Начну в стиле, который  у классика подглядела, у  Льва Николаевича.



Все печальные истории начинаются одинаково, одинаково скучно или, если хотите, обыденно и пресно. Ничего не предвещает, ничего не чувствуется ни одним фибром души, даже у самых чувствительных и тонких натур. Это потом, по прошествии времени, люди начинают вспоминать о неких знаках, о посылах свыше, которые были бездарно пропущены. То бишь не замечены никем из участников печальных событий.


Да и вообще. Все суета.

Наблюдаешь иногда за человеком, который пытается рассказать тебе что-то невероятно страшное, или необычное, и  вот, это нечто страшное  именно он, этот рассказчик,  имел неосторожность пережить, и ты, слушаешь, и ловишь себя на мысли, что где-то это уже было, где – то я это уже слышала, кто-то об этом мне уже говорил.

Так же как в кино. Эксплуатируются максимум десяток тем. Если говорим об ужасах, что там у нас? Вампиры, зомби, привидения, попаденцы в другое время (или попаданцы), колдовство, магия, заплутавшие в лесу, в пещерах, исследователи морей-океанов, которых  схватит за жопу какая-нибудь глубоководная зверушка, ну и, конечно же, НЛО. Может я что-то и пропустила, но, как правило, самые популярные и распространенные я уже перечислила.

И стараются режиссеры удивить нас, зрителей, слизывая друг у друга находки, детали, всего понемножку, в общем.

Так и в жизни. Лично я живу в состоянии бесконечного дежавю. Все, что  я переживаю, я переживаю по спирали, я знаю все наперед. Если я влюбляюсь, то я точно знаю, что это пройдет рано или поздно, если я заболеваю, то я точно знаю, что я скоро поправлюсь, если я куда-то уезжаю, то я точно знаю, что скоро вернусь. Продолжать, думаю, бессмысленно. 

Возможно, именно из-за этого качества времени, из-за этого качества жизни, так отчетливо вспоминаются, выдергиваются из памяти истории, которые ты, может и хотел бы забыть, и силишься их забыть вроде бы, но они, падлы такие, не забываются уже никогда. Они не повторяются с тем постоянством и регулярностью, о котором я говорила ранее.  Такие истории единичны. А поэтому памятны и если не дороги, то, во всяком случае, к ним относишься с некой осторожностью, и делаешь все, чтобы дежавю на них не распространялась. Не надо. Нет. Лучше не надо. Пусть лучше бесконечно тянутся унылые дни, пусть они развиваются на новом витке, пусть они даже иногда окрашиваются в радужные цирковые веселые цвета, но вот такие события, которые произошли со мной лет двадцать назад, пусть не повторяются больше никогда. Ни с кем, и никогда. А я буду просто о них помнить.

Я буду вести повествовании от первого лица, и это не некое предупреждение читателю, что все это будто бы не со мной случилось, а я, граждане, просто писать буду от первого лица, не обессудьте. Нет. Это не предупреждение, это констатация факта - пишу от первого лица, потому что все это случилось со мной. Именно со мной, поэтому подписываюсь под каждым напечатанным словом, и не трушу, и не называю главную героиню именем Марфа или Авдотья, типа, чур, меня, чур, меня, я не я, и история не моя. Это моя  история. Отвечаю. Крест во все пузо.

Единственное предупреждение, которое хотелось бы озвучить, - это, пожалуй, свойство человеческой памяти, которое не надо списывать со счетов. Все прекрасно понимают, что если попросить всех участников событий, или свидетелей событий, описать эти самые  события, то, сколько будет людей столько будет и воспоминаний. И они буду разниться в деталях, в эмоциональной окраске и подчас противоречить друг другу. Поэтому, если вы когда-нибудь услышите похожую историю, не удивляйтесь, что она будет именно похожей.





Я долгое время не верила в проклятия, в мистику любого рода, была твердо убеждена в том, что это предрассудки и оружие против толпы. Толпа - великая и страшная сила, сметающая все на своем пути, если разбушуется.  И чтобы толпу дисциплинировать и запугать, сделать послушной, вот и придуманы все эти религии, приметы, поговорки, пословицы.  И вся бесовская ерунда это не что иное, как производное от  великой аферы, аферы под названием  «приручи толпу». Как говорил великий Ленин - ОПИУМ. Опиум для народа. Игрушка, отдушина, и чем бы дитя ни тешилось. Я была в этом уверена на тысячу процентов, и никто… слышите, никто меня в этом не мог переубедить.

«Ну, подожди, подожди, вот свистнет рак на горе, прибежишь к Богу. Не к маме, не к подружке. А к Богу. Когда предаст подружка, когда не поймет или осудит мама. Когда отвернутся самые близкие, когда ты поймешь, что в этом мире, среди уймы народа, ты – жалкая песчинка, гонимая пронизывающим ветром. Вот тогда придешь ты к Богу. И попробуй ему тогда скажи, что он опиум. Но не скажешь ты. С мольбой будешь взывать».

« А как же люди без ножек, без ручек, как же маленькие рахитные детки Африки? Они ли не взывают к Богу? И где он? А войны? А жертвы маньяков?»  - это пошли уже мои жалкие аргументы.

« А это все испытания» - отвечают мне.


Знакомо многим, да?


Удобные оправдания великой аферы.

Но…каждый выбирает по себе женщину (мужчину), религию и автомобильчик.

Суета все.

На этом можно было бы и закончить рассказ. Покаяться перед миром, что не верила когда-то в Бога. Простите меня. Люди добрыя. Но это, как вы понимаете, только начало.

Не поминай Бога всуе.  А без БОГА здесь никак.


