Я понимаю, что с вашей колокольни взгляд мой, взгляд мелкого преступника-грызуна кажется субъективной позицией человека пережившего «горький опыт тюрьмы». А почему опыт тюрьмы обязательно «горький»? Потому что вы смело делаете выводы о том, о чем не имеете малейшего представления?

Я пытаюсь заострить внимание не на проблеме тюрем вообще, а тюрем частных, как одного из наиболее уродливых проявлений капитализма, перехлестывающего по своей гадости такое позорное явление как всеобщее платное здравоохранение. В тюрьмах государственных сидят угонщики машин. А где взять столько угонщиков, чтобы приносили прибыль тюрьмочки частные? Вот и сидят там за перегоревшую фару и не уплаченный штраф.

Со мной через Кэндиленд странствовал шестидесятилетний Шон. Благообразный дедусь похожий на учителя химии из «Всех тяжких». Его так все и называли «Мистер Уайт» или «Хайзенберг». После развода жена забрала у Хайзенберга дом и дописалась судебного распоряжения, чтобы он не приближался к ней и ее хатке ближе чем на пять миль.

Каждый год на номерных знаках авто в США необходимо наклеивать марку с номером текущего года. Марка стоит пятьдесят четыре доллара. У аккуратного Шона все было выставлено так, что каждый год штат снимал денежку автоматически и высылал ему марочку. Но в этом году Шон жил уже в собственной машине, на заправке в том же округе где его дом. Заправщик был знакомый, можно было ходить в туалет и душ. На работу Шон катал в другой округ. Жена была в отпуске на Бали. Еще бы — дом и машины и колледж выплатили на пару, а теперь зачем ей старый Шон?

Поехать домой залезть в почту законопослушный Шон не стал, а решил дождаться недельку и встретить жену на нейтральной территории, хотя и это нарушало приказ, называемый тут «restraining order».

Как назло за эту неделю с просроченной маркой менты хлопнули Шона дважды — в нашем округе и один раз в соседнем. Пока он ждет суда в Кэндиленд (выкуп не дали бо бомж) он прогуливает суд в соседнем округе, куда его транспортируют после того как выпотрошат здесь. Так что путешествие Шона кончиться еще не скоро. Это вам о счастливых американских пенсионерах, которые «всю жизнь пашут, а потом на пенсии путешествуют по всему миру»

***

По-вписке в Кэндиленд выдают старую пластиковую чашку для кофе, которую трудно отмыть даже высокоабразивной зубной пастой. Чашку надо вернуть по-истечении срока и нельзя терять, иначе с магазинного квитка снимают ее полную стоимость — почти аукционную сумму сервиза китайской династии Мин.

А что если у меня нет баланса на квитке - хитро улыбнется старый каторжанин-читатель. А вам тогда минусовой баланс пропишут. Попадетесь в другой раз (а после того как вас оцифруют в Огайо — можете в этом даже не сомневаться) кто-то добрый положит вам на квиток пару денежек, а округ автоматически снимет сумму долга. Так что не рекомендую отрываться с таблетками и визитами к врачу. Они в тюрьме намного дешевле, чем на воле, но не бесплатны, имейте в виду.

Все ненавидели хозяйские чашки и хранили их, как Кощей свои яйца. Пить же кофе и растворимый кул эйд предпочитали из порожних пакетов от кофе или того же кул эйда. Гордый променад людей с пакетами по-бараку начинался часа в четыре по полудни, когда, наконец, просыпались абсолютно все и Люк собирал потеющих качков в углу.

Качки прыгали, бодро отжимались и подтягивались, зацепившись за верхние ярусы простыней. Это вам об обязательных спортзалах во всем без исключения американских тюрьмах.

Справедливости ради замечу, что раз в неделю предлагали пойти в «рек» - это от «recreation». Рек это очень темная комната с естественным освещением — пробивающимся сквозь небольшие зарешеченные окна у самого потолка. В окнах нет стекол — типа вот вам свежий воздух. Рек это баскетбольная площадка. В тюрьме, особенно черной тюрьме баскетбол не такой, как по телевизору. Тут это жесткий контактный спорт, как канадский хоккей. С такой рекреации некоторые белые пассажиры Кенди возвращались с сорванными ногтями на больших пальцах ног или покрывшиеся выразительными красными пятнами, как боксеры после матча.

Наши качки собирались у витража с видом на здание муниципального суда, а Люк от безделья играл в тренера. Перед муниципальным судом стоял грека с тележкой и торговал хот догами. Грека был похож на спившегося Сократа. Тележка с хот догами была в Кэндиленде символом свободы. Я не знаю ни одного жителя, который хоть раз не остановился бы зачаровано любуясь ловко орудующим индивидуальным предпринимателем Сократом и не поклялся бы вслух, что обязательно по-освобождению принесет ему жертву, купив хотдог с горчицей и кетчупом.

