Фельдмаршала Шереметева чуть не убили по дороге весной 1703 года.
3 марта дело было. Натурально, хотели до талого опустить героя русского.
"А мне внезапная было смерть учинилась. Наехал в Твери на матросов - едут с Воронежа. Извощик мой, который ехал у меня напереди, стал кричать, чтобы они уступили дорогу, и один матрос извощика стал дубиной бить.
А я послал ему денщика разговаривать. Вижу, что все пьяны. И они начали бить и стрелять. И пришли к моим саням, и меня из саней тащили. И я им сказывал, какой я человек. И один из них назвал меня... и...Явное милосердие ко мне явилось! Стеляли же! Промахнулись, без покаяния души не выняху грешныи! Или пыжом только пистоля была набита?.."
Ловкий рассказчик был Борис Петрович. "Выняху" и "грешныи" и тут же резкая смена тональности про пыж с пистолей. Контраст контекста, как говорят мои соседи, наблюдая меня утром, голым рыдающего от счастья на огороде.
Такое вот письмо Борис Петрович Шереметев, мальтийский кавалер, автор первых побед над шведами у Эрестфера, при Гуммельсгофе, уже взявший Мариенбург с трофейной будущей императрицей российской Мартой Крузе, пишет Фёдору Алексеевичу Головкину, боярину, фельдмаршалу и первому русскому графу Священной римской империи германской нации.
Ну, ДТП и ДТП. Возможно, с умыслом на терракт. На дорогах и не такое случалось в ту поры.
Меня в этой истории занимает, что на фельдмаршала и кавалера напали не какие-то плесневелые на стройках векам шиши, не разбойники, не упыри муромские. Не с вольным посвистом разбойнички.
На фельдмаршала и кавалера кинулись иностранцы, пожившие в Воронеже. Специалисты по техническому развитию страны. Сколковцы, в некоторой степени.
Понятно, какие это были иностранцы, что это были за хари. "Остров сокровищ" все, как минимум, видели. Но иностранцы напали на боярина Шереметева на глазах православных. А это ситуацию поднимает до высот античной трагики. Не били иностранцы бояр на Руси до этого явно так. Новации во всём начались при государе Петре Алексеевиче.
Шереметева бодрые морские иностранцы, бредущие из Воронежа к себе домой, начали замешивать ногами, раздевать и цинично убивать.
"А русские", - с искренней обидой пишет доблестный полководец, -"которые с ними были, никто не вступились! А я им кричал, что всех вас перевешают,если меня дадите убить!" Т.е. разумный довод приводил Борис Петрович.
А русские соображали в это мартовское утро. Стояли гурьбой и ворочали мозгами. Они прикидывали. С одной стороны, пираты того и гляди прикончат военного вождя и героя, имеющего одного предка с правящей династией (понятно, что русские свидетели об Андрее Кобыле не думали, но для драматизма добавлю, что думали). И это непорядок. С другой стороны, иностранцы же! Тут просто так и не разберёшься. Европейской выделки специалисты, сам царь таких набирал. Может у них и права такие есть: русских фельдмаршалов смертным боем бить, рвать на них рубахи и запросто в них стрелять из пистолетов?! Непросто всё, зыбко, нет надежной отмашки, кого в топоры принимать. Имеет ли смысл нарезать боярина на ломти и раскидать по чащобе? Или, напротив, ударить по заграничным кудесникам научно-технического прогресса? Сложное решение. Пронзительный момент политического взвешивания последствий массами. Международный уровень щипал глаза. Я бы, понятно, валить бы решил всех, включая лошадей, а дальше пробиваться к ширванской границе. Но то я. А русские своим пассивным мудрованием решили все задачи.
Боярин от беснующейся своры пиратской всё же отмахался как-то. По молодости всё же обучен был приемам, не все отлежал, не все растерял. В разорванной рубахе, т.е. шубу уже с боярина стащили, вырвался из лап. Скрылся в тверской чащобе, вышел к своим. И тоже горько задумался. А что ему теперь делать?
Раньше, при прежнем режиме, всё было просто. Челобитная царю - аресты, казни, наматывание кишок на ворот. Последовательность действия понятна и свята. А теперь как? Он же мальтийский кавалер и прочее. Жаловаться на такое происшествие стало уже стыдно как-то. Не понятно почему, но стыдно. Невольно обхватишь осину и завоешь от пробуждающегося чувства. Не поможет челобитная. Не спасут псари. Надо как-то самому гештальт завершать. За счёт внутренних переживаний и актуализации травмирующего опыта. Для начала.
Вот тот самый пронзительный момент зарождения дворянской чести в нашей истории. Когда уже стыдно не понятно перед кем, но совестно ябедничать на побои от матросов. Пришлось хитрить писать об этом как об эпизоде, анекдоте. И это пронзительный момент зарождения путевого очерка в русской истории. Не житийственного путеписания, а абсолютно европейского авантюрного жанра.
В целом вся история эта пронзительная. Джоны Сильверы обижают пожилого русского царевича в снегах под Тверью.
Гештальт, кстати, Шереметев завершил. Через два месяца взял Ниеншанц. Питерские поймут.