Поработали с Федюней неплохо. Неделя вышла в хороший плюс. Кондеры разлетались как горячие пирожки. Пришлось еще фуру заказывать. Не успели разгрузить, как половина товара была уже расписана по точкам.
Что сказать? Едем теперь на море сорить баблом. Домик еще со вчера на брони. С телками, правда, попандос. Поздно всрались. Пока кондеры распихивали, глядь солнце уже к горизонту жопой жмется. Туда-сюда и выдвигаться пора. Ну, ниче с таким баблом мы скучать не будем. Конь у нас вороной, баварских кровей. Не нульцевый правда, но после основательной капиталки, любому японцу фору даст.
Фигачим по трассе нормально, 150 км/час. Круиз, климат, кожа-рожа все дела. С левого ряда всякую шваль корейскую гоняем. А, если тазик из Тольятей? За такое и по ушам не грех. Подрезочка, и аккуратненько к кювету жмем. Дергается, нервничает терпила. Так ни хуя се, говно отечественное в левый ряд выползло. Каждый должон знать свое место! – как батя мой говорил. Каждый, бля! – и кулаком по столу. Апосля соточку и на место спать.
В Мелкино въезжали на закате. Конечно уваленные места наши курортные. Совок даже в учебниках плесенью покрылся, а тут расцвет. Пансионат *Кондитер*, *Феросплавщик*, *Коммунар*, *Красный пахарь* и чем дальше тем краснее и матерее. А шоб народ не забывал свое советское прошлое, недалеко от главных ворот параши в ряд *типа очко*, с одной общей ямой для говна. Вонь такая, шо песдец, глаза слезятся. Болтай не болтай торпедную вонючку, циркулируй не циркулируй воздух по тачке, один хрен все гавном отдает, даже значок бело-синий.
Благо съемные хоромы наши за чертой этого рабоче-крестьянского ада, на новых землях, законно отхваченных у любителей дикарями пожевать консервированную баланду в палатке. Тут даже асфальт замесили, чтобы потребитель класса люкс сразу себя человеком чувствовал. Типа небольшой закрытый городок на сотню домиков. Въезд и вход не для убогих с заводских окраин, сивухой или разбавленным пивом заряженных. Все огорожено, все шлагбаумами перекрыто, все на мази. С бабами, правда, в этом раю напряг. Все собственными хорями упакованы. Так, что за жопами придется выезжать на пролетарские земли.
А вот и шлагбаум. Выползает рыло охранное. Идет с ноги на ногу переваливается. Жмурится, глазки свои заплывшие лапой опухшей прикрывает. Не нравится резкий свет немецкого ксенона. Давай шевелись, жопа геморройная.
- Вы к кому? – буркнуло рыло
- 47-й коттедж, бронь на Бурцева А.И. – чуть опустив окно, без церемоний выплюнул я
- Минуту, надо проверить – рыло развернулось и побрело обратно в свою будку.
- Сука, здоровый боров, сидит в будке как сторожевой пес, и ждет, когда хозяин кинет кость. Это все на что хватило мозгов. Жена в три обхвата, диван и домашние тапки. Кайфуй не кайфуй все равно получишь хуй – Вслух произнес я. Федюня молчал.
- В 47-й уже заехали, час назад. Бронь на вашу фамилию стоит на следующую неделю. Свободных коттеджей пока нет.
Федюня поковырялся в носу, хмыкнул и выключил радио. Незадача, бля. Переключаю фары на габариты, открываю дверь, подхожу к рылу.
- Слыш, ты ниче не попутал. Я с этим вашим, менеджером, как его, бля, Виталик еще вчера все утряс. Че за хуйня ваще?
- Я эти вопросы не решаю. Звоните Виталику, разбирайтесь с ним. И пожалуйста отгоните машину от шлагбаума. – с монотонной вежливостью пробубнело оно, указывая рукой куда следует отогнать машину.
- Въебать бы ему, чтоб перекатился – перегоняя машину, процедил я. Федюня продолжал молчать и чесал яйца, давая мне понять, ты рулил ты и разруливай.
Ковыряю свой айфон, а вот и Виталик *море люкс*. Вызов.
- Слушаю вас – слушает он, сука. Это я тебя послушать хочу.
- Слыш, дружище, а че за хуйня с 47-м номером. Мы как бы слегка подзаебались пока хуярили сюда, а нам тут хуйло охранное очки втирает, что все занято и вообще вы в пролете, пацаны. Хотелось бы понять суть дела.
- Извините, как ваша фамилия? – Вежливый, сука, какой, Виталик.
- Бурцев А. И. – плохо, что по телефону ебало не разбить оппоненту. Я бы ему вежливость его пацанским манером немного приправил. Когда уже в айфоне ебалобитное приложение появится?
- Извините, Анатолий Иванович, но на ваше имя бронь у нас на следующие выходные стоит. – голосок, сука, манерный, извинительный, можно сказать немного ласковый. Так и хочется приголубить эту педрилу через жопу утонченную.
-  Послушай, друг, мне честно сказать пох, где и что у вас там стоит, записано, зафиксировано или как там у вас это называется? Я голодный, я два часа пиздячил по трассе, чтобы благородно выпасть перед морем и элитно раздавить забугорного пойла. Ищи мне другой дом и побыстрей, а то я и мой друг начинаем нервничать.
На некоторое время Виталик из телефона исчез. Я рассматривал охранника и его будку, напевая: *От рассвета до заката мы пиздатые ребята*. Федюня опустил стекло, вывалил локоть за дверь и пальцами отстукивал какую-то мелодию. Мизинцем другой руки ковырялся в ухе, время от времени рассматривая выковырянное.
- Рули, рули, хуле смотришь – казалось, так и хотел прожевать его рот.
- Алло – отозвался, Виталик – к сожалению, сегодня у нас все коттеджи заняты. Один должен освободиться завтра вечером, после шести. Пока его еще никто не забронировал. Если хотите, могу поставить бронь на вас. – его нетрадиционная вежливость начинала меня бесить.
Может самому взяться за ебалобитное приложение? Охуенное бабло можно рубить. Думаю, в рашн айтьюнс этот продукт долго бы оставался в топе.
- Сука, а ты всегда такой обсос, тебя там часом в жопу не ебут? – как можно вежливее спросил я.
- Простите, что вы сказали? – на последнем слове, голос Виталика чуть дрогнул.
- Говорю в жопу выебать кого-то хочется – понимая, что сегодня с элитным отдыхом мы в пролете, я добавил – ставь на бронь – и отключил телефон.
Я тупил в красные цифры спидометра и не мог смириться с тем, что нас так лихо срезали в облом.
Федюня перестал барабанить и подал голос.
- Хуле ты тупишь. Заводи, не в машине же ты храпеть собрался?

*Красный пахарь*. *Коммунар*,  *Феросплавщик*, *Кондитер*,  туда сюда обратно о Боже как приятно. В полутьме, на плохо освещенной улице, в смраду чебуречных, шаурмячных, и всяких стопочных, сложно было угадать более менее сносный сервис.
Зашли в Какаду ни хуя, в Тропики, та же хуйня, Майями хуй сосать. И понеслось Чайки, Дельфины, Русалки и прочая морская поебень.
После двадцатой Русалки я заметно приуныл и уже не верил, что удастся найти хоть какой ночлег. Даже все Пахари и Коммунары до отказа были забиты Тагилом. 
Решили ехать на автовокзал, пробивать у местных зазывал частное жилье. По дороге нарвались на заманчивое название Парус. Очередная попытка не пытка. Нас встретил, лично директор пансионата. Свободные номера имелись. Цена была подозрительно низкой. Но нам было уже пох. Хотелось выпасть, нажраться и спать. Даже блядей не хотелось.
- Завтра, все будет завтра – как торчковую мантру повторял я.
Директор, когда увидел как наш аппарат заруливает на стоянку, немного прихуел. Нашего жеребца окружали отечественные тазики, половина из которых была советского образца.
- Прямо какой-то парк советского периода – немного осмотревшись, заценил я.
Директор представился просто – Михалыч и можно на ты.
- Да уж ясен хуй – чуть не вырвалось у меня.
Михалыч вел нас мимо каких-то строительных вагончиков. Кое-где в окнах горел свет, но за занавесками было не понятно чем занят пролетариат.
- А у вас тут че, стройка? – лишь бы что-нибудь пиздануть спросил я
- Стройка? – с каким-то удивлением, обращаясь к звездам спросил Михалыч – Ну как сказать? Можно и так сказать.
Михалыч подошел к одному из вагончиков, в кармане лязгнули ключи. Небольшое усилие, замок натужно заскрипел и дверь распахнулась.
- Сейчас проверю свет – будто бы сам себе пробубнил Михалыч.
Как-то странно щелкнул выключатель. Свет не зажегся. Михалыч порылся в карманах и что-то достал. Покрутив эту хуйню в руках, он что-то щелкнул и она загорелась. Это был фонарик. Он прошел вглубь вагончика и отыскал на потолке свисающую на проводе перегоревшую лампочку. Держа фонарик в зубах он залез на табуретку и произвел замену одной лампы Ильича на другую. Спустился и подошел к выключателю. На этот раз свет зажегся.
- Ну вот и все. Жилье, конечно не класса люкс, но, как говорится, чем богаты тем и рады.
В вагончике мы с Федюней рассмотрели четыре железные кровати, с засанными матрацами в полоску, две ободранные тумбочки, четыре табуретки с подгнившими ножками, голую лампочку, что как ебучая сука слепила глаза и деревяшку с четырьмя гвоздями возле двери, типа вешалка. Занавесок на окнах не было.
- У вас с собой постельное белье есть? – мило улыбаясь спросил Михалыч.
- Че? – не сразу врубившись о каком белье идет базар, спросил я.
- Ну да ладно, попрошу Маню она вам принесет. Да и если можно деньги сразу, хотя бы за сутки.
Федюня поковырявшись в носу вытащил, конкретную зеленую козюлину. Со смаком растер ее о косяк двери и обратился к слегка смутившемуся Михалычу.
- Параша, где?
- Возле главных ворот напротив стоянки. – проводив взглядом Федюню он еще раз повторил свой денежный запрос – Так, что на счет оплаты?
Я еще не решил оставаться здесь или нет, но ради интереса решил включить торгаша.
- Слушай, Михалыч, базар шел за койко-место, так?
- Так – нерешительно буркнул смущенный Михалыч
- Так вот. Нас двое, а лежанок здесь четыре. Я так понимаю мы платим только за две. На хуя нам еще две?
- Ну как бы… – начал неуверенно мямлить Михалыч
- Ну как бы – передразнил я Михалыча и аккуратно взял за крылышко дохлую муху с подоконника – ни хуя не убрано, гостей тут явно не ждали. Короче минус двадцать процентов от старта и по рукам.
Михалыч так и менялся на глазах. После нашей немецкой оккупации его отечественной стоянки, он как минимум двадцать собирался набить сверху, за все четыре койки. А тут такая хуйня.
- Пять.., процентов – не без усилия выдавил он из себя
- Ладно хуй с тобой – я схватил его пухлую руку, и заметил, как оживают его глаза, не отпуская руки добавил – минус десять и по рукам.
Его левый глаз задергался, а приунывшая рука никак не хотела соглашаться на минус десять. Он о чем-то усиленно думал. Наконец чуть вспыхнув добавил.
- Хорошо, но стоянка у нас платная.
- Нравишься ты мне, Михалыч, нравишься. Но смотри аппарат у нас элитный, головой отвечать будешь.
На этот раз к дергавшемуся левому присоединился правый глаз. Михалыч стоял, как обомлевшая целка и невинно хлопал ресницами, в предвкушении долгой и непростой ночи.
- Да и что там на счет постельного – наконец одуплившись о каком белье речь спросил я – Манька-то хоть ничего так, помять ее на постельном можно будет?
- Это моя племянница – совсем не как целка отрезал Михалыч
Нужно было как-то разрядить обстановку. Племянница так племянница. Почти все телки чьи-то племянницы. Этим, если заморачиваться, так и ебать некого будет, сирот только из интерната.
Во время вернулся Федюня, слегка пованивая духом пролетарского сральника. Он еще раз осмотрелся вокруг и стал по очереди проверять каждую кровать на прочность. Выбрав себе место, он повернулся ко мне.
- Ключи у тебя, пошли за вещами.
Выходя я подмигнул Михалычу и мы сквозь постсовдеповские потемки побрели к нашему капиталистическому лучику света.
Рассматривая этот хоть глаз выколи курортный ад, я даже стремался представить себе, что ждет нас, когда выползет Солнце.
Забирать все вещи из машины не стали. Один хуй максимум одна ночь и то неизвестно как пойдет. Ковыряясь у себя в сумке, я набрел на ванные принадлежности и понял, что за всей этой хуйней даже забыл о душе. Хотя подмышками попахивал изрядно. Отыскав свежие трусы, футболку, шорты и схватив пакет с ванной хуйней, я реально захотел очиститься. Сука, но в этой кромешной тьме невозможно было понять, где среди этих мутных построек заныкался душ, и вообще на хуя тут столько всего понастроено?
- Ну че, ты все взял? – как-то недружелюбно, буркнул в меня Федюня.
- В купальню хочу, сука. Ты когда срал не заметил где тут рабочее-крестьянские массы жопу моют?
- Рядом с парашей. Слив там общий – и почесав за ухом добавил – хуле ты сопли жуешь как маленький, где, да что, может тебя за ручку еще отвести?
- Слыш, ты че такой бурый. Типа, я сильно кайфую от общих сливов пролетарского дерьма?
- Ты жопу мылить собрался? Пиздуй. – Федюня даже не стал смотреть на мои сопли, развернулся и зашлепал в наш типа номер.
- Сука блядь – только и оставалось гавкнуть ему вслед.
Федюня вообще фрукт особый. На все свою думку имеет. И так и эдак выкрутить может. Любит характером козырнуть. Вроде ни хуя не сказал, а после одного его слова, стоишь как говном облитый. Непростой сука, паренек.
  Брел к жопомойке по запаху. Насыщенный аромат, пролетарский, не хуй сказать. Четыре кабинки слева, четыре справа. Присмотревшись, над левыми разглядел два металлических бака. Стало быть душ. Об одном не подумал, как мыться в этой ебанной, как у негра в жопе темноте. Не гоже стало быть рабочим и колхозникам по ночам письки мыть. Достал айфон, включил подсветку. Три крючка дюралевых, наверное еще Ленина помнят, один даже целый. Ни хуя се, и полочка есть! Прямо-таки сервис. Хоть галочку ставь в табеле.
Надыбал кран. Полилась водичка. Слегка теплая, ясень хуй кроме солнца ничто ее не греет. Вода местная, вонючая, тухлыми яйцами отдает. Ну да ничего, мыло, шампунь и парфюм итальянский свое дело сделают.
Потер яйца, потер жопу, можно сказать наполовину очистился. Омыл все остальное.
- Вот теперь я свеж и чист. Можно и о насущном подумать.
Аккуратно, чтоб не запачкаться прошлепал к машине. Отыскал бутылку водки. Теплая сука, но зато правильная и дорогая. У меня еще ни разу от нее башка не болела. Еще пара банок с консервами, колбаса, сыр да и харэ. Пировать завтра будем.
- Домик, домик, где же ты? – шлепая, напевал я. – Нашел!
Федюня рассматривая меня и мой продуктовый пакет, широко улыбнулся и спросил
- А посуду взял?
- Бля, не подумал, да у меня ее кажется и нету. Расчет-то на другой сервис был.
- Был, да сплыл – философски подытожил Федюня – но тут кажись, какая никакая утварь имеется. Стакан граненный два штуки, тарелка глубокая, тарелка мелкая тоже по две, вилки люминевые три, ложки две. А вот с ножами болт! – подвел итог советской утвари Федюня. – Ладно давай вываливай, что ты там приволок.
- Сука, хотя бы колбасу нарезать, да и консервы без ножа не вскроешь… – срывая водочный акцыз, негодовал я.
Теплая водка заполнила на треть граненное стекло. Федюня оторвал колбасную веревку, сорвал защитную пленку и аккуратно отломил два равных куска сырокопченного мяса. Достал батон и разломил его на две части. С горем пополам стол был накрыт. Заморские яства в полуразваленном советском антураже, епт.
- Ну, что ебнем! – не дожидаясь моего ответа Федюня своим стаканом ебнул мой и одним глотком втолкнул в себя всю водяру.
Я посмотрел на стакан, слегка качнул его содержимое и тоже ебнул. Водка противным теплом заполнила рот, а после мерзко обожгла горло. Лучше бы коньяк. Теплая водка в душную ночь – не по-буржуйски как-то. Кривя рожу я понюхал колбасу. После первой вроде как не закусывают, но я ебал в рот весь этот алкогольный этикет и принялся жадно грызть коричнево-красное мясо. Федюня же этикет соблюдал, хотя по его перекошенной роже было заметно, что водка даже самая блядь элитная не должна быть теплой.
- Харэ жевать, блядь. Между первой и второй… - Нетерпеливо рычал Федюня.
Да, блядь, и руку не меняют. Сука, как бухать так у нас, у русских, хуева гора правил и приличий, целый кодекс епт, вековые, ебать, традиции! А как сука привести в порядок хотя бы один сраный курорт, так тут всплывает куча ебаных причин и отмазок и опять же ебучие традиции.
В этот раз я наполнил стаканы на четверть, чтоб на один глоток. Но Федюня и тут не промолчал
- Да хуле ты ее цедишь, может тебе еще мерный стаканчик принести – остряк, какой, сука.
- Так ебашь с горла, блядь, сразу всю залпом. Давай я тебе лейку принесу и разом в тебя залью, чтоб ты не пиздел!
Только ебнули а уже махачем запахло. Но Федюня проглотил ответку и широко улыбнулся.
- Мне до половины лей. Не думал я, что мне сегодня с обиженкой придется бухать.
Ответка так ответка, на прочность проверяет, гандон. Хуй с тобой, нажираться так нажираться. Стакан Федюни я добил до половины, подумал и добавил еще четверть. После тяжелого вздоха хуйнул и себе такую же дозу. В литровой бутылке осталось чуть больше половины – сука, а бухать только начали.
- Три глотка, три глотка – противно, но после будет весело. – про себя бубнил я.
Стукнулись и хуйнули одновременно.
- Ебать – тяжело прошипел я.
Вдыхать, выдыхать, занюхивать, все проебал. Но как ни странно второй заход дался легче. В голове что-то забегало. Легкий расслабон по всему телу. Захотелось откинуться на спинку и развалившись жевать колбасу. Только я начал откидываться, как вовремя вспомнил, что сижу, сука, на ебаной советской табуретке.
- Значит еще не пьян – улыбаясь подытожил я.
Приятно было видеть, что Федюня тоже хотел совершить откидывательный маневр и уже прошел половину пути, но вовремя, сука, одуплился.
- Что, необиженка, двести грамм за два захода не проходят мимо? – с аппетитом, разжевывая колбасу, думал я.
После неудавшегося маневра Федюня схватил свой кусок колбасы и в три укуса расправился с ним.
- Консерву бы взорвать, колбасой давиться не в кайф. Михалыча что ли позвать, где он, сука, лазит со своим бельем? – а вот и первые нетрезвые нотки. Да, Федюня, герой ты теплую водку жрать, посмотрим, какой финт у тебя с консервой получится.