Польза тюрьмы для меня лично заключалось в стопроцентном погружении в американский язык. Я могу даже смело заявить, милостивые государи, что лично обогатил местечковый жаргон Кэндиленда словосочетанием «бэг-джюс» — то есть кофе или кул эйд из пакета. Позже, когда кул эйд настоебал на столько, что от его краски зубная эмаль засияла всеми цветами радуги, я модифицировал бэг-джюс — сок из пакета, в баг-джюс — сок из насекомых.

Проведя в Кэнди дней тридцать, я совершенно освоился, оборзел и ввел еще одно словцо — презрительное, для владельцев пакета, но не имеющих кофе, а потому вечно его стрелявших. «Бэггот» - производное от «бэг» и похабного«фэггот» - пидор.

Слово это довольно грубое, поэтому употреблять в американской тюрьме рекомендую с максимальной осторожностью. Хотя то что в русской тюрьме называют «пидор», в США теперь называется «bitch». Это не совсем «сучка» - это пассивный партнер, так что избегайте сего словца — могут призвать к ответу. Одним словом если вы не имейте дан в айкидо или вам не повезло попасть в барак, где живет восхищенный Путиным русофил Люк, лучше не выебывайтесь. А уж ежели приспичило кого пидором обозвать используйте мягкое «рейнбоу» - радуга.

Люк сидел тут очень долго, был на короткой ноге со всеми ментами и прокачался за свои четыреста дней до тихого ужаса. Смотрящие в американских тюрьмах запрещены, но такие полускрытые авторитеты, скорее похожие на завхоза в красной зоне, чем на блатаря - есть везде, где нет двух-трех соперничающих банд.

Банды обычно делятся по цвету кожи — негры, латиносы и белое братство. В Кэндиленд банд не было. «Пэк ёр щит» работал на вылет и люди старались не нарушать даже по мелочи. Система подавления личности дает нам привилегии, что всегда присутствовал страх их потерять. Готовность пойти в изолятор — эту тюрьму в тюрьме, вот единственный способ оставаться свободным. Изолятор тут не ежовский, как в позднем СССР — так что бояться не стоит. А на воле единственный способ оставаться свободным это готовность пойти в тюрьму или просто готовность умереть.

Люк называл меня «Москоу». Хотя позже, въедливый рыжий торчок по имени Брайан Фучик, дед которого был из белочехов, сказал что я выгляжу как актер кино Рик Моранис и теперь вся кливлендская тюрьма, включая шерифа округа Кайохога так меня и называет. Попадете в американский уголовный мир, смело говорите, что знаете Рика Мораниса — я там прославился с хорошей стороны.

Брайан Фучик поведал Люку, что в русском языке нет слов с буквой «W» и он в начале часто заставлял меня быстро проговаривать сочетание вроде wheel well, пытаясь подловить. Но я четко вторил ему, радуясь, что американская тюрьма учит меня больше, чем научил ташкентский иняз. Однако подловить меня можно было если я долго и возбужденно спорил с кем-то или выступал с пламенным спичем, тогда несколько минут подряд над моим произношением заботливо работал весь барак.

Особым шиком, однако, считалось пить не из кульков, а из пустых бутылок от шампуня. Бутылки были двух видов: от шампуня и кондиционера. Шампунь легко смывался, а вот кондиционерная бутылка навсегда несла в себе горький запах полевых цветов и для питья не годилась.

Бутылки от шампуня были статусной роскошью. Их имели либо старожилы, как Люк, либо богачи у которых хватало денег на шампуни, кондиционеры и прочий метросексуальный набор (впервые увидел как в тюрьме люди мажут губы помадой, пусть и гигиенической), ну и ловкий игроки в Пику или Кочергу (Спейдз или Покер). За покерным столиком с втравленным изображением шахмат и нард, легко было определить каталу — перед ним стояла бутылка из под шампуня, к которой игрок иногда гордо прикладывался. Самодельный энергетик из кофе и сильновитаминизированного кул эйда называется «Foxy» и может вполне конкурировать с русским чифирём.

Питьевые бутылки регулярно отметали на еженедельном шмоне, поэтому их надо было хранить глубоко в матрасе. Кэндиленд был местом образцово-показательным - для чистоты эксперимента. Наркота или сигареты попадали сюда крайне редко — только со свежеарестованными. Рабочие кухни и менты-движенщики резонно опасались козлов. Поэтому плановый шмон в Кэндилэнде скорее напоминал уборку мусора пионерами-ресайклерами — они всего лишь собирали бутылки и пластиковые пакеты несчастных бэгготов.

