После дактилоскопии выяснилось, что Антон Хрустов живет с чужими отпечатками пальцев.
- И у кого же тогда отпечатки нашего пациента? – заведующая сестринского отделения с ненавистью уставилась на испуганного участкового.
– Вот ответ из одной воинской части и здесь сказано, что настоящий Антон Хрустов жив и здоров, а не как у вас, - участковый махнул шелестящей лентой факса в сторону палат. – У настоящего Хрустова все хорошо, он прапорщик и служит на другом конце страны.
- Вы мне тут крыльями не машите! – распалилась заведующая. – Мы нашего Антона три года лечим и три года пытаемся узнать, кто он такой и откуда. Так бы в газетах про него написать, да нельзя. Областное начальство узнает, скажет, чтобы на улицу его выкинули. Я думала, вы поможете, да забыла, что от вас никогда никакого толку.
- Тут уж, простите, никак не моя вина, что электронная база «Папилон» дала когда-то сбой и присвоила отпечатки одного человека другому. Я сам удивлен. Живешь так, живешь и не догадываешься, что кто-то пользуется твоими папиллярными узорами. Хорошо еще, если человек хороший.
- В общем, толку от вас ноль! - заведующая хлопнула ладонью по истории болезни Антона.
- Зря вы так, - вздохнул участковый, отступая к двери. – Что ни делается, все к лучшему. Вот был бы этот ваш Антон ходячим и был бы он маньяком, то как, скажите, такого искать?
Оставшись одна, Инна Сергеевна пригубила спирта и закурила. Что дальше делать с немым и неподвижным пациентом, она не знала.
Три года назад Антон поступил в центральную больницу Костромы с ушибленной головой, кровоизлиянием в мозг и без документов. Его там чуть-чуть выходили и сплавили сюда, в сестринский покой деревни Валуны. Здесь всегда есть места и можно продержать пациента полгода, выписать и в тот же день оформить вновь. Проверки департамента сюда не добирались.
Антон потерял речь и подвижность конечностей. Только благодаря терпению Инны Сергеевны получилось разузнать его имя и фамилию. Два раза моргнул – ага, буква угадана. Один раз моргнул – неправильно.
Заведующая глянула в зеркало – страх! Лет так сто, а то и больше. Не даром чахлый ментеныш жался по стенам, Наверное, думал, что к Бабе Яге попал.
- А ведь тридцать пять только, - сказала Инна Сергеевна и упала.
Звук выстрела достиг ее уха на ничтожную долю секунды быстрее, чем достигла того же уха пуля. Мозг не успел ничего подумать и разлетелся по кабинету.
Участковый Павел Степанов растворил дверь шире, посмотрел на дело своих костлявых рук и пошагал в палату к Антону.
Вся деревенская больница гудела от пустоты. Две медсестры с позволения Инны ушли праздновать в клубе День России.
- С праздничком! – крикнул Павел.
Антон смотрел стрекозьими глазами. Таких громадных и глубоких глаз не найдешь во всем мире.
- Значит, ты уже три года здесь? Ну ты шар!
По соседству с Антоном лежал лиловый старик. Он с интересом косился на Павла и Павел в полминуты задушил его.
- Извини, отвлекся. Из-за тебя приходится людей казнить.
Антон закрыл глаза.
- Ну-ну-ну, не плачь только. Слезами апокалипсису не поможешь. Ты, наверное, слышал? Мне даже пошуметь пришлось, заведующую застрелить. Я, честно скажу, боялся, что эта злобная баба так просто не сдастся, потому и применил табельное. Чем ты ее очаровал? Неужто одними глазами? Не поверю! Есть у меня догадка, и она, думаю, правильная. Не все у тебя конечности неподвижные, да? Шалили тут?
Антон беззвучно усмехнулся.
- Во-во! Так-то хорошая была женщина, но сама себя обманула. Пока она перебирала историю болезни, я заметил вложенный листочек. Это тот, на котором она решала ребус с твоим именем. Ты моргал, что ли, когда она пыталась разузнать, кто ты есть?
Антон моргнул.
- Ага, я так и думал. Сначала она правильно записала тебя, а потом переделала по-своему. На Антошке остановилась, а ты ей, видать, поддакнул. Мне не понятно, зачем ты ей свое настоящее имя-то называл? От скуки?
Антон уставился в окно, на стекла которого напирала своей зеленью липа.
- Конечно, от скуки. Три года лежать, молчать и не двигаться. Какие мысли пришли к тебе за это время? Может быть, ты передумал быть таким, какой ты есть? Хотя вряд ли. Вон с отпечатками фокус проделал, под чужое имя подстроился. Как у тебя получается чужие отпечатки имитировать? Хотя что я спрашиваю… У тебя и лицо теперь совсем другое, по одним глазам только можно узнать. Я когда на прошлой неделе пальцы тебе откатывал, сразу на твои глаза обратил внимание. Подумал: неужто он? Мы ведь не сомневались, что ты тогда помер. Уходили так, что живого места на тебе не осталось, а для верности в колодец сбросили и камнями сверху закидали.
Антон улыбнулся.
- Но все равно ведь ты уже не тот. Вон до сих пор лежмя лежишь, а что и можешь, так это с отпечатками фокусничать да хуй подымать. Все-таки вышибли мы из тебя твою силу, вышибли! А то, что я твою зазнобу сейчас застрелил, не огорчайся. Я сейчас всю больницу сожгу вместе с тобой. Ничего и никого не должно остаться.
Антон поджал губы и нахмурился.
- Ты, наверное, думал, что на тебя вообще никакой управы нет? Зря! Службе участков дали допуск к грифу «Сверхсекретно» еще когда полиция милицией называлась. Пять лет назад то есть. Даже у чекистов нет допуска к «Сверхсекретно», а у нас, участковых, есть. Никогда бы не подумал, что мы самая крутая служба, да? На то и рассчитано.
Павел вынул из кобуры пистолет, отстегнул его от ремешка и положил на грудь Антону.
- Херово ощущать себя беспомощным? Вот и мы себя так ощущали, пока не загнали тебя в тот раз в ловушку. На живца ловили, на младенца. Пустили пулю про то, что в Ипатьевском монастыре будут крестить сына Путина и Кабаевой, а ты и поверил, как какая-нибудь школьница.
Павел отошел к окну, открыл его и шумно вдохнул.
- Хорошо здесь! Повезло тебе в такое место попасть.
Когда он обернулся, Антона на кровати уже не было. Он стоял посреди палаты и держал в руке пистолет.
- Как?.. – прошептал Павел.
- Да так, - ответил Антон. – Я притворялся.
- Три года?
- Ага, - Антон передернул затвор. - Просто хотелось подумать, как следует. Даже ссаться-сраться под себя было интересно. Я на себе прочувствовал, какое человек ничтожество. Гаже его нет никого.
Первая же пуля пробила Павлу сердце, а за ней прилетело еще семь. Все в голову.
Антон пошел в кабинет заведующей, взял там со стола историю своей болезни, пролистал ее и вынул отдельный, не вклеенный листок. Внизу рукой Инны было написано «Антон Хрустов», а выше шли варианты: «Антон Хрустин, Хруст, Христ, Энтин Христ…»