В парадной какая-то паскуда до недавнего времени имела место орально испражняться, что Раскольников не хитрым способом подскользнулся и чертыхаясь на своих высохших от недоедания костылях в голодных штиблетах и залатанных брючинах, ёбнулся смягчая свою посадку на костлявую задницу держась об ржавые, закопчённые пылью и сопливыми харчками арматурины перил.
Расположившись на подъеме начала ко второму этажу прокуренных и пропитанных всякой неизвестной вонью чертогов, Раскольников сидя в луже липкой и на дух не располагающей нечистоты, вытаращив уныло свои зёмки и обхватив липкие прутья перил будто арестант, смотрел в бойницу разбитого хулиганской недоросолью оконца на туманную слоистость Петербургского неба, свесив в пустоту первого этажа ноги на одной из которых подошва от обувки уже наполовину от клевалась от его немытой вот уже который месяц пятки завёрнутой в решётчатое сито видавшего виды чулка.

Чумной и смрадный мрак парадной перемешивался с утренними лучами города проникавшими в богом забытые уголки нелепого недоразумения жилища, города который терпел на себе опухоли старинных и безнадёжных построек в одной из которых Раскольников удосужился притерпеться и расположить свои мощи над последним четвёртым этажом и под ветхой прохудившейся вот-вот готовой сгинуть в небытие крышей, на чердаке, в бедность которого залетал напомаженный богатым запахом ветер, он несся по всем площадям и забирал с собой ароматы элитной Петербургской жизни а после этого травил и душил своим присутствием нищенскую и неискушенную жизненными благими челядь в ихних тараканьих жилых лазейках или же на улицах и проспектах.
Накренённый головной цилиндр Раскольникова из-за своей поношенности и долго служению не одному единственному обладателю, своими полями, через отверстия которых можно было наблюдать многогранность этого несправедливого мира, съезжал на тощий и острый как иголка грязный и кривой нос Раскольникова.

Раскольников просиживая штаны на сырых досках ступений витал в деградации своего сумрачного сознания и ни как не мог дать себе оправдывающий ответ за свой вчерашний безрассудный поступок. Мозг его пропитывался укоризненными вопросами о том для чего он был вчера так расположен к Сонечке Мармеладовой и за каким хуём приведя невменяемого в пространстве отца её, ссыпал на заляпанный табачным пеплом подоконник всю свою жидкую в финансовом скудном остатке мелочь, благодаря которой Раскольников ещё мог бы несколько дней к ряду получать для своего воспалённого организма поддержку в виде дешёвых но крепких пусть даже и не качественных алкогольных напитков.
Паскуда хозяйка комнат которую неделю уже терроризирует остатки выцветших мозговых органов Раскольникова и всё касаемо уплаты за квартиранство, какие в пизду её лохматую своевременные выплаты за квартиру, да тут такие стеснительные жилые схроны для опустившегося постояльца что иной раз к покойнику завистью проникнешься за его гробовые и могильные метры.

Где-то на узких просторах лестничной площадки между третьим и четвёртым этажами донеслась до слуха шаркающая обувь, затем звук её исчез и об деревянные половицы пола послышался трескучий плеск чьей то испражняющейся струи мочи и несколько газовых пострелов из задницы которые эхом разнеслись по узкоколейности этажного периметра, затем видимо всё тот же владелец режущих интеллигентный слух неудобств внутренне захаркнул созвучным эхом на всё пространство этажей и с плеском выплюнул мягко комковатую серых тонов радуги бациллу, которая  словно огромная капля дождя хлопнула Раскольникова в центр его цилиндра и разлетелась во мраке на такие же обшарпанные и неказистые стены как всё существование жертвы пострадавшей от  подлого стечения обстоятельств которые сложились не в её сторону.
Проклятая Алена Ивановна отвергнувшая всякое скудное расположение и внимание на счёт существования Раскольникова. Который месяц он испытывал из-за недостатка пищевых витаминов полное бессилие всех своих членов и в особенности ощущал утраты половых сил. Всю жидкую финансовую поддержку своего кошелька которую он получал путём выуживания воровским путём у мимолётно зазевавшихся господ на бульварах и толкучих проспектов из кармана, спускал на дешёвую выпивку в загульных и пропойных трактирах Петербурга.

Треснул с помощью ключа замок где-то в недрах самого верхнего этажа, расстроенной скрипкой взяли самую омерзительную на слух ноту петли и чьи-то медленные шаркающие шаги стали приближаться к опоре перил лестничной площадки. Раскольников сидя померкший духом уже не глядел в бойницу подъездного окна ожидая хоть какой-нибудь просвет мысленных вдохновений как и где ему снискать хлеб насущный и хоть как-то осветлить свой разум спиртным напитком, но затёкшая и склонённая шея его вдруг распрямилась словно стебель временно завядшего одуванчика, голова снова подняла тяжёлый взгляд его на тусклые в прокуренном подъезде лучи из круглого окошка бойницы, как вдруг весь его облик и без того на вид опустившийся, залили холодные кухарочьи помои, с громким плеском заляпав всё вокруг вместе с ним пространство. В пролётке сверху послышался сочувственный и недоуменный голос и шаркающие шаги ритмично нежели доселе поковыляли лыжными движениями в исходное место от казуального только что случившегося происшествия.