Негр Алабама толстый и противный как немытая залупа. Он пытался выклянчить мои очки, в первые пару дней, пользуясь тем, что я еще не совсем понял куда попал. Пидоргу приглянулась моя оправа. Ходить в минус пять он не смог бы физически. Но Алабама не подозревал, что в день ареста я пережил личную трагедию и мне было похуй на кого переть — на жирного негра или шерифа округа.

Я взвился и наехал на Алабаму, подсознательно понимая, что белых тут большинство и впрягётся кто-нибудь обязательно. А не впрегётся так я и сам готов сдохнуть в бою.

Впрягся Брайан Фучик. Он убирался в душевых и мог шепнуть сержанту Неффу, что Алабама только косит под первохода и место его точно не в Кэндиленде. Алабама мометально отъебался, но затаил злобу.

Фучик терпеть не мог Алабаму, за то что тот сморкается в раковину и никогда не смывает ни своей слизи ни мерзких афро-волосков. В такие моменты я потихоньку показывал Брайану мою откровенно расистскую татуху на плече и говорил с южным акцентом — «Дома в Джорджии мы часто вешаем толстых неггиров прямо в саду на старой яблоне тётушки Лу».

Позже, когда я от безделья стал создавать на кухне барака маленькую библиотечку, Алабама снова пытался наехать на меня за то что я забрал у него Николаса Спаркса. Меня раздражала откровенно собственническая манера американцев не оставлять книги в парке на скамейке после прочтения, а сдавать их в наём в обмен на кофе. Поэтому, когда кто-то освобождался, я национализировал книги и маркировал их «Библиотека графства Оранж. Вернуть Рику Моранису»

Алабама орал что это его книга, а я к тому времени уже окончательно оборзевший, сказал что ни разу не видел чтобы он хоть что нибудь читал кроме обертки от чипсов. И вообще Спаркс пишет для баб и рейнбоу.

Когда уходил злобный поляк Сковронский, он оставил россыпь пустых бутылок от шампуня в коробке под шконкой. Эти коробки заменяли нам тумбочки. Бутылки были мои по наследству, я решил, что все аккуратно переберу, как только выключат в бараке свет. Стыдно было копаться при свидетелях. Это была ошибка свежепойманного. В тюрьме надо налетать на такие вещи сразу — как стервятник.

Алабама приперся нагло и сразу. Не успела еще шконка под Сковронским остыть. Негр забрал всю коробку поляка, оставив мне только бутылку от травяного шампуня которую не возможно было отмыть от запаха полыни по причине пористой пластмассы. Так что я не скоро дослужился до собственного элегантного аксессуара.

Когда все вычислили, что Алабама косит под первохода и его с криками нагнали в красный сектор третьего уровня, он пожертвовал книг, наверное, восемь для моего проекта и протиралку для очков лично для меня. Мне, кстати, именно ее очень не хватало.

Удивительное дело, но я снова испытал что-то похожее на горечь расставания. Наверное факт, что мы все спали, жрали, резались в карты, клянчили друг у друга кофе и ибупрофен, неделями ни выходя из общей комнаты, сливал нас в один организм, протоплазму, если хотите. Поэтому большинству было печально, когда кого-то угоняли.

***

Меня уже не мучили плесневые мысли о том, для чего я пишу. Роман писал себя сам и стал моей основной работой. Если бы мне предложили ограбить банк, то я молил бы бога только об одном — чтоб не поймали, пока не допишу до точки. Но в ограблениях не было необходимости — процветал обамовской социализм.

Сюжет миновал эмбриональную стадию. Он дышал и у него недавно забилось сердце. Когда мы рассказываем кому-то историю, мы как бы делимся своим сном с другим. Момент когда мы ее сочиняем и пишем — это когда мы сами видим сон в первый раз. Только реальность, которая перла из каждого утюга прерывала мой розовый сон своими стальными ручищами. В стране должна была восторжествовать американская версия «сменяемости власти» и надо было быть готовым к переменам.

У меня была своя дилетанская версия объяснения происходящего. Разумеется, выиграет Хил исходя из теорий политкорректности все должно было развиваться по версии: афроамериканец, женщина, латино, Харвей Милк. О том что выберут рыжего ефрейтора с интеллектом охранника концлагерей даже мысли не возникало. Мне он виделся как лакмус, берущий пульс современного американского общества. После выборов технологи Хил наверняка воспользуются наименее фашистскими и наиболее популистскими наработками оранжевого фюрера. Добрая старая методика Владимира Жириновского.

Тем не менее, беспокоиться стоило. Когда-то делал очередную попытку пробить аусвайс, когда Госдепом рулила именно Хиллари Клинтон. Я уже понял, что нахрапом их крепость не возьмешь и подготовился лучше. Теперь моя жена была уже гражданкой США, как и маленький сын. Все документы на гражданство жены заполнял я сам по тому что адвокаты хотели поднебесную сумму. Тогда я узнал, что все иммиграционные документы можно скачать в сети и заполнить самостоятельно.

Сложнее было пройти тест на «натурализацию». Жена моя в те времена была глубоко погружена в творчество группы Виагра и наотрез не понимала разницу между городом и штатом. Попытки обучить ее с набегу тому, что я знал из курса «страноведение» грозили испортить семейные отношения. Тест на гражданство жены сдавал именно я, став де-факто «натурализованным гражданином».

Потом подал документы на себя. А их снова выкинули из департамента иммиграции в госдеп. Пришло письмо с факсимильной подписью Хиллари Клинтон:

«Поезжай-ка в Ташкент, милок, писала она — виза там тебя давно дожидается». Я знал, что меня дожидается в Ташкенте гораздо лучше Хиллари и ни куда не поехал. Денюжку, которой в США сопровождают любое обращение за документами, мне , в очередной раз не вернули. Арестовывать меня тоже никто не явился и было совершенно ясно, что надо жить себе как и жил раньше. Тем более, что работа была вполне приличная, даже мог позволить жене сидеть дома с ребенком.

Затаив обиду на систему, я с ходу опустил сразу несколько банков, перестав выплачивать кредиты. Только ипотеку. Общая сумма выигрыша составила приблизительно тридцать тысяч долларов. «Это вам за порожняковые госпошлины» - подумал я.

Потом Обама, разбираясь с мировым кризисом запущенный республиканцами, списал мне половину суммы. Оставшуюся половину, чуть позже, простила уже Тойота Файнэшнл Груп — «14 тысяч долларов мы вам прощаем, не забудьте, пожалуйста упомянуть это в налоговой декларации».

В те годы Тойота и другие японские бренды сильно придавили «отечественного производителя» - раздутого и обленившегося монстра Дженерал Моторс и вороватого Крайслера. Так как у нас демократия запретить их или ввести крупные пошлины было сложно — на Тойоту подали в суд из-за того, что «коврик мог задраться и заблокировать педаль тормоза», которая в отличии от Джи Эм всегда срабатывала, а подушки безопасности выстреливали только при аварии, а не на перекрестке, в лицо пенсионерке, как во многократных случаях с Шевроле. Вашингтонские ястребы раздели Тойоту штрафами и вынудили позаботится даже о таких полу-гражданах, как я.

Надо заметить, что Обама, как президент был неописуемо хорош для внутреннего американского рынка, далекого от проблем «чей же Крым». За восемь лет Обамы вся моя семья, кроме меня-нелегала получила бесплатную медицинскую страховку, ипотека, в следствии уголовного дела против моего банка, снизилась сразу с пятьсот до трехсот монет в месяц, сын получил бесплатную мобилку с бесплатным планом и я смог отправить сына в хорошую частную школу абсолютно бесплатно.

Наблюдая дебаты между клоуном и падающей в обморок стареющей светской львицей, я на полном серьезе задумывался, а так ли необходима сменяемость власти?

Времени было мало и я решил воспользоваться услугами адвоката. Вот по-шаговая инструкция как пользовать иммиграционных адвокатов в США.

Надо найти самого дорогого лоера из всех возможных. Потом надо найти двести долларов. За сто долларов надо купить добротный костюм и хорошую рубашку. Остальная сотня понадобится на консультацию.

Во время консультации, к которой лучше подготовится заранее — как Познер готовится к интервью, нужно убедить лоера, что вы наймете его сегодня же — можно даже договор подписать, если денег платить не надо сегодня (завтра занесу).

За эту сотню нужно выкачать все, правдиво рассказав о ситуации. Добрая и загребущая бабушка Маргарет Вонг, сказала, что такой умнице как я, она сделает документ всего за три месяца и восемь тысяч долларов. У нее же я узнал, что упоминать о моей карьере на американской военной базе не стоит, чиновники иммиграции могут подумать, что я проходил военную подготовку или даже убивал муджахединнов, а это почти гарантированный отказ.

Она так же рекомендовала не упоминать книжку «Школа стукачей» - из-за липового интервью которое я дал в пиар целях и навеки связал себя с опереточным извергом Шуряном. «Принимал участие в пытках верующих? - отказ гарантирован!» Так для красного словца я стал пособником президента Каримова.

Я не зря потратил сто долларов. Вернувшись, аккуратно повесил костюм, который вскоре стал моей рабочей спецовкой и за пару часов заполнил все необходимые бумаженции.