Покончив с утренним онанизмом, Костик принимался за антиномии чистого разума Иммануила Канта.
- Мир имеет начало во времени и ограничен также в пространстве. Мир не имеет начала во времени и границ в пространстве; он бесконечен и во времени, и в пространстве.
- Я буду идти и пока я буду идти, буду находиться в движении. Ежели я остановлюсь, то движение прекратится, но прекращусь ли я? Нет, это какой-то бред. Здесь о другом, о конечности бесконечного, о противоречиях всего и вся. Точно! Любая система неустойчива и соответственно противоречива. Любое знание бесконечно, но, так или иначе, ограничено нашим разумом. Ибо знание есть продукт нашего разума и соответственно мы формируем знание, как продукт.
Костик открывает книгу, прочитывает страницу, почти залпом. Сегодня его не пугает сложность изложения философии Канта. В голове его что-то происходит, какой-то свет. Система, стройная система категорий трансцендентальной мысли.
- Вот он фундамент всего и вся. Вещь в себе, человек тоже вещь в себе. Я вещь в себе, Леночка вещь в себе. Оба мы не доступны, не познаваемы друг для друга. Наш внутренний мир не познаваем другим субъектом посредством одних лишь чувственных действий. Что мы есть в пространстве и во времени для других субъектов, для других вещей в себе? Мы лишь явления и познаваемы лишь посредством явлений. А время и пространство есть лишь проводник, среда наших и нашим проявлениям.
Костик ходил из угла в угол своей небольшой комнаты и светился. В простом мире, состоящем из обыденности и простых житейский мелочей, он отсутствовал. Он выстраивал, как ему казалось, новую систему, его мысли прояснялись. Что-то гениальное светилось на горизонте Критики чистого разума.
- С уверенностью можно сказать, что Леночка продукт моего разума. Если я считаю, что она ангел, значит это одновременно и сумма ее явлений и синтез обработанных моим разумом ее внешних проявлений. Так значит либо я хочу видеть в ней ангела, либо она хочет, чтобы я видел ангела в ней. Осталось понять ангела хочу видеть я или ангелом хочет казаться она. Все просто. Осталось обдумать методику действий, так сказать, чтобы понять откуда крылья растут. Ха-ха! 
Костику так понравился придуманный им каламбур, что он, то садился, то вставал. Он никак не мог поверить, что в голове его установилась такая ясность. Казалось, теперь он может все, теперь любая гора запутанных мыслей с легкостью будет повергнута им, едва он коснется ее подножия своим разумом.

Пока Костик ликовал, Леночка вышла из дома и направлялась к нему. Она собиралась вытащить его на улицу, чтобы немного походить за ручку, а после насладиться подъезным поцелуем и конечно же психотерапия. Но сперва поцелуй. Нелепо было бы целоваться в засос с геем. Пока же Костик для нее не гей и у нее еще немножко покружится голова, и слегка подкосятся ноги; наполнится теплом низ живота и, быть может, ей удастся совратить его.
По улице все еще гуляла зима, но уже не такая противная как вначале. Был легкий морозец и приятный утоптанный снежок, что так мило скрипел под ногами.
Костик жил с родителями в небольшом частном доме. Перед домом был невысокий забор и такие же невысокие ворота, что одновременно выполняли функцию калитки. Звонка не было. Поэтому Леночка подходила вплотную к воротам. Из будки вылезал черный облезлый пес и смотрел на незнакомку как бы спрашивая: Чо пришла, звать Костика будешь или как? На улице чай не лето? Или хошь чтобы я погавкал? Не-а, коли пришла, сама и надрывай глотку.
Леночка обычно с минуту смотрела на пса в надежде, что он подаст голос, и не дождавшись начинала кричать: К-о-о-ст-я-а, К-о-о-ст-я-а.
Ей, коренной уроженке хрущевки, поначалу было дико заниматься таким не городским делом. Но потом ей даже стало это нравиться. Где еще почти в центре города можно так вдоволь накричаться?
