Мы сидели на скамеечках спиной к проспекту Ленина-Скарыны-Незалежнасци. Фиолетово бубнела сирень (весна-весна, мои сладенькие!). Голуби спаривались как герои порнофильмов девяностых - показушно и топорно. Воробьи коричневыми пельменями сновали рядом, ожидая обломков багета, упущенной семечки или даже половинки чипса. Крошечными бутошками цвела облепиха. Её запах был просто необыкновенный: дурманяще-сладкий, густой, до этого момента мне незнакомый. Я вдыхал его и вдыхал, словно стараясь запомнить все детали, ноты и аккорды этого музыкального аромата.
Лепестками цветков были усыпаны квадратные печеньки дорожек, застывшая лапша продолговатой скамейки, чёрствые ломти асфальта проезжей части. Мимо нас проносилась кровь города - автомобили, пешеходы, редкие велосипеды. Неуязвимым лейкоцитом прогуливался милиционер, даря гражданам чувство покоя и внушая трепет гранитным тумбам. Белые звёзды лепнины напыщено торчали над балконами. Четырежды закрученные вокруг своей оси колонны обречённо держали на перилах пузо своего очередного хозяина, пускавшего запретный зелёный дым прямо в атмосферу. Некоторые мои знакомые до сих пор считают, что облака как раз из дыма и появляются.
А мы с Йеной лопали мороженое, как школьники, сбежавшие с уроков, и упивались бездельем. Было тепло, свободно, влюблённо... Каждый год, весной, когда вновь и вновь зацветает облепиха, я прихожу к той самой скамейке, пытаюсь уловить те же сантиметры положения моего тела, закрываю глаза, вдыхаю воздух вдвое глубже и перебираю камушки воспоминаний. Уже один. И каждый год мне хорошо всё так же...

- Ты собираешься вернуть мне мои очки? - Йенина привычка переходить к сути дела без намёка на приветствие исходит, очевидно, к эпохе мобильной связи по доллару за минуту и платными (о, да, малыш!) входящими.
- Конечно, хоть сейчас. Это единственная причина, по которой ты хочешь меня видеть спустя две недели?
- Приезжай, заодно я тебя с девчонками познакомлю. Адрес пиши...
Адрес я вам не скажу.

Заезжаю под кирпич с табличкой "только для жильцов дома", паркуюсь на последнем свободном месте. Темнеет летом поздно, есть время побродить по пустым закоулкам, подмигнуть лишённому половины лица фонарю, повдыхать горячий воздух, пропитанный чужими идеями, надеждами и успехами. Но ёбаная меланхолия сегодня не для меня!
Я пытаюсь понять, в каком подъезде нужная мне квартира. По логике и однозначному номеру, в первом должна быть. Не бывает же в пятиэтажках две квартиры на этаже. Оказалось, бывает...
- Тук-тук, я твой друг. Вот очки, кстати, пока снова не забыли.
Далее - поцелуй двухнедельной выдержки. Губы Йены такие же упругие, как и в самый первый раз. Манера Йены целоваться такая же наглая. Запускаю руку ей в трусики прямо на пороге. Порог есть, трусов нет. На лобке щетинка буквой V.  Vнутри Йены влажно и горячо. Она наступает мне на ногу, чтобы я прекратил. В ответ я хватаю её за волосы, запрокидывая голову назад. Йенин рот приоткрывается в улыбке, она смеётся и убирает ногу. А я убираю из неё пальцы.

В квартире две её подруги. Нас знакомят. Одна - ответственный квартиросъёмщик, вторая - маникюрша по вызову (для своих бесплатно) плюс хуерга по каталогам КричиПламя со скидкой в 146 процентов. Прикидываю, как стать своим и поиме... пригласить эту малышку на маникюр в четыре... Йена снова целует, в щёку:
- Ты уже забыл, как её зовут, но уже связал ей руки моим шарфиком? - шепчет мне. Шарфик молча висит у входа.

Интерьер весьма своеобразный. Кухня для карликов, там даже турка на плиту не влазит, если ставить вдоль. Зал без мебели и шкафов, зато с барной стойкой и стульями на полированных металлических ножках. Почему-то бросает в дрожь от мысли, насколько они холодные. Небоскрёбы на фотообоях тянут шеи, как мутанты-гибриды слона и жирафа. Пятна - окна, шейные позвонки, переходящие в позвоночник - этажи. Гигантский резиновый мяч с двумя жёлтыми фаллическими ручками - Колобок из фильмов фон Триера. Дверные проёмы оклеены светодиодной лентой, многоцветной, на пульте. Херак - и вход в сортир малиновый! Занято, значит. Креативно. Такой же лентой и барная стойка сверху подсвечена. В дополнение к ней включена настольная лампа - маникюрша превращает кератин в пыль, орудуя пилочкой с усердием заключённого, готовящего побег. Дальше - спальня. Как ещё можно назвать комнату, где 70 процентов места занимает квадратная кровать, а остаток - телевизор и джакузи. Шта??! Джакузи в спальне хрущёвки? Охуеть, такого я нигде не видел. Инженерная жилка во мне тут же начинает подсчет нужного количества штроб, их глубины, диаметра труб и способа их подвода к ванне. Следующая мысль - если девчонок втроём в ванну посадить, сколько воды залить придётся, чтобы до пупков доставало? А до грудей? Они-то у всех разные... А если двигаться, потоп начнётся? Интересно, а соседи в окна заглядывают? Столько "А" не издавала даже Йена в поезде.
- Нет, они вечно в своих протоколах сидят. Я постоянно голой тут хожу, они не реагируют.
Это подруга логику включила, заметив, что я в окно смотрю. Оля-ля, а что это за синие рубашечки в кабинетах через дорогу?
- Свингистерство Влажных Дел. - шутит подруга. Йена похотливо улыбается.
В телевизоре начинает свою песенку Шер , а Йена подхватывает, удивительно похоже имитируя её низкий голос:

Ooh, everyone is buying,
Put your money in my hand,
If you got a little extra,
Well, Give it to the band,
You may not be guilty,
But you're ready to confess,
Tell me what you need,
Welcome to Burlesque

Английский у Йены получше моего: произношение чёткое, хорошо поставленное. Это тебе не "сру" вместо through под всеобщий гогот в пятом классе. Я чувствую укол зависти... Мало того, что плавает как речная выдра, так ещё и поёт классно. Зависть эта глупа и показывает лишь одну очевидную вещь: Йена не родилась в бассейне с кучей английских слов в голове. Всего этого она достигла, работая над собой. Если не долго, то, по крайней мере, упорно. Качала мышцы тренировками, вбивала правила и слова в мозги. Потом повторяла. И снова качала и учила.

Затем мы пьём чай с мартини (раздельно, конечно, я ведь за рулём). Девчонки заканчивают маникюры, делают заказы помад, перемазавшись невероятным количеством пробников из чемоданчика, похожего на наркодилерский, и идут курить на узкий выступ балкона. Слышен мат - пепел прожигает сохнущие на верёвочке трусики. Мы с Йеной, улучив минутку, снова целуемся. Она мнёт мой член и уже собирается увлечь меня в кухню. Звонит мобильник квартиросъёмщицы.
- Только тихо, это её парень. Пусть думает, что она одна.
Хозяйка телефона вбегает с горящей сигаретой и снова скрывается. Хлопает створка двери.
- И когда ты хочешь приехать? Сейчас? И подарочек с тобой? Ну, я подумаю.
Дальше неразборчиво.
И опять накатывает мерзкое чувство чего-то очевидного, но невозможного. Как ванна в спальне с огромной кроватью. Как щенок, случайно оказавшийся на кольцевой, которого все объезжают, но ты всё равно понимаешь, что его ждёт.
- Это её основной парень.
Я делаю паузу перед ответом. Как в пафосном артхаусе. Это тот момент, когда видишь, что чашку уже столкнули локтем, но она ещё висит в воздухе, её словно можно поймать и ничего не случится.
- Основной?
- Да, конечно. Есть ещё несколько. Может, ты думаешь, что ты у меня один?
Вскрик маникюрши на кухне совпадает со звоном разбитой чашки. Автовоз с прицепом превращает щенка в кусок мяса, и просто едет дальше. Не заметил, бывает.

Йена-Йена... Крылья с твоей спины опали, как высохшие листья фикуса -  такие же жёлтые и сморщенные. Вот откуда пятитысячная купюра в твоём кошельке за семьсот километров от Москвы; новый телефон "в кредит: я работу поменяла"; квартира за три месячные зарплаты; "как ты относишься к проституции? Мы тут на лекции обсуждали..."; "не знаешь, как по-анлийски "шлюха"?"... Мои глаза смотрели прямо в твои всё это время, но главного я не увидел. Или не хотел ничего менять и понимать?

Подругу-парфюмерщицу решено было отвезти домой, в Ухарево. Рыцарь, хуле. Да и второй час ночи на дворе. После их с Йеной пламенного прощания - поцелуи взасос с закрытыми глазами, объятия с пропусканиями бёдер между ног - я стал подозревать, что и тут не всё гладко и втирает эта ногтепильщица Йене не только крем после удаления кутикулы и не только в пальцы. Но - вокруг было тихо, безлюдно. Спали даже сторожевые псы на стройке. Околоточные, пугающие обилием О современных студентов-филологов, остались в неизъяснимо страшном 1917-м году. Поцелуи двух девушек потонули в тёплом пепле серой летней ночи. Йена вернулась в Мазду, и мы поехали домой. Не успели одолеть и трёхсот метров, как она отстегнула ремень и начала перебираться ко мне. Когда девушка, пытаясь угнездится на колени, целует и пытается расстегнуть тебе ширинку, обзорность резко ухудшается. Кроме грудей и стоящих сосков, ничего не видишь. Пришлось припарковаться у края дороги.
- Слабо трахнуть меня прямо на улице?
- Вылезай.
Йена выпорхнула из салона и взобралсь на капот. На ней осталась только майка и юбка. Обувь была на коврике у сиденья. Про отсутствие белья сказано уже было.
Я расстегнул джинсы, приготовился достать стоящий член и понял, что следующие полчаса могут стать поворотными во всей этой истории. Если нас поймают менты, это будет не просто хулиганство, и пятнадцатью сутками мы не отделаемся. Йенину логику заглушало мартини, а мою подстегнул по заднице прохладный летний ветерок. Мы вернулись в салон. Я проехал вперёд метров десять и стал перед грузовичком. Раздвинутые Йенины ноги не влезали на сиденье, и мне пришлось до упора отодвинуть его. Возбудилась она, как я понял, ещё от прощальных поцелуев с подружкой, поэтому никаких прелюдий не потребовалось. Она устроилась сверху, сев на член одним движением, и мы рухнули в пучину похоти.
От кайфа у меня словно закружилась голова - стоишь на месте и одновременно куда-то летишь. Случайно я глянул в окно и увидел медленно плывущий мимо силуэт дома, а потом - тень человека в боковом зеркале. Ночной кошмар водителя - машина покатилась...
Человек постучал в стекло, я чуть приоткрыл его. С Йеной на хую и с трусами поверх штанов на коленях.
- Дружище, аккуратнее надо! Смотри, где ты стоишь.
- Братан, спасибо большое, не заметил, что катимся.
Мазда очутилась на середине дороги, и я вовремя успел сдвинуться вниз и нажать тормоз. Ещё пять секунд удовольствий, и я бы счесал бока трём-четырём машинам, либо в нас бы кто-нибудь влетел.
Йенина мордашка с очками на кончике носа пялилась на нашего спасителя из того же окошка, что и я. Парень всё понял и тактично удалился. Видимо, какая-то часть (ступня, попа или рука) Йены чуть сдвинули руль, а наши движения столкнули машину с места. Ручник в Мазде был уже подгулявший и поэтому подвёл нас. Или эта хитрая девчонка хотела насолить мне напоследок?

Продолжить решено было дома. Под мигающие яичным желтком светофоры мы быстро добрались до новой Йениной квартиры.
- Иди тише, не разбуди соседей.
Скольким она уже шептала эту мантру? Может, проще и лучше не знать?
Паркет, складная сушилка для белья вместо верёвочек с пропаленными трусиками на балконе, две комнаты. Санузел раздельный. Это вам не подмываться, раздвигая ноги, на унитазе с ковшиком, стараясь не вступить в лоток хозяйской кошечки. В ванной, куда мне было велено направиться, даже клизма нашлась. На самом видном месте. Огромная розовая хуерга на поллитра. "Нет, это не её. Наверняка от хозяев осталась. Йена же не занимается анальным сексом"
Чистый и взбодрённый душем, я направился в спальню. На входе на меня смотрела Йенина задница, а чуть ниже - приоткрытые губки её прекрасной... В общем, она уже стояла раком.
- Будь сегодня понежнее, и давай без спешки. Делай всё плавно и медленно. - повернув голову через плечо, сказала Йена.
- Окей, малыш. Я войду плавно и медленно. Или лучше медленно и плавно?
Вместо ответа она изогнулась, насадившись на член. Смазки в ней оказалось больше, чем в свеженабитом ШРУСе. Мы начали медленный сплав по реке, с течением которой бессмысленно бороться, в страну, где нет стыда и предрассудков.
- Достаточно нежно? - я гладил Йенины плечи, спину, сжимал грудь. Запускал пальцы в волосы, перебирал локоны и гладил голову. Двигалась она сама. Действительно осторожно. Первые две минуты...
- К чёрту нежности! Трахни меня, как сучку.
Между "хочешь кофе?" и "...как сучку" прошло несколько месяцев. Хотел бы я знать это будущее? О да! Точно ли водятся черти в этих тихих омутах девушек-очкариков? Да у каждой!
Йена отодвинулась от меня, член выскочил. Рукой она направила его чуть выше сомкнувшихся губок. Прямо к её недоступной и волшебной заднице.
- Ты уверена, всё в порядке?
- Заткнись и войди уже туда! Вот смазка.
Тюбик был почти пуст. Ах ты маленькая лживая дрянь...
Пройдя небольшую преграду, я проник дальше. Йена только запрокинула голову и сжала кулачком подушку, подложенную к ней под руку. Несмотря на возбуждение, больно ей всё-таки было.
Действо со сменой поз и способов длилось больше часа. Когда Йене стало ясно, что больше меня не завести, она рухнула на спину рядом со мной. Мокрые от пота, мы приготовились заснуть, когда я внезапно увидел, что уже рассветает. "Лето, ах лето, лето звёздное, звонче пой..." Половина пятого, мы только насытились, а спать уже не выйдет - слишком светло. Я придвинулся к Йениному ушку и шептал в него нежности. Не знаю, насколько искренно, но она покусывала губки и гладила меня в ответ.

- Я пойду приготовлю кофе. А тебе пора домой.
- Может быть, я буду решать, когда и куда мне идти?
- Надевай штаны и сматывайся.
- А если я не уйду?
- Значит, мы с тобой больше не увидимся.
Наебометр замер в положении "похуй". Осколки разбитой мечты можно пинать уже безболезненно...
- Хорошо, иди пей свой кофе, я буду одеваться.
Стоило ей отвернуться, поверив мне и удалившись, как я метнулся к двери, выдернул ручку со стороны Йены, чтобы она не могла выйти, и захлопнул выход из комнаты. Квартира блестит, а ручки шатаются. Посмотрим, что у Йены прочнее - зубы или ногти. Дверь из массива, телефон остался на зарядке у кровати, прохожих с высоты девятого этажа звать долго. Теперь подумаем, что делать дальше.
Сдернуть с плиты шланг, чтобы она разбила окно, почувствовав запах газа? Хозяева и тут ручкам не уделили внимания...
Заткнуть в ванной слив и открыть краны, затопив восемь этажей?
Приклеить в микроволновку зажигалку?
Забросить ей в клизму немного чили?
Тапочки, наконец, к паркету прибить?
Глупая развязка... А может, было так?

Я снял с сушилки все её стринги, скомкал и запихал в рюкзак:
- Думаю, эти малыши побудут у меня в заложниках, пока ты не одумаешься. Номер мой ты знаешь. Аривидерчи.
Йена падает на колени, пускает обильные слёзы и умоляет меня не уходить, быть с ней вечно, обещает вытирать мне зад в старости и родить десять внуков.
Полная хуйня...

- Значит, мы с тобой больше не увидимся.
- То есть, связать тебя так и останется пустым звуком и невыполненной фантазией?
Йена останавливается на полпути к кофе. Похоть в ней берёт верх над жаждой и голодом. Самка человека.
- У меня настоящая верёвочка для этого, приятная и мягкая. Буксировочный трос я тебе тогда для смеха показал, ты зря пугалась.
- Хорошо. Только шею не трогай. У тебя глаза блестят как-то по-особому, как бы ты меня не задушил.
Через пятнадцать минут Йена в позе морской звёздочки надёжно привязана в изголовью кровати за руки и к ножкам - за ноги. Разведённые в стороны, конечно. Смазка так и стоит на столике рядом.
В моём кнопочном телефоне есть функция "Звонок самому себе". Я только собирался поцеловать связанную Йену в щёчку, как телефон зазвонил. В пять утра, ага.
- Алло, я слушаю. Кто это? А, отогнать машину? Да, конечно.
Говорю погромче, чтобы Йена слышала.
- Милая, я вернусь через минуту, соседка выехать хочет.
Йена что-то довольно агрессивно мычит, но остатки верёвки во рту лишают речь смысла, а испепеляющий взгляд не может мне навредить.
Я и правда спускаюсь вниз, завожу машину, но выпускать никого не надо. Я набираю номер знакомого армянина, у которого иногда покупаю ящичек-другой фруктов со скидкой за опт.
- Вазген, привет! Извини, что рано. Дело срочное. Ты персиками ещё интересуешься? Да, спелый, сочный. Пробовал лично, мамой клянусь. Тут есть возможность взять за недорого. Ты только напарника бери, а лучше двух. Один не справишься.

И диктую Йенин адрес.