Предыдущая часть: http://udaff.com/read/creo/135650.html
Вечер пятого дня

До cамого вечера жирный Саня отмокал в ванной, пытаясь убедить себя, что ничего не произошло. А ведь и действительно – чуда не случилось. Саня не поебался. Он как был долбоебом, так и остался, ибо не пришло ему из пизды ума.
Саню угнетало и грызло еще вот что. Во время свидания он ведь влюбился в Лиду-Аделаиду. Она засияла, как охуевшая комета, в Саниных ошалевших глазах. И, естественно, представляла собой совершенство каждой клеточкой своего тела. Но – вот ведь жопа! – Саня совершенно ужасным образом оказался с ней разлучен. Как теперь узнаешь, как у нее дела, если бросил чувиху в трудной ситуации, перед морем поноса и разъяренными соседями? Эту преграду не преодолеть. Значит, любовь жирного обречена на страдания и сопли.
Жирный, конечно, пытался убедить себя, что все с Аделаидой будет ОК. Вон она официантку как построила! А гопников как уперла рогом! Что она – с соседями не договорится?  Но какая-то часть сознания говорила: «Не договорится. Эта чувиха, которая хотела тебе дать, которая уже практически раздвинула перед тобой ворота разумной своей пизды – она в беде, чувак. А ты даже не подорвался ей помочь. Ты съебался, весь в говне, позорник!»
Саня сморщил лицо и попытался похныкать. Обычно от уколов совести это спасало, эти уколы больше и не вспоминались. Но сейчас боль саднила и словно терла крупнозернистым наждаком нежную кожицу души.
«Она же имя мое называла! – вдруг вспомнил Саня. – Она спросила что-то вроде того: «Что ты, Саня, тут делаешь?» А вдруг меня искать будут? А она же имя назовет! И в «Контакте» мою страничку покажет! А там – вот он я! Бери меня тепленьким!»
Жирного накрыл стремительный, внезапный ужас. И этот ужас был сильнее стыда.
Надо было быстрее вылезать из ванной, заходить в «Контакт» и быстрее сносить нахуй свою страницу, пока его еще не засекли, не вычислили. Пока не пришли к нему со швабрами и с тряпками половыми та Ахеджакова, да тот мужик в футбе «Вежливые люди». Вот так сейчас позвонят в дверь и скажут: «Ну, здорово, засранец! Пошли подъезд мыть!»
И вот что еще показалось жирному странным. Слова похожей на Ахеджакову бабки о том, что Аделаида развела «блядюжник», какие-то стоны по ночам. Это что же – Аделаида там с кем-то трахается? Или это все-таки ее соседка-дизайнерша?
«Ну, конечно, это соседка, - поразмыслив, решил Саня. – Это у нее бойфренд, и она с ним ебется. А Аделаида – одинока и романтична. Ей нравятся такие, как я».
Нет, Лида-Аделаида не могла быть девушкой с пониженной социальной ответственностью. Каким образом? Жирный ведь с ней о деньгах не сговаривался. Ни копейки ей не дал. Она даже в кафе за него расплатилась. Не сходится.
Выходит так, что телка согласилась поебаться с жирным по любви. Может, и перед ее мысленным взором туша жирного сияет в лучах солнечного света? А Саня – насрал и съебался.
Жирный вылез из ванной, вытерся полотенцем. Надо сейчас или ебнуть свой акк в «Контакте» или просто забанить Аделаиду Кулешову. Потому что Саня просто не переживет, если она ему что-нибудь напишет. Даже от простого «Привет!» с ним может разрыв сердца случиться.
Когда Саня шел по коридору к себе в комнату, заверещал входной звонок. Жирный тяжело, по-медузьи, вздрогнул. Кто это может быть? Для родаков еще рано. Они через час только должны приехать. Неужели…
Жирный попятился. Неужели его нашли? Он откроет дверь, а там Ахеджакова, чувак в «Вежликах», Аделаида, а с ними еще и менты. «Ага, - скажут. – Попался!»
- Нет! – еле слышно взвизгнул Саня. – Только не это!
В дверь уже не звонили. Колотили кулаком.