Костик показывался в окне, присматривался, потом открывал форточку и в ответ кричал, что сейчас выйдет. Леночке оставалось только ждать и смотреть на пса. Пес обычно какое-то время лениво рассматривал уже примелькавшуюся незнакомку. Насмотревшись, он забирался обратно в свою конуру.
Появлялся Костик, дежурный поцелуй в щечку и парочка, взявшись за ручки, уже скрипела по снегу.
Разговор не клеился. У каждого был свой план, но ни Леночка, ни Костик не знал, как подойти к своей непростой теме. Говорили о пустяшном, о вынужденном. Леночка о школе, Костик об институте. Выходило вяло и неинтересно.
Почему-то Костик вдруг вспомнил дружка Ванечку и решил начать свой непростой разговор с него. Он решил, что на примере Ванечки можно разобрать такое понятие как вещь в себе. Хочет ли Ванечка быть геем на самом деле или ему просто хочется, чтобы так думали о нем окружающие?
- Как там Ванечка поживает?
- А.., что? – тревожно спросила Леночка. Ей совсем не хотелось начинать этот разговор до поцелуев у себя в подъезде. Как никак, пока Костик еще не гей.
- Просто я сейчас книжку одну умную читаю. Не хочу тебя грузить ее содержанием, но не дает мне покоя твой Ванечка.
Неужели гей, неужели гей, неужели гей?! – гудело у Леночки в голове. Еще недавно эта мысль ей не казалась страшной. Но теперь, когда Костик был рядом, когда его холодная от мороза рука хоть как-то пыталась согреть ее розовую замерзшую ручку, эта мысль казалась ей невыносимой. Неожиданно в голове у Леночки мелькнул образ голого Ванечки, сзади к нему с торчащим членом медленно подходит Костик. Он становится на колени, раздвигает ванины выбритые ягодицы и начинает работать языком.
- У-у-у-у-у – неожиданно громко завыла Леночка – я не хочу, не хочу, слышишь! я буду бороться, я не отдам тебя ему! Это.., это какая-то ошибка. К черту Фрейда, к черту всех, я не отдам, не отдам, не отдам!
Костик смотрел на Леночку и даже не знал, что думать и как действовать. Он не без интереса наблюдал за истерикой, и все это время продолжал держать Леночку за руку. По всей видимости, нужно было как-то реагировать, что-то сказать, наверное, даже как-то успокоить ее. Но было совсем непонятно чем или кем была вызвана истерика? Не понимая сути, Костик не мог определиться с нужными действиями.
Леночка зарыдала, вырвала руку и ладонями закрыла лицо. Она все еще продолжала что-то бормотать, но через постоянные всхлипывания Костик не мог разобрать слов. Единственное чем была занята его голова это постоянным повторением слова - однако. Вскоре Леночка стала немного успокаиваться, а Костик пытался вспомнить - откуда это навязчивое *однако*. То ли фильм, то ли книга? И опять - однако, однако, однако.
Наконец Леночка успокоилась. Она смотрела Костику прямо в глаза. Лицо ее было красным и выражало, как показалось Костику, одновременно все, и гнев, и любовь, и грусть, и тоску, и растерянность, и уныние, и страх. Все кроме радости и надежды.
- Ты гей? Хочешь, чтобы он отсосал у тебя, или, чтобы выебал тебя в жопу? Зачем тогда все это, зачем? Что ты на меня смотришь? Я ведь люблю тебя, безумно люблю! Ты это понимаешь?
Костик как-то неестественно скривился и сделал шаг назад. 
- Нет, все-таки, откуда это *однако* – продолжал мучиться Костик.
- Скажи, что-нибудь. Не молчи, не молчи! Я.., я.., я переживу это, наверное.., думаю, смогу пережить.