Я хорохорюсь, конечно. Простите мне эту слабость. Потому что выпихивать этого скелета из шкафа ой как не просто. Он, сука, сильно сопротивляется.

А виной всему и всему предтечей послужила моя гипертрофированная ревность.

Как и любой единственный ребенок в семье я страшная эгоистка и собственница, нет, я не вырываю лакомый кусочек из чужого рта, я не беру вообще чужого, никогда и ни при каких обстоятельствах, но я никогда и никому не позволяю посягать на мою  личную собственность.  Даже приблизиться не позволяю.

Я не жадная. Я люблю дарить. Люблю наблюдать, как радуются близкие и друзья моим подаркам. Но если я не дарю, а у меня берут силой, я начинаю паниковать и злиться. Мое это мое. И отдать я это могу только самостоятельно, добровольно и не надо меня к этому склонять и принуждать.

Дальше больше.  Мне стало казаться, что человек тоже может стать моим. Если я доверилась ему, пустила его в душу, в потаенные глубины оной, то я тем самым заклеймила этого счастливчика. Он (она) стали моей собственностью.  И это как клятва на крови. В верности мне, любимой.

Или, если человеку помогла чем-то, но он оказался неблагодарным, то тоже считаю необходимым проучить неблагодарную тварь. А Библия учит же другому. Забудь о своей помощи и не жди благодарностей.



Как вы понимаете, с такими понятиями и установками, я часто терпела фиаско и испытывала разочарования.  Но эгоисты сдаются не так - то просто, а я ведь не просто эгоистка, - во мне  гремучая смесь всех качеств махрового эгоиста.


И поэтому я была  мстительной девочкой.

Если человек меня предал, он практически прощался со спокойной жизнью. Не с жизнью вообще, это понятно. Предатели  начинали жалеть о том, что вообще со мной связались.

Ах, эта сладкая, сахарная, чарующая МЕСТЬ!


Я представляла мерзких тварей, которым буду мстить,  по- разному, но всегда помещала их  в  жестокие пейзажи и натюрморты. Например, вот они морщатся, как будто у них разом заболели все коренные зубы, а предатели,    они страдают от свалившейся на них расплаты. Как накроет  она их, расплата, накроет бетонной плитой, и ржавые арматурины вопьются в их тело и в мозг, в мозг… в мозг…в то место в нем, которое отвечает за благодарность и такт, за верность и преданность, за чувства любви и чести. И как дергаются они, обидчики. В конвульсиях, а я склоняюсь над предателями и шепчу: «Что, гниды? Будете  просить пощады или убить вас тут, и размазать?». 

Но на деле это все было, конечно, гораздо  прозаичнее и не так жестоко. Но изощренно, смею вас заверить. 

Единственное, что останавливало и сдерживало меня от убийства – это доброта. Так бывает. Добрый эгоист. Он напланирует наполеоновское громадье, а до физической расправы не доходит только потому, что срабатывает некий инстинкт, некий здравый смысл, который присущ далеко не всем. Но мне повезло. Забегая вперед скажу, что никого не убила, может и зря. Но нет. Не убила.


Тогда еще, в юности, моя мстительность была спонтанная и бесструктурная. Это сейчас я могу отомстить так, что обидчик даже не заподозрит меня. Кого угодно, но только не меня. А тогда, в юности, я как молодая, энергичная кошка, прыгала по занавескам, раздирая их в клочья, оставляя следы-улики.


О себе не принято писать в радужных красках и эпитетах (вот это и есть бич повествования от первого лица). Назвала бы героиню Марфой и наделила бы её неземной красотой. Чего проще?  Но для полноты и большей правдивости  все же признаюсь, что я, как и сейчас, была приятной наружности, и сильный пол обращал внимание на меня всегда. Скажу прямо, чего лукавить.  И  еще, мне непонятны были томления многих девчонок, их желания познакомиться с мальчиками, дружить и так далее. Мне было это непонятно, потому что не забывайте, что я была эгоистка, а эгоистки по настоящему любят редко, да и то по недоразумению. Правда-правда. Эгоистки сгорают от страсти. Но не от любви. Им кажется, что они любят, но чтобы полюбить, давно известно из книжек, сказок, и кинофильмов, надо перестать быть эгоистом. Это однозначно и обсуждению не подлежит.
А я тогда, в юности, только начинала обрастать махровым собственничеством  и до сегодняшней мудрости мне было еще далеко. За плечами уже был приличный штабель поверженных обидчиков, которые с позором бежали с поля боя. Но мудрости сей факт мне нисколько не прибавил. Всё только начиналось.




И тут появился Володя.


Володя, Воолоодяя, Вооолоооденька.

Я воспылала страстью так, что начала мстить теперь уже и его обидчикам. Тогда распространялись с бешеной скоростью анекдоты про Вовочку, имя Вовочка у всех начинало ассоциироваться с неким дебильным угловатым подростком. И мне было обидно за Вовку, когда какой-нибудь идиот проходя мимо него, хлопал его по плечу и протяжно подвывал: «Вовушка -  квадратная головушка.»  Или что-то в этом роде. Странно, но Вовка отсмеивался, а я, притворившись, что мне это по барабану, уже видела, как очередному шутнику в мозг поступательным движением вонзается арматурина. Нннннна, падла!!! И крошево, и месиво, и некому руку подать,  а потому что я запускаю руки…запускаю руки… запускаю руки в жижу из глупых мозгов, по локоть,  и смеюсь сатанинским смехом. Йууу-ха-ха-хо-хооооо!!! И слизываю мозги с рук, а потом брезгливо сплевываю их в харю обидчикам. Потому что глупые мозги это не мозги зверей и безмолвных рыