Попугай достался за долги и я не продешевил. Вещь фирменная, дорогая: крупный, сам зеленый, а на макушке желтая «кепка». У птицы верно была тёмная биография, так как на вопрос, как её кличут, должник лишь пожал плечами.
Едва сунул в клетку палец: «Фюить, как тебя зо…», как попугай укусил до крови и наше славное приключение началось…
Через пару дней ко мне ворвался взволнованный Иннокентий – Кешка,– друг и соратник.
Представил ему попугая.
– Вася, – говорит кореш, – я подозревал у тебя прогрессирующий синдром интеллектуального консерватизма, но назвать попугая столь тривиально…
– Я наименовал его в твою честь. – соврал я без тени улыбки.
– Лестно…– свирепо сплюнул Кешка. – Лестно, что это не петух. Иначе бы я переименовал тебя в опрометчивый труп. Но я по иному вопросу. Мы должны исчезнуть из города и отсидеться в укромном месте. Разведка донесла, – нас ищут по поводу старухи.
Неделю тому мы обчистили избу одного поборника экологии – даже нужник у него был на улице.
Несколько дней слежки указывали, что кроме самого, жены и дочки, в доме никого. Чистая математика – вся троица исправно ходила до ветру на двор. Никого четвертого за этим полезным занятием замечено не было.
Когда троица отбыла на ярмарку, распродать трупы мифических экологичных курей, по фантастической же цене, мы проникли в дом.
Едва развернули реквизицию, как из какой-то подклети выползла старуха, за что и получила пистолетом по голове – легонько. А что оставалось?
И вот, теперь она давала показания и даже накидала фоторобот.

– Живо собирайся. – приказал Кешка. – Боба отвезет нас за город, на тихую дачу. Там отсидимся и покумекаем как быть.
А что мне мелкому преступнику и бессребренику собирать? Пять минут и готов.
– А попугай? – спрашивает Кешка.
– На кой? Отстреливаться я из него буду?
– Купишь шарманку, а пиздюк станет раздавать билетики с предсказаньями. Пойми! – завтра сюда нагрянет полиция, а он что-нибудь сболтнет. Знаешь, какие они сообразительные!
– Кто?
– Попугаи.
– Этот не говорит.
– В отделении заговорит. – убежденно сказал Кешка, доставая травмат и собираясь ликвидировать питомца. – Там немые развязываются, слепые прозревают, такая уж аура…
Пришлось брать в бега и попугая.

Так мы очутились за городом, в полузаброшенном дачном поселке, в жалком домике.
Боба выгрузил из багажника две коробки: лапша, куча вот-вот и просроченных банок фасоли, хлеб, постное масло, водка – всё. Обещал наведаться через неделю и подбросить чего посъедобней и деньжат.
Ну а что? – жаловаться не приходилось, да и место было подходящее. Тихо, покривившиеся домишки вперемешку с заросшими наделами. Электричества нет – все откопались и убрались в город зимовать, отключив рубильник.
Потянулись серые, унылейшие дни. Беспрестанно сыпал мелкий дождик. Под ветром облетала подле домика старя яблоня, – бурые листья липли на стекло, да так и оставались. Эта изящная меланхоличная аппликация охуенно расшатывала нервы.
Спасала махонькая буржуйка.
Говяжья лапша и водка закончились на третий день, а вместе с ними и хоть сколь пристойное настроение. Обречено взялись за банки с бобами…
Пёс его знает, с чего решили, что одиночное заключение самое страшное испытание. Сдается, двое в замкнутом пространстве куда страшней…
Уже на пятый день, протолкнув в зоб фасоль, Кешка мрачно сказал: –
Нашему фасольному дилеру пизда. Но какого черта ТЫ не шлепнул старуху?!
– Тогда бы мы уже нежились в СИЗО, а не здесь. – отвечал я, стараясь хранить спокойствие. – Да и негоже походя шлепать старушек, как тараканов. И кстати, – за домом наблюдал ты.
– Кто знал что у бабки повадки ленивца – ходить по-большому раз в неделю.
И пошло-поехало в таком духе – претензии да придирки. День ото дня обстановка становилась все напряженное, да и ферментированные бобы нагнетали предгрозовую атмосферу.
Растапливая печурку, я бздел сдетонировать вместе с дачей. Попугай же изнемогал в клетке, как княжна Тараканова с одноименного полотна.
Буду краток – вскоре мы настолько сдали морально, что поделили консервы и домик. Я занял крошечную мансарду, Кешка обосновался в нижней комнатке.
Сходились у демаркационной линии – у буржуйки – подогреть консервы и обменяться нотами протеста о загрязнении атмосферы.
Да-да, смейтесь – мы вели счёт, кто чаще портит воздух. Мы разлагались буквально на глазах и со вкусом, – даже вспоминать стыдно.
А ещё пропал Боба. Не явился на восьмой, ни на девятый, ни на десятый день, а запасов-то по банке фасоли на нос. Остались мы на бобах и при пиковом интересе, ха-ха! Каламбур-с.

Второй день лежу голодный, брюхо сводит, злой ужасно. Гляжу в потолок и пытаюсь вывести мотив из нотных листов, которыми за ненадобностью он оклеен. Нотами вверх, но закорючки все ж просматриваются.
И хоть в нотах тёмен, в ушах моих вдруг возникает тревожная и грозная тема: – Ту-ту ду-ту-ту, ту-ту ду-ту-ту!
Не знаю как называется, – в боевичке одном она тонко обыграна – клин вооруженных до зубов вертолетов спешит расшевелить заскучавших в бунгало на первой линии гуков. Черт! – не помню названия.
В общем, чувствую, всё! – назревает апокалипсис, – то ли бабу хочется, то ли пристрелить кого.

Вдруг снизу: «Ха-ха-ха!». Минута тишины и опять: «Гы-гы-гы!». Это был вызов. Я поднялся с койки поставить точку в этих издевательских междометиях…
Оказалось, Кешка нашел стопку пожелтевших журналов «Крокодил» и «Здоровье». Над «Крокодилом» он и заходился. Молча забрал «Здоровье» и улез наверх.

Вечером встретились у печки.
– Не могл бы ржать потише? – попросил я вполне миролюбиво. – Мешаешь воспринимать серьезные научные статьи.
– Не могу. – хохочет он. – Смеясь, я расстаюсь со своим прошлым, – так я тут вычитал. Прозорливый журнал, – всёшеньки о чем писано и вправду накрылось пиздой.
– Не удивительно, учитывая год издания и смену идеологий. – отвечаю я. – А с каким прошлым расстаешься если не секрет?
– С преступным.
– Ого… Значит и со мной?
Кешка вздохнул: – Пойду с повинной. Айда со мной? Отмотаем, начнем нормальную жизнь.
– Крыса. – отрезал я.
– Что-о?!
Схватив друг друга за грудки, мы выплевывали распоследние ругательства. Еще мгновенье и дошло б до рук, как попугай тревожно заклекотал и выкрикнул:
– Заткнись, хуй перрнатый. Сожрру.
Кешка расхохотался и высвободился из моих ослабевших рук: – Пусти.
Очевидно, – птица умела говорить, и что-то ей вспомнилось, но меня осенили ужасные подозрения – Кешка положил глаз на питомца: – О-о, мелкий каннибал! Нацелился сожрать попугая! Смотри, Кешка…!
– Окстись! Тяни-ка лучше спичку кому идти до телефона, узнать, что слышно в городе и где Боба.
Сотовый мы конечно отключили из соображений безопасности. Выпало идти мне.
В ближайшем посёлке я сделал пару звонков, выяснил, – Бобу замели. Дела стали вовсе вовсе скверные.
На последние купил в ларьке сигарет и захватил бесплатных газет для растопки.
Когда я вернулся, попугай исчез. Это было последней каплей. Набросился с кулаками на спящего Кешку…

– Ты сломал мне нос… – Кешка сидел на полу и утирал обильную кровь.
Я выплюнул зуб: – Ты сожрал попугая…
– Дружище, – простонал Кешка, – я скорее отниму на бульон парочку пальцев с ноги, чем захаваю твою птицу. Больно?
– Хуйня. – говорю. – Давно мечтал плевать через дырку в зубах. Спасибо за аксессуар. Поднимайся-ка, приятель. – и протянул руку.
Пар был стравлен. Сожрал и сожрал, думаю, – с кем не бывает. И вот, отряхиваем мы друг друга, расшаркиваемся самым нежным образом, как вдруг, в окно точно камушком: тинь-тинь-тинь.
Карлсон вернулся…Нетопырь ебучий!
Открыл створку, попугай влетел и уселся на спинке стула. Кешка взглянул на меня с теплой и где-то отеческой усмешкой, что водится только меж корешками. Аж ком в горле…
– На ужин дичь. – говорю я, и выхватываю пистолет.
Бах! – попугай кувырнулся без головы.
– Кешка, сходи в огород, за травами, – сдобрить урода. А я освежую.

Дождик заткнулся, звездочки высыпали, я взялся ощипывать попугая, Кешка набил печку дровишками, зажег газету и…и тут же затоптал, расправил, вгляделся и стёк на пол. Стиснул голову, застонал.
– Чего расскулился? – спрашиваю.
– Ёбни корвалолу… – и протягивает печатный орган.
Взглянул я, руки затряслись, говорю: – Кешка, я его не потрошил. Поищи-ка башку. Подошьем. Глядишь, что выручим? Если он так им дорог, труп на чучело купят…
В разделе объявлений красовался наш попугайчик – фото, приметы, разыскивается. Вознаграждение...
– Ебанулся? – говорит Кешка. – Мало тебе вивисекции над старухой, еще и попугая повесят.
Да-а, сроду мы так не шиковали… Уж не знаю, каковы на вкус сто тысяч рублей в купюрах, но после Бобиных бобов, попугай был неплох…