- Однако, однако, однако.., тьфу, точно Киса Воробьянинов! – Однако! Телячьи котлеты 2.25, филе 2.25, водка а-а.., однако! – сдерживая улыбку, вспоминал Костик.
- Хочешь, я позвоню ему? Он согласен, он.., он.., он все сделает. Только если ты пассив – после этих слов Леночка с трудом удержалась, чтобы опять не впасть в истерику – придется найти кого-то другого.
- Я пассив, я гей. Я гей пассив. Я пассивный гей. *Однако*. – неожиданная догадка заставила улыбнуться Костика, да что там он еле сдерживал смех. Ему пришлось сделать вид, что он пытается откашляться, чтобы хоть как-то подавить смех. – Да уж, если я сейчас начну ржать, ей будет совсем не смешно – и от этой мысли ему стало еще смешнее, и он еще сильнее раскашлялся. – Фух, кажется отпустило. Нужно что-то сказать, определенно нужно что-то сказать. Я пассивный гей, я пассивный гей, *однако*.., блин, кхе-кхе. Кажется вопрос ангельской вещи в себе сегодня решить не удастся. *Однако*, да что ж такое, кхе-кхе.
- Нет, я не верю, ты не гей! – Костик заметил как в глазах у Леночки что-то загорелось, и было заметно, что она о чем-то усиленно думает – Я хочу, чтобы ты меня трахнул. Я хочу этого прямо сейчас. Я знаю, где мы сможем это сделать. Тут недалеко. Думаю, там нам никто не помешает – Леночка уверенно схватила Костика за руку и потащила за собой.
- Интересно, наверное, трахать ангела, - опять этот похотливый голос зашумел в голове у Костика – сзади только трахать неудобно, крылья будут мешать. *Однако*, да что ж такое, кхе-кхе.

Через несколько минут лифт поднимал Леночку и Костика на шестнадцатый этаж, многоквартирного советского дома. На лестничной площадке действительно никого не было. Не было здесь и света. Лишь при открытой двери, что вела на улицу, было заметно, что время от времени сюда кто-то наведывается. Старый письменный стол, поломанный деревянный стул, под столом мокрый буль. То там, то сям разбросаны выпотрошенные пятки и несколько пустых коробков от спичек. Костик не любил траву, но несколько раз пробовал, поэтому он сразу сообразил, что это был местный растаманский заповедник.
- Интересно только, каким образом об этом месте узнала Леночка?
Спросить об этом Костик так и не решился.
Осмотревшись в полутемном пространстве Леночка решила спуститься на этаж ниже. Костик закрыл дверь. Стало совсем темно. Кое-как на ощупь они добрались до следующего этажа, где определенно чем-то нехорошо пахло.
Добравшись до места, Леночка сразу пошла в атаку. Казалось, ее ничто не смущает, ни запахи, ни холод, ни возможность внезапного появления людей. Немного привыкнув к потемкам, она уже различала на лице Костика губы, нос, глаза. Страстно прижавшись к Костику глубоким поцелуем, она расстегнула куртку, задрала свитер, разобралась с ремнем и уже наполовину одолела ширинку.
Приятный запах, шедший от Леночки, от ее волос, от ее одежды немного приглушал человеческие запахи подъезда. Костик понемногу втянулся в поцелуй и решил, что также можно где-нибудь полазить у Леночки. Но какой-то предмет, на котором стояла одна из его ног, не давала ему возможности полностью контролировать ситуацию. Нужно было однозначно куда-то переместиться. Продолжая поцелуй, Костик открыл глаза и пытался определиться в потемках с направлением перемещения. Обзор, конечно, был неважный, две третьих головы Леночки определенно мешали навести фокус, одна же треть свободного обзора не давала возможности оценить все по существу. Ну да, была не была. Костик сделал шаг вперед и почувствовал, что вместе с Леночкой теряет равновесие и определенно начинает падать. Да уж, определенно падение произошло.
Приземлившись, Леночка взвизгнула и почувствовала, что часть ее попы и левая рука приземлились на что-то мягкое еще чуть-чуть теплое. Поднося руку к лицу, она почувствовала резкий запах чьих-то какашек и завизжала. Ухватившись обеими руками за куртку Костика, она попыталась встать.
В лицо Костику сильно пахнуло говном. Он резко дернулся, руки Леночки соскользнули с куртки и теперь уже вся ее задница была в говне.
Леночка продолжала визжать и выкрикивать недостойные для приличной девушки и уж тем более для ангела ругательства. Из всего этого оглушительного потока слов Костик, наконец, разобрал кое-что, и сложив их в одно целое понял, что дело Леночки определенно пахнет говном.
- Однако – произнес вслух Костик. После чего попытался откашляться. Не справившись с кашлем, он дико заржал.

Выходили из злополучного дома молча. За ручку не держались, в подъезде у Леночки не целовались. Всю дорогу Костик пытался откашляться и справиться с навязчивым *однако*. Леночка как-то забыла, что сильно любит Костика, забыла, что хотела вылечить его, а до этого предложить услуги Ванечки. Единственный вопрос, который мучил ее дорогой, как проскользнуть в ванную, чтобы ее не заметили родители.

Кончилась противная зима. Кое-как началась долгожданная весна. Отцвел апрель и наконец-то зазеленел май. Леночка больше не касалась голубой темы, лишь изредка вспоминала Ванечку, а терапию направила строго в гетеросексуальное русло. В конце концов, она хотела Костика и имела все основания с ним переспать. Сексуальное давление на Костика усилилось. Попыток стало больше и все они имели четкую сексуальную цель.
Как-то раз поздно вечером в подъезде, после долгого поцелуя у нее подкосились ноги и закружилась голова. Очень хотелось продолжения. После слов - *Я очень хочу тебя* - она начала расстегивать Костику ремень. Костик как-то сгорбился и начал пятиться в угол. Нет, так просто Леночка сдаваться не хотела. Она села на ступеньки и принялась стягивать с себя джинсы. Но столкнувшись голой попой с холодной ступенькой ее желание начало понемногу угасать. Но даже это ее не остановило. Раздвинув ноги и откинувшись назад, она уперлась локтями в лестницу. Стало ясно, что в такой позе ей долго не усидеть. Растерянный Костик молча подошел к ней, взял ее за руку и дал понять, что хочет помочь ей подняться.
- Стоя так стоя, это даже и лучше – подумала Леночка.
Костик нежно обнял ее, поцеловал, как она любит за ушком и тихо прошептал – я не хочу так, эти стены, эта лестница, все вокруг не достойны прикасаться к твоей наготе. Это конечно тронуло Леночку, но в глубине душе она знала, что ей именно так и хотелось, недостойного, грязного, похотливого. Чтобы рвало на части, чтобы кружилась голова и подкашивались ноги, чтобы все вокруг слышали, как она умеет хотеть.
Леночка не сдалась. Давление продолжилось. В очередной раз Костик позвонил в дверь, в очередной раз она вышла, в очередной раз они собрались гулять по вечернему, майскому городу. Это было самое любимое леночкино время года. Когда еще не жарко, но уже не холодно и все вокруг дышит зеленой свежестью. А главное еще целый месяц до противного тополиного пуха.
Леночка была в короткой юбке и намеренно без нижнего белья. План был прост: убежать подальше от любопытных глаз, и дать Костику понять, что ей ничего не мешает, а главное ее ничто не остановит. Гуляли по набережной в вечерней тени романтически томных ив. На этот раз разговор шел о Маяковском о его громадной необъятной поэзии. О ста пятидесяти миллионах, о широких штанинах. О том как трудно было поэту удержать свою необъятную прыть и не утонуть в громадных метафорах. Леночка, почувствовав, что ее вот-вот накроет огромное облако в штанах, остановилась закрыла глаза, зажала кулачки и ждала. Это был сигнал. Костик должен был прижать Леночку к себе и нежно поцеловать в губы. Игра ему нравилась и одновременно не нравилась. Конечно, целовать пухленькие губки Леночки, охотиться за ее язычком, уверенно держать ее за талию, иногда спускаться чуть ниже к попе – все это было приятно, иногда безумно приятно. Но нарушался поток мысли и после поцелуя бурный поток превращался в еле журчащий ручей.
В этот раз ручью не суждено было зажурчать. Только Костик надумал оторваться от нежных девичьих губ, как неожиданно крепкая уверенная рука Лены схватила его руку и направила ее в центр своего влажного пространства. Другой рукой Леночка расстегивала блузку, оголяя грудь. Через какое-то мгновение обе руки Костика были заняты уже не по детски развитыми девичьими прелестями.
- А сиськи у нее ничего, как для школьницы и писька в самый раз. Ангельская такая писька. Да вот только крыльев не видать - Опять послышался знакомый похотливый голос в голове у Костика. – ну так, чо будем трахать ангела или как? Как там наш друг к бою готов? *Однако*. Кхе-кхе, как бы опять не заржать.
А тем временем ремень на джинсах ослаб, сдалась верхняя пуговица, бой шел с ширинкой. Еще мгновение и Костик почувствовал, как его полувозбужденное достоинство оказалось в теплой и влажной от пота ручке Леночки.
- Кто-то идет – как спасительную мантру произнес Костик
- Пусть идет. Я хочу, чтоб шли, чтоб видели, чтоб знали. Я хочу, слышишь!? – прокричала чуть слышно, шепотом Лена, но этот шепот чуть не оглушил Костика.
Как не пыталась Леночка возбудить Костика, как не пыталась она кричать и оголяться, с мертвой точки полувозбуждения дело так и не сдвинулось. В отчаянии Леночка стянула джинсы, уверенно обхватила причинное место рукой, и принялась работать губами. Костик стал как-то неестественно изгибаться, потом скрючился, неестественно зашипел, резко выпрямился и громко засмеялся. Это было уже слишком.
Работа губами остановилась, причинное место неуклюже выпало из рук, Леночка выпрямилась, застегнула блузку, поправила юбку и, наклонив голову, чуть приоткрыв рот, стала разглядывать Костика. Ей казалось, что она рассматривает одну из картин Дали. Костик был также не понятен. Казалось бы, вот стол, вот часы, но почему они стекают или сползают? Зачем в стол вставлена ветка, и с нее опять же стекают часы? Что это, зачем это? Как-то Костик пытался объяснить смысл этого сюрреализма, что, мол, это текучесть и непостоянство времени и бла-бла-бла. Но почему-то Леночка чувствовала, что Костик и сам не понимал картин Дали, а восхищался ими лишь потому, что так делали все. И мысли о времени были не его, были чужими, вырванными из какой-то псевдоумной книги, и, что если бы было сказано о нетекучести и о постоянстве времени, то это также все с легкостью приняли за правду.
Вот и сейчас Леночка рассматривая Костика не могла понять настоящий он или выдуманный. Может он сейчас расплавится, превратится в лужу и испарится? Может, все может быть. Только не хотелось ей сюрреализма, луж и расплавленного Костика. Ей хотелось тупой человеческой страсти, немного покричать, посопротивляться. После свалиться в траву и, как последняя счастливая дурра, пялиться на чистое звездное небо.
- Я не хочу так, я не могу так, понимаешь?
- Да понимаю, все это вокруг недостойно меня.
Леночке показалось, что она слишком уж много понимает, когда же начнет понимать ее Костик? С этим вопросом *когда?* Леночка побрела домой волоча за руку молчаливого Костика.
- Нет я не сдамся, я вышибу из него весь этот философский сюрреализм.
С этой новой крепкой мыслью Леночка легла в кровать и сладко уснула.