- Открывай, я знаю, что ты дома!
Голос был определенно батин. Жирного попустило. Весь ужас испарился легким облачком.
Саня отодвинул засов. Батя выглядел как-то странно. Он был изможден и измучен. Как будто это он только что скандально обосрался, а вовсе не его сын. Да и с работы он что-то рано приехал.
Батино лицо при виде жирного сплющила злобная гримаса. Он вошел в квартиру, прикрыл дверь и вдруг быстрым движением схватил сына за горло.
- Я все знаю, - прошипел батя и ударил жирного под дых.
Саня зашатался и тонко, жалобно запищал.
- Ты уебан и гнусный урод, - сказал батя.
Жирный никогда еще не видел его в такой ярости.
- И это вот смрадное недоразумение появилось от меня, блять! – взревел батя и двинул жирного кулаком в ухо.
- За что?! – завыл Саня.
- Ты это знаешь, мерзкий уродец, - зашипел батя и так отоварил жирного в корпус, что его громадное тело на какой-то момент пошатнулось и могло бы даже упасть.  – Ты никогда, запомни, ни-ког-да не лишишься своей ебаной девственности. Потому что ты – долбоеб!
И еще одна оплеуха.
В глазах у жирного защипало. А в голове сверкнула догадка.
- Так это был ты? – с ужасом завопил Саня. – Значит, Аделаида – проститутка, а ты ее, мне…
- Да, блять! А ты, дефективное недоразумение, даже на всем готовом не смог, блять, справиться с задачей! Ты все пересрал, дурака кусок! Ты и меня на деньги кинул! И знаешь, на какие?
Батя еще раз двинул сынка по роже и направился прямо в его комнату.
- Нет, папа, стой! – вопил жирный, догадавшись о папашиных намерениях.
Но отца было не остановить. Он с мясом выдернул ноутбук из всех шнуров, которые связывали его с миром и с электропитанием, и хряснул им об пол.
- Вот тебе, долбоебу! В армию, завтра же!
- Нет! – страшно верещал жирный.
- Да! – орал отец. – Да! Ты весь свой бюджет высшего образования своей выходкой разом истратил. Все. Пиздуй служить. Хоть человеком вернешься!
- Пап, нет! Ну, я больше не буду!
- Конечно, не будешь. И даже, блять, не пытайся! – ревел отец, топча ноутбук ботинками.
Хрустели хрупкие детали. Для верности батя даже подпрыгнул на корпусе. Ноут трагически затрещал, а батя заржал, как бесноватый Джек Николсон из фильма «Сияние».
- Ты знаешь, на сколько ты меня сегодня опустил, идиотик? На семьсот пятьдесят штук! Е-ба-нись!
- Ка… какие семьсот пятьдесят? – отчаянно лопотал жирный.
- А такие, блядь! С мусорами – уладить. Девкам переезд оплатить. Моральный ущерб девушкам – компенсировать.
Жирный увидел, что в комнату входит матушка. Саня пытался остановить батю, сделать так, чтобы он замолчал, даже пискнул: «Папа!» Но отец ничего не слушал и не хотел слышать.  Зато маме это все было очень любопытно.
- Клиниговую фирму пришлось вызывать и платить им даже не двойную, а, сука, четверную цену, что они твою дрисню отмыли! – ревел отец. – Плюс соседям возмещение морального ущерба! Вот, гаденыш, насколько ты меня подставил! Дрочи в кулак, позорный долбоеб!
- Я так поняла, что по секрету от меня разыгралась какая-то увлекательная история, - сказала матушка.
Батя даже не подпрыгнул. Он взлетел.
- Катя, я все объясню!
- Не надо, - сказала мама. – Мне все ясно. Ты заказал нашему мальчику проститутку. Какую-то из твоих дешевок.
- А вот и неправда! Не из  дешевок! – вопил батя.
- Так что произошло? – спросила матушка. – Нашего мальчика трахала шалава?  Бедный малыш! Немудрено, что он такой глупенький, при таком-то тупом папаше. Это же надо было сообразить! Я подаю на развод. Хватит с меня.
- Нет, это я вообще ухожу! – вопил отец.
- А вот и нет, - сказала мама. – Ухожу как раз я. А вы тут оставайтесь, любители проституток. Вам будет, о чем пообщаться. Я от вас устала. И знать вас не хочу.
- Ты никуда не пойдешь! – заорал отец.
- Руки убрал! – кричала в ответ матушка.
Заебись начинался вечер.
***
День шестой
Совсем уж вечером родаки помирились. И даже, кажется, передумали разводиться.
Жирный в полной прострации лежал у себя в комнате. Впрочем, прострация не мешала то и дело ощупывать набитую рожу и гадать – появятся ли на ней синяки. «Это же не всерьез, - убеждал себя он. – Все эти терки про армию. Наступит утро, и жизнь вернется в свою унылую колею. И ноутбук мне новый купят, круче прежнего, и без родительского надзора».
Жирный уже почти заснул, но вдруг родители стали ебаться.
- А-ахххх! – стонала матушка
- Ррррр! – наяривал батя.
- Ахххх!
- Ррррр!
- Аххххх!!! Аххххх!!!! Ооооооо!!!
- Ррррррр!!! Рррррррр!!! Ха-ха!
Эти звуки злили Саню, втаптывали в канаву отчаяния. Лишь ближе к рассвету он забылся тревожным сном.
***
- Александр! Надо поговорить! – Батя остановил жирного, когда тот утром плюхал из сортира, не открывая глаз, чтобы не растерять сон.
А было уже утро, и родаки собирались на работу.
- Отвали, я спать хочу.
- Не хами мне, маленький говнюк. Я все еще очень зол на тебя.
Батя схватил жирного за резинку от трусов и поволок в кухню, где пила кофе матушка.
- Выслушай, что мы хотим тебе сказать, а потом спи, - рычал батя. – Если получится.
- Ну, и что вы мне хотите сказать? – Саня демонстративно зевнул.
- Сядь, - сказала матушка.
Саня сел.
- У тебя будет братик или сестричка, - сказала матушка. – Примерно через полгода.
Эти предки решили завести еще и спиногрыза. Все для того, чтобы сделать Санину жизнь невыносимой.
- Ну, я типа рад, - дипломатично ответил жирный. – Только… Вы разве не старые?
- Не старые, - сказала матушка. – Под наблюдением медиков и с соблюдением всех их предписаний, родить можно хоть в сорок пять. А мне пока сорок два.
- Ну, ладно, - буркнул жирный. – Надо – значит, рожайте. Мне-то чо?
- Хорошо, - сказал батя. – Но это еще не все новости. Вот тебе новость номер два. Мы не разводимся.
- Поздравляю, - тоскливо буркнул Саня, подумав, какие эти предки все-таки нудные. Кому какое дело, разводятся они или сходятся. Тоже мне развал-схождение.
- И третья новость, - объявил батя. – Кое-кто от нас скоро съезжает.
Жирный заозирался. Кому съезжать-то?
- Матушка, что ли?
- Не тупи, Александр!  Съезжаешь от нас – ты.
- Это как так? – Саня ощутил, как сон куда-то упорхнул. Голова теперь была ясна и свежа. – Я же здесь прописан. Это моя ква…
- Неправда, - отрезал батя. – Прописан ты в Крекшино. Вот в той квартире, которую мы сдаем. Квартирантов мы оттуда выселим, а тебя, соответственно, туда и поселим. Ты – большой, совершеннолетний. Хватит сидеть на шее у родителей.
- Дожили, - сказал жирный. – Вы меня начинаете попрекать куском хлеба.
- Нет, Саня. Попрекать куском – это немножко другое. Кушай на здоровье, не об этом речь. Чтобы ты знал. Вчера у меня было важное совещание, с поставщиками из Евросоюза. Понимания между нами не было никакого. Вообще не было уверенности, что мы поймем друг друга, и сделка состоится. Но шансы оставались. И моя задача была – сделку эту вытянуть. Вопрос на каких-то двенадцать миллионов уе! Я три месяца готовился к этому совещанию. Я знал все аргументы – наши, их. Я подготовил контрдоводы, предусмотрел все. Но не предусмотрел только одного, стихийного фактора – долбоебизма. Сначала мне сообщают, что какая-то тупая пизда из пиар-дирекции…
- Сережа! – сказала матушка. – Не надо при ребенке.
- Это не ребенок. Что какая-то ебанашка написала в фейсбуке какую-то хуйню про кровавых ватников. И у компании – проблемы! От нас вот-вот начнут отворачиваться партнеры. Сделка с ЕС – на соплях! На тоненьких! Я полдня общаюсь с прессой, извиняюсь за тупую пизду, увольняю ее. Я в душевном раздрае! А это очень противопоказано при заключении крупных сделок.  Но я иду на совещание, я его провожу. И тут мне звонят из ебаного блядского борделя по делу, блять, не терпящему никаких отлагательств! А что это за дело? Оказывается, мой сынок там нахулиганил. Насрал под дверью. Соседи орут, полиция составляет протокол. Остается пять минут до того, как тебя объявят в розыск, блять! И это действительно – дело, не терпящее отлагательств. Приедь я на пять минут позже, о тебе, жирный гаденыш, писал бы весь Интернет, как о Маре Багдасарян. Я спустил это на тормозах. Я! Успокоил все, связался с риэлтором, перевез блядей, успокоил соседей. Да, это стоило мне денег.
- Я верну, - буркнул жирный, прекрасно, впрочем, зная, что никогда ничего не вернет.
- Но ты обосрал не только блядюжник. Фиг бы с ним! Со всеми бывает по молодости. Ты обосрал мне сделку, на двенадцать миллионов уе, блять! Их ты – тоже вернешь? Я спасал тебя, сынок. Я тебя, нахуй, спас. И нанес ущерб своему делу. Но тебя вытащил. Поэтому я считаю, что весь свой отцовский долг перед тобой я выполнил. Ты уже совершеннолетний. Уезжай от нас. Второй твоей выходки мы не переживем. Тем более, отправляешься не на пустое место. У тебя будет двухкомнатная квартира. Живи там, как хочешь. Води, кого хочешь. Я ничего не хочу о тебе знать. Мне будет достаточно, если ты три раза в год позвонишь нам по телефону: на новый год и на день рождения - мой и мамин. Я дам тебе денег, на первое время. Это хорошие деньги. При желании их хватит надолго. А дальше – живи сам.
- А институт? – тоскливо спросил жирный.
- Чему ты там учишься? Экономике? Бедная экономика! Избавь ее всевышний от таких экономистов! Не надо тебе учиться.
- Я не пойду в армию! – капризно заявил жирный.
- Этот вопрос решай сам. Денег, которые я тебе оставлю, хватит на то, чтобы откупиться. Вот и вперед.
- Но я никого в военкомате не знаю!
- Я, что ли, знаю? – взревел отец. – Заодно научишься и проблемы решать. Поверь мне, это мельчайший пустяк по сравнению с тем, с чем имею дело я.
- Действительно, Саша, в твоей жизни надо что-то менять, - сказала мама. – Этой ночью я много думала…
«Ебалась ты, а не думала!» - мысленно огрызнулся жирный.
- …И я поняла, что ситуация никак не изменится. И через десять лет ты будешь жить с нами. И через двадцать. И ты будешь такой же. Только, может быть, станешь еще толще. И через тридцать, когда мы будем уже глубокими стариками. Я поняла, что ты должен жить отдельно. Ты уже большой. И если ситуацию не изменить прямо сейчас, ты навсегда останешься уродом. В общем, это для твоего же блага, на самом деле. К тому же я не хочу, чтобы ты влиял на будущего ребенка. На братика или сестренку. Не хочу, чтобы этот ребенок даже одним воздухом с тобой дышал. Я искренне желаю, чтобы у тебя все было хорошо. Но держись от нашего дома подальше.
- Вы предали меня!
- Нет, Саша, - сказала мама. – Мы тебя вырастили и выкормили. И мы отпускаем тебя в большой мир. И не с пустыми руками. Твои ровесники о таком только мечтают.
- Я не просил покупать мне проститутку! – визжал жирный.
- Это была ошибка, - согласился отец. – Может быть, и то, что я сейчас делаю – тоже ошибка. Но я намерен ее сделать. Потому что если тебя не макнуть сейчас в гущу жизни, ты останешься долбоебом до пенсии!
- Это необходимо, - согласилась мать. – Если ты останешься, ты погубишь не только свою, но и наши жизни.
- Было поколение моих дедов, - рычал отец. – Они выиграли величайшую из войн, победили, втоптали в грязь непобедимую гадину. Завоевали пол-Европы. Потом было поколение моих отцов, которое проебало почти все из того, что можно было проебать. Потом пришли мы. О, у нас был конфликт с предыдущим поколением, нам не хотелось быть на него похожим, мы все делали наоборот. И хорошо, что делали. Нам удалось вернуть хоть немножко из того, что они проебали.
- Ага, Крым наш, как же, как же!
- Не тебе иронизировать надо мной, бесформенное говно со спермой вместо мозга! – заревел отец.
- Сережа! – крикнула матушка.
- Но то, что идет за нами – это пиздец и ужас! За нами идут – вот такие как ты. Которые даже проститутке вставить не могут, а зачем-то срут ей под дверь! Вы-то уж точно все проебете, даже не поебавшись!
***
Весь день и весь вечер жирный Саня щупал свое лицо, рассматривал его в зеркале. Под глазом ощутимо так набряк синяк. Щека над зубами с правой стороны тоже свербила. Да уж, приложился батя от души.
В памяти словно пролистывался альбом с фотографиями. Вот день рождения, вот новогодняя елка, вот Деда Мороза не бывает. Жирный был любимым сыночком, которому дарили подарки, за которого переживали. Когда же случилось такое, что он стал вызывать у родителей брезгливость? Разве можно так ненавидеть своего родного сына? Это, наверное, виноват тот эмбрион, который сейчас зреет у матушки внутри. Эмбрион забрал себе всю любовь.  Как в мультике «Босс-молокосос». Только в жизни это ни разу не смешно.
Жирный пытался вообразить себе хорошие стороны одинокой жизни. Он сможет водить к себе телок. Каких? Каких-нибудь. Друзья, наверное, появятся. Но, с другой стороны, надо будет жрать себе готовить. А у матушки еда вкусная. А тут, получается, полуфабрикаты да пельмени. А стирать! А убирать!
Хотя батя денег даст. Наверное, много. Миллион, наверное. От армии сколько откупиться стоит? Ну, тыщ триста, вряд ли больше. И еще семьсот, получается, останется. Нет, жить можно, чо. И работу какую-нибудь жирный себе найдет.
А если вдруг нет? Ведь батя его на порог больше не пустит. Хотя врет он все. Это он сейчас злой. А к тому времени, как жирный проебет все деньги, он и подобреет, и разбогатеет обратно. Что, сына родного за порог выгонит? Да щас!
«Все нормально!» - понял жирный. Он просто весело потусуется без родаков, на своей хате. И телки к нему будут собираться, никуда не денутся. Телок, особенно приезжих, квартира в Москве, пусть даже и в Крекшино, очень привлекает. Глист рассказывал. Нет оснований не верить. Глист часто мечтал: «А была бы у меня своя хата!» Но у него ни фига ее не будет, а у жирного – вот она, уже считай в кармане.
Наступил вечер. Пришли с работы родаки. Матушка разогрела борщ, позвала жирного жрать. Батя грозно зыркал на Саню. Ни фига не подобрел. Даже, казалось, злее стал.
Пожрав, Саня увильнул от мытья посуды, и пошлепал к себе в комнату. С ума сойти! Уже скоро эта комната, привычная, как собственная шкура, перестанет принадлежать ему. Ее очистят от всех следов Саниного в ней пребывания. Поселят в ней эмбриона. А Саня будет оставаться вдалеке – изгнанником, проклятым сыном!
- Ненавижу! – зашептал жирный, выдавливая из себя едкие слезинки. – Все Путин гнусный виноват! Ненавижу вас всех! Чтоб вы провалились!
Надо будет напоследок как-нибудь навредить. Насрать в углу. Яйцо тухлое из шприца под обои впрыснуть. Чтобы вонища стояла. Чтобы даже годы спустя было ясно – чужая комната. Жирный здесь жил!
В разгар составления зловещих планов блямкнул смартфон. Жирный оцепенел. Кто бы это мог быть?
На контактовский мессенджер пришло сообщение. И жирный реально боялся его открывать. Кто может ему писать? Глист? Но неделя истекает завтра! Еще рано. Или вдруг это Аделаида Кулешова?
- О нет! – простонал жирный. – Только не ты!
«Блямк!» - снова раздалось из смартфона.
Проклиная себя за безволие, жирный нажал на иконку. Будь что будет!
Это была Зоя Смирнова. Вторая из телок, которая ему написала позавчера. А про нее-то жирный и забыл за всеми страстями, которые разыгрались в его жизни!
«Привет! Как дела? – писала она, эта телка номер два. – Мы гуляем завтра, ты помнишь?»
«Да!» - написал жирный.
Отправил сообщение, но тут же понял, что проебал возможность поздороваться.
Впрочем, телка №2 совершенно не обиделась. Даже прислала какое-то бабское облачко сердечек-смайликов.
Жирный просиял. Телка №2 – эта самая Зоя – не могла быть проституткой, как Аделаида. Хотя бы потому, что батя заказывал одну. Он просто не мог заказать двоих. А это значило – что? То, что Зоя Смирнова – нормальная, простая чувиха, которая хочет, без всякой задней мысли, потусовать с жирным. Может быть, даже полюбит его.
«Не опаздывай! – написала Зоя. – В два часа у Пушкина. Хорошее настроение с собой возьми!»
«Ага!» - написал жирный.
«До завтра!»
Упс! Отписавшись жирному, абонент Зоя тут же оказался не в сети.
Засыпал жирный умиротворенно, улыбался. Все, на самом деле, не так плохо, а очень даже хорошо. Жизнь, действительно, как качели. Сегодня ты в говне, а завтра, глядишь, и на вершине.
***
День седьмой
Теперь жирный был умудрен опытом.
Надо было взять цветы. И не жрать. Только и всего.
Букет Саня взял подешевле. И не розы, а какой-то веник.
Обычно в метро стоило жирному сесть на сиденье, тут же объявлялась какая-нибудь бабка и намечала намекать: «Уступай давай место, толстый мальчик!» И жирный уступал, внутренне клокоча от ненависти к этим путинским старухам, которые манипулируют им. Он, Саня, молодой и крупный. Ему, может, тяжело стоять. И вообще – вот какого хуя он должен уступать место всяким старым блядям? Вот на Западе кто-то место старухам уступает? Нет! Там уступил бабке место, а она – раз! – и тебе за сексуальные домогательства иск выкатила. И вот это абсолютно правильно! Вот так и надо. А не как у нас – уступаешь место не пойми кому, а на тебя еще как на говно смотрят, и локтями пихают!
А вот с букетом на коленях жирный доехал сидя. Он даже не притворялся, что спит. Его просто никто не доебывал, и старухи не у него над душой становились, а над кем-то еще.  Сане казалось, что флюиды счастья, которые источает его душа, разгоняют старушечью нечисть. Хотя могло быть и так, что пенсионерок отпугивала его побитая физиономия.
Саня ехал с комфортом и мечтал о тихом семейном счастье. У него же теперь есть квартира! И он с этого, наверное, и начнет общение с Зоей. Нет, конечно, надо не так говорить, что, мол, слышь, чувиха, у меня квартира своя есть. Надо как-то словно бы со стороны намекнуть, как бы между прочим. Сказать что-то типа: «А вот люди без московских квартир, вот как они живут?» Телка тогда сразу заинтересуется и спросит: «А у тебя, что ли, квартира в Москве есть?» А жирный так скромно скажет: «Есть». А то, что она, на самом деле, в Крекшино – никого не ебет. И то, что жирный в ней еще не живет – тоже оставим за кадром.
«Я еще не поебался, а как уже поумнел! – не без некоторой гордости думал Саня. – А что со мной станет, если поебусь? Главное, чтобы телка не страшная была. А то на аватарке занавесила морду челкой – поди пойми, что там за этой челкой? Вдруг страшилище? Или бабка?»
Вдруг одна из этих бабок, которые стоят тут по вагону, и окажется его Зоей Смирновой? Вот будет номер, да?
«Да ну нахуй, - подумал жирный. – Если так, то сразу съебую. А, кстати, как я ее узнаю-то?»
Ответа не было. Хотя с другой стороны – много, что ли, вокруг того Пушкина телок с челками? Узнает ее Саня как-нибудь. Или она его.
«Станция Тверская, - объявили в вагоне. – Переход на станции Чеховская и Пушкинская. Осторожно, двери…»
Блин! Жирный подскочил с места и, почти никого не растолкав, практически пулей вылетел из вагона.
***
На выходе из метро была толпища. Жирный вышел и порядком прифигел. Он и не подозревал, что здесь будет столько народу. Если мерить стадионами, то как раз стадион людей был. Хотя, может, и два.
«Как же я теперь найду Зою Смирнову?» - задумался жирный. Ну, вообще-то, можно было попробовать. Но сначала, по любому, стоило протолкаться к памятнику.
Весь народ, в основном, к памятнику-то и шел. Большей частью Санины ровесники почему-то. Это жирному не понравилось. Одна из мудростей его существования гласила: «Где много ровесников, там легко получить пизды».
На пути к памятнику жирный увидел металлические заборчики и арки металлоискателей. Вокруг был полиция. Саня не так, чтобы часто, бывал в этой части столицы. Хера ли тут делать, вообще. Дальше, ладно, Кремль и Красная площадь. Но и там нечего делать. Тоже ведь скучища. А как представишь, что Путин где-то там рядом сидит, так и вообще гнусно делается.  Так что заборчики с арками, возможно, там всегда и стояли.
В арке жирный ненадолго подзастрял. Успел даже немного перепугаться, что не вылезет. Но менты с той стороны его подтолкнули. Что важно – не обидно, а мягко так. И жирный вывалился с другой стороны.
«Проходи!» - махнули менты. Про синяк на роже ничего не сказали.
Жирный стал пытаться втиснуться в толпу. Люди размахивали какими-то плакатами. Были люди с украинскими флагами. Кроме ровесников было еще и много телок. К ним жирный присматривался – вдруг одна из них Зоя? Телки показались жирному не особо интересными. Очкастых много, толстых тоже. Зои среди них, по счастью, не оказалось.
Саня, как мог, лавировал в толпе. Но памятник Пушкину становился нисколько не ближе, а как будто даже дальше.  Жирный немного нервничал, потому что, кажется, уже опаздывал.
Толпа вдруг вынесла Саню к небольшому прилавку, вокруг которого разносился чарующий запах свежей сдобы.
- Молодой человек, возьмите пирожок! – сказала улыбчивая телка за прилавком. Ну, так себе, тоже винишко в очках. Явно не Зоя.
Жирный насторожился. Мысль пожрать перед свиданием казалась заманчивой. Но не покидало Саню и ощущение, что он наступает на те же самые грабли. «Вдруг снова обосрусь?» - тревожно подумал он.
Жирный уже почти сосредоточил силу воли, чтобы сказать: «Нет, спасибо!» , как услышал громкий, полувизгливый разговор двух ровесников сзади.
- Да бери пирожок, говорю тебе. Он пиздецки штырит, отвечаю.
- Чо, серьезно?
- Эй там, товарищ впереди! Ты или бери, или отходи.
Это относилось к жирному.
- Дайте, пожалуйста! – сказал жирный.
Девушка-винишко оценивающе посмотрела на Саню и дала ему два пирожка.
- Сколько с меня? – спросил он.
- Бесплатно, - сказала девушка.
К прилавку продрались два наглых хипстера. Это они стояли за жирным. Одному из них винишко дала пирожок. А второму сказала:
- А вы, судя по всему, уже ели пирожок. Имейте совесть.
- А почему этому толстому два?
- Ему из-за комплекции вообще, может быть, три полагается.
«Нет, три не надо, - испуганно подумал жирный. – С трех я, чего доброго, обосрусь».
Жуя на ходу, он двинулся прочь от прилавка, как бы не при делах. Осторожно обходил ровесников, ибо ну их нахуй на всякий случай.
И нос к носу столкнулся с дядькой – каким-то странным. Дядька казался чиновником в костюме хипстера. Притом этот костюм ему никак не подходил, что отметил даже жирный своим далеким от всякого гламура взглядом. А еще дядька был будто сильно пьян, хотя перегаром от него не пахло. Только дорогим, сигарным одеколоном.
- Эй, мальчик, а что это у тебя за цветы? – спросил дядька.
- Э… - сказал жирный.
- А ну, пошли-ка со мной.
Он цапнул жирного за рукав и потащил за собой. По направлению к памятнику потащил. А то б жирный уже вырываться начал. А так ему туда и надо было.
- Вот! – сказал дядька-чиновник, выталкивая жирного к какому-то бородатому и важному дядьке с крючковатым носом. – У нас будет революция вот этих вот цветов… Мальчик, как называются твои цветы?
- Нет-нет, Сережа, - сказал крючконосый. – Это какие-то хуевые и дешевые цветы. Они невыразительны. Да и мальчик оставляет желать…
Дядька-чиновник как-то сально захихикал и погрозил крючконосому пухлым пальцем.  А потом стал выталкивать жирного.
- Иди, мальчик, иди!
Чего ему только надо было, непонятно.
А уже у самого постамента на жирного налетела кучерявая телка. Нихуя не красивая. Деловая и костлявая. Не Зоя.
- Так, а ты, с синяком, у нас в чьей группе?
- Чо? – спросил жирный, дожевывая последний пирожок. Без мяса, с какой-то сладкой фигней внутри. Только сладкая фигня была с привкусом, будто в нее таблетку истолкли.
- Ты по чьему приглашению? – допытывалась кучерявая.
- Я Зою ищу, - сказал жирный, чувствуя себя последним тупицей.
- Зоя у нас – вон там. Пошли, познакомлю вас.
Они стали протискиваться к жопе Пушкина. И там жирный вдруг увидел Зою.
У Зои Смирновой действительно была челка, которая закрывала ей примерно половину лица. Оставшаяся половина, по счастью, не выглядела страшной. Но не была особо и красивой. Вообще, честно сказать, Зоя немного напоминала пересушенную рыбу, которую многие любят погрызть под пиво. Она была маленькая, худая и, как показалось жирному, старая – лет двадцати семи.
Саня подобломался. Конечно, выебать можно и старуху. Но что-то в этом было не то. Было стремное чувство, что его наебали. По мелочи так. Но наебали.
- Зоя, это вот… - замямлил жирный, всовывая ей букет.
Саня боролся с тем, чтобы не начать говорить ей «вы». Все-таки она была сильно старше.
- Ой, спасибо, - без всякой улыбки сказала Зоя. - Как это трогательно!
- Серп, и молот, и звезда! – завопил кто-то не очень трезвым голосом.
- И за то, что пришел, тоже спасибо, - продолжала Зоя, разглядывая его синяк. – Становись к своей группе.
Жирный посмотрел туда, куда она показывал. Ему хотелось возмутиться: а гулять? А целоваться? Где это все? Почему он словно в школу на линейку попал?
Зоя, по ходу, была здесь кем-то типа вожатки. Ее (и жирного) группа стояла как раз под жопой Пушкина. Человек двадцать пять дрыщей, очкастых девочек и хипстеров. А среди них жирный вдруг увидел подозрительно знакомый ебальник.
Нет, это было бы слишком цинично, чтобы называться правдой. Потому что здесь, в этой же группе, под жопой у Саниного тезки, стоял и немножко смущенно улыбался пакостным своим еблищем Глист. Собственной, блять, персоной!
«Вот это, сука, поворот!» - возмущенно подумал жирный.