Последнее до этой унылой поры и не благочестивых сегодняшних моментов время, Раскольников крупно отчаялся найти хотя бы какую-то временную опору, касаемо исправности его финансовых проблем в обществе. Уроки он преподавать не мог, так как его облик несомненно желал лучшего качества нежели которым он обладал в данную ситуацию. С его видом одежды дрянного обихода платья, могли взять только что ли портовым грузчиком да то вариант этот был бы не благочестив, так как физический облик Раскольникова располагал чахоточным и слабым расположением духа, а такой поношенный господин ни в какой степени не может иметь дело с физическим трудом, и что самое неприятное может только мешать и не более в расположении рабочего коллектива.

Почувствовав глубокое онемение в мышцах, своей высохшей и затёкшей от длительного нахождения на загаженном и твёрдо холодном полу задницей, Раскольников сделав неимоверно тяжкие усилия ухватившись за нечистотные прутья перил тонкими костлявыми пальцами сплотив их в образы жидких кулачков, совершил попытку подняться, и это у него даже несколько получилось, он даже смог устоять некоторую пару секунд в своих жидких штиблетах, но грозное до селе проведение гнетущее его, не хотело уступать, и подтолкнуло его встать ногами на то место куда недавно были изрядно обильно вылиты соседские помои, Раскольников наступил на какую-то липко скользкую корку от кухарочной незамысловатой, мерзкой стряпни и вскользь полетел этажом вниз по ступенькам, которые были обильно покрыты всё тем же пищевым мусором.
Сознание Раскольникова провалилось вместе с его телесной оболочкой с костями в сырой зловонный погреб самого низшего петербургского сословия. Он летел над зеленовато серым городом в своих драных лохмотьях и созерцал всю унылую нищенскую действительность бытия, в которую не хотел погружаться и которую презирал и ненавидел всем своим больным и жалким сердцем, которое порой бывало возникало ощущение не билось дабы избавить хозяина организма от жизни, которая так ему по-стыла и опротивела своей жалкой сущностью. Он недолго парил над бездонными окраинами Петербурга в плену своего воспалённого воображения почувствовав боль во всех своих немощных членах, очнувшись оставшимся разумом в углу лестничной площадки в принятой им позе которую он принял после сидения на промозглом сыром полу коридорного помещения.

Открытые глаза Раскольникова шарили по замкнутому пространству вокруг него, всей своей падучей немощью он пытался собрать телесную силу воедино и хотя-бы как-то совершить попытку сгруппировать себя и поднять свой чахлый организм, преобразовав его в привычную позу своего приличного обыкновения. Но слабость от ситуации в общем была такова, что Раскольников ни чем кроме мыслей и открытых глаз не мог шевелить, он смотрел приняв скрюченное состояние во все стороны и тёмные углы ища может какой-то источник вдохновения, который смог его хоть как-то поднять на еле слушавшиеся его ноги.

Недоумению Раскольникова, надо всем что с ним произошло в минувший час не было придела, он озадачивал свою замутнённость умственного рассудка и беспокоился вопросом, от чего его чахлую фигуру мучает провидение несправедливости и зачем он ещё получает кислород в свои чахоточные лёгкие давая сморщенному куску подобия сердца, отбивать его последние мгновения жизни, которые подобны поезду отстающему по срочному маршрутному пути к окончательному пункту назначения. Его последний вагон бытия в составе жизни постоянно потряхивает на стальной рельсе и он уже сам желает своим изнеможённым нутром, чтобы его отцепили и ещё лучше перевернули куда-нибудь в ухаб, так как концу его мучений не видно остановки.
Раскольников глядел перекошенным взглядом в обвивающую его подъездную темноту , ему уже ни чего не желалось, даже умереть он не хотел дабы не испытать муки бессилия ко всему  происходящему и тяжкому событию.
Тут ему показалось что пол на котором он имел неуклюжесть так нелепо расположиться, отдаляется от его близкого кругозора и что-то хваткое держит его ветхий ворот камзола, вознося его над затхлом пространстве подъездного смрада. Тут и ноги его обрели ощутимую твёрдость стойкости и вообще ему казалось что он стал марионеткой которая по мановению неизвестного кукольника дарит ему новые шаги, от его тяжести жизни к спасению от неудобств, которые сегодня так тяжко испытывали его неблагонадёжное физическое состояние.
Это был его неизменный собутыльник Разумихин, который видимо имел намедни занять своё внутреннее мозговое нутро какой-нибудь халтуркой, благодаря оной получив гонорар с помощью которого вся его душа могла обрести душевный покой в виде алкогольной инъекции, не без помощи которой данный организм чахло может в дальнейшем что-то предпринимать да и вообще размышлять о сущности бытия в целом.

Разумихин переводил французике и немецкие фельетоны похабного настроения в газетах, которые имели удовольствие печатать всякую похабщину, которую в ихнею редакцию приносили какие-то иностранцы и уверяя редакцию говорили, что на смысл и повествования содержимого, массы господ и мужского и женского обличия будут реагировать в самом что ни наесть отрадном и ропотном чувстве.
В общем у Разумихина возникли в имении его тощего кошелька лишние ассигнации, и он не то чтобы по дружбе а большей части по своему спорому хвастовству решил сверкнуть перед Раскольниковым, своей мимолётной удачей в деньгах и дать ему повод, вместе с ним нажраться в грядущий петербургский воскресный вечер.

Но вот незадача по подсчётам опрометчивого Разумихина, сбережений его хватало лишь на полтора литровый штоф и на папиросы, без которых интерес его к жизни и к разговорам об ней же, не желал бы проявляться в ярких тонах времяпровождения.
Надежда на друга его Раскольникова была на столько мала, что когда Разумихин поднял его с гряного пола совсем улетучилась и исчезла в петербургской дымке белых ночей за осколками окошка. Надежда Разумихина была что Раскольников  поддержит друга в складчину, хотя-бы несколькими целковыми на закусь к выпивке, но созерцая его в таком виде становилось понятным, что раскольников не только не обладает финансовым расположением в дружеский багаж к стремлению кутить, но и сам требует к себе должного расположения, со стороны влияния к нему сострадательного отношения и даже какого-то ухода, дабы прийти к порядку его чувств и сознания к дальнейшему развитию событий.
Терять нельзя было ни минуты, алкогольное вмешательство в организм зависимого от спирта субъекта должно нести крайнее спасение и отождествлять всю его сущность в взаимодействии с происходящим, что его в данный момент окружает.
Усадив Раскольникова на подоконник рядом с законопаченным гнилыми досками окном, Разумихин понёсся в ближайшую открытую по ночам харчевню где взяв полтора литра дешёвой водки и пачку папирос вернулся вскоре к своему другу.
Раскольников очень жалко понимал происходящее с ним, но когда Разумихин всунул в его слабые губы открытый штоф с живительной спиртовой влагой, то ощутив непреодолимые желания бороться с горечью напитка дабы насытить им свой желудок, стал жадно поглощать его и даже ощущать силы к наполняющей его организм жизни.

Опустошив штоф на четверть, он протянул его Разумихину который в свою очередь отпил почти столько же, ну может быть на пару глотков меньше Раскольникова.
Они обнялись и стали подниматься по опорожнённой ступенчатой лестнице, оба уже успев закурить едкие папиросы и окурить помещение табачным дымом, с первого этажа да самых кровель чердака.
Минув третий этаж затхлого здания, друзья в предвкушении спиртовых возлияний в кровь услышали треск замочной скважины и увидели на пороге недовольную Настасью, которая уже неизмеримое количество дней по велению хозяки не убирала жилой чердак Раскольникова.
Настасья не обращая пристального внимания на оживлённую дохлую оболочку Раскольникова, просила Разумихина в просьбе одолжить ей несколько папирос и видя бултыхающийся початый штоф в его ладони, которой он держал его за горло, изволила желание последовать с друзьями на чердак.

Разумихин смекнув что у Настасьи может найтись некоторая снедь для утоления горьких при-вкусов алкоголя, но Настасья подняв подол своего ночного белья и обнажив обросшее межножье предложила занюхать друзьям её изрядно паховой распущенностью волос на лобке, а после опустив подол и распахнув пазуху сплетённых шнурков, которые скрепляли её пижаму в постели, вытащила в тусклый свет белой ночи свои отвисшие груди и указав на соски дала понять, что после нескольких последующих рюмок водки можно сосать их вместо закуски.
На чердаке Раскольникова была такая же белая ночь как снаружи этого гнилого здания, свет пробивался сквозь засранные голубями склоны окон в крыше и освещал довольно сносно силуэты жалкого помещения, в которой располагались только кровать, стол и какой-то жидкий хлам на полу, который постоянно пинался ногами если возникало желание передвигаться по мизерной местности чердака.
Разумихин зажёг спичками коптильную маслёнку на перекошенном столе и передал ополовиненный бутыль Настасье.
Настасья присосавшись, запрокинула в своё горло струи горящих жидкостей и вертикально устроив сосуд над собой жадно глотала его содержимое.
Слышно было бульканье спирта, которое она глотками производила будто какой-то музыкальный инструмент высекает звук из своей утробы.

Полтора литровый штоф иссякал словно капельница, которая переливает лекарство больному пациенту, в бутылке стало отчётливо видно оставшуюся четверть содержимого и возмущённый Раскольников выдернув из цепких, от алкоголя, рук Настасьи штоф с почти закончившейся водкой. Сам стал мгновенно пить слегка выплёскивая от жадности мелкие струйки себе на рубище одежд, а когда противная сивуха закончила парализовать тоску Раскольникова и иссякла, то он развернув штоф за горлышко и обхватив его как рукоятку молотка, со всего маху раскрошил стекло ударом об Настасьену физиономию в области лба завершив всё происходящее словом - ,,Пизда!''.