она его вставила? Что за глупость? Симпатичная, стройная, а тут этот зуб…
-Я не услышал- отвечаю.
Я сижу на лавке и ем шаурму. Она стоит тринадцать шекелей. Я два раза в день ем шаурму. Я могу себе пока позволить только это. Но скоро все изменится, ведь со вторника я начинаю работать. Хотя, если честно, два раза в день есть шаурму это совсем не плохо.
Бывало и похуже. Например, шаурма один раз в день.
Я сижу на лавке и ем. Передо мной бульвар Хар-Цион. Вечно галдящий, с непрекращающейся вереницей автобусов и маршруток, медленно лавирующих мимо хаотично снующих пешеходов. За мной начинается улица Пин. Обычная грязная, заплеванная улица с проститутками, тихими наркоманами и мной. Хотя я не наркоман и уж точно не проститутка. Смешно.
Девушка не уходит. И что ей от меня нужно?
- Ну, я попросила помочь мне отнести вот эту сумку
Замечаю огромный баул у стенки дома.
-Мне тут рядом, вон в тот дом- машет рукой куда-то в сторону той самой улицы Пин.
Интересно, почему именно я? Нет, мне не трудно, да и спешить мне некуда, просто интересно, почему именно я?
Шаурму я доел. Вытирая руки бумажной салфеткой, встаю, беру сумку. Тяжелая. Труп, что ли вывозит?
-Пошли
Иду, тяну сумку. Девушка семенит рядом и тараторит:
-Ой, а я сразу подумала, что ты мне поможешь. Смотрю, парень явно наш, русский…
А вот и ответ на мой вопрос.
Забавно. Когда я жил в России никто никогда не называл меня русским. А тут на тебе… Да и ты, какая же ты русская с такой рожицей? Как там тебя, Гульчитай или Бибигуль?
-Тебя как зовут?- словно читает мои мысли она- Меня Катя.
-Катя?- удивляюсь- Не похожа ты на Катю...
-Знаю. А тебя?- улыбается.
-Саша. Но местные зовут меня Алекс.
-Ага- кивает.
Подходим к дому. Визу сразу два борделя. Дверь в дверь. Мигающие вывески в виде кровавых сердечек. В одном гремит Казаченко- наши отдыхают. Из другого завывает на иврите Зоар Аргов: "Яаам шель дмаооот!" («Моооореее слееез…»)
Море слез. А вы радуйтесь, радуйтесь. Тут нельзя грустить.
Криво улыбаюсь:
-Ты тут работаешь?
-Мне сумку на второй этаж -говорит и отворачивается.
Поднимаю сумку, ставлю у обшарпанной двери. Звонок вырван. Надпись на иврите на стене черной краской «Хороший араб-мертвый араб».
-Спасибо тебе, Саша- говорит и опять сверкает золотом изо рта.
-Пожалуйста
-Ну, ты приходи…
-Куда? В правую дверь или левую?
Перестает улыбаться, берет паузу, потом отвечает:
-В левую
-Угу. Спасибо, мне пока не по карману. Да и не могу я.
-Что не можешь?
-Ну, это все. За деньги. Я же бывший комсомолец, прикинь. Кодекс строителей коммунизма и все такое...
-Шутишь...
-Угу...
-Ту просто так приходи…

Мой дом, кстати, напротив. Как я сюда попал долгая история. Я скоро уеду отсюда. До конца месяца осталось полторы недели.
Дома жарко и тихо. Слышно, как жужжит муха. Сил оставаться в квартире нет абсолютно.
Надо бы позвонить родителям, в очередной раз соврать о том, что у меня все хорошо. Мне не привыкать. Да и им тоже.
-Привет, мам...
-Привет, сынок, как ты?
-Все хорошо
-Деньги есть?
-Полно, маа. И шапку тоже надеваю...
-Балбес ты...

Вечером иду за сигаретами. Я курю «Ноблесс». Они дешевые и крепкие. В самый раз.
В лавке Иосиф, хозяин, играет в нарды с Аси. Я с ним знаком, у него магазин контрафактной обуви на соседней улице Неве-Шаанан. Аси обильно потеет, отрывает куски туалетной бумаги со стоящего на столе рулона и вытирает лицо и толстую шею. Здороваются. Я отвечаю. По телевизору передают новости.
При выходе на меня кто-то налетает, ничего себе- это та самая Катя. Ловлю себя на мысли, что все это время думал о ней и о ее золотом зубе. Нет, конечно, никакой романтики. Чем она меня заинтересовала? Не знаю, честное слово.
-Привет- говорит- У тебя пять шекелей не будет, я отдам?
Протягиваю.
Катя покупает пачку LM.
-Спасибо, ты опять меня выручил
-Да не за что. Не слишком ли часто для одного дня? Чувствую себя Чипом и Дейлом одновременно.
Смеется:
-Тенденция, однако.
-Ты где-то рядом живешь?- спрашивает опять.
-Да, живу. Но работаю в другом месте. Мне дальше до работы, чем тебе.
Катя насупилась:
-Ты мне еще лекцию прочитай
-Не думал даже. Просто констатация факта.
Катя останавливается, долго смотрит на меня. Я затягиваюсь так сильно, что на половину выкуриваю сигарету за раз. Неужели смущаюсь? Черт побери, какое забытое чувство. Как плевок из детства.
-Ладно, — Катя говорит медленно, растягивая слова.- Завтра зайди, ладно? Я тебе пять шекелей верну.
Киваю зачем-то. Зачем — не понятно.
Катя широко улыбается, в свете вывески «Лото» блеснул ее золотой зуб.

Подошли к тем самым борделям, которые дверь в дверь под светящимися кровавыми сердечками.
-Ну, пока, — говорю
-Пока, — говорит Катя, но не уходит.
Молча стоим. Какая-то неловкость.
Идиллию прерывает вывалившийся из-за угла Аси. В руках у него рулон туалетной бумаги.
-Катья, Катья!- орет он- Как дела?
Катя смущенно шепчет «Шалом».
Аси тычет толстым пальцем ей в грудь и заговорщицки обращается ко мне иврите:
-Алекс, клянусь мамой, это самая хорошая блядь в округе. Ты ее еще не трахал? Трахни обязательно, рекомендую!

Я сижу на табуретке в центре своей жаркой и душной квартиры. Тихо, только слышно как жужжит муха. Наверное та же самая, что и днем. Я курю и гляжу на грязное окно. В окне мелькают всполохи вывесок в виде кровавых сердечек над борделями напротив. "Яааам шель дмаооот" ( «Моооореее слеееез»)- раздается пение Зоара Аргова.
Здесь так грустно, что вас спасет только радость. Я учусь радоваться. И когда-нибудь обязательно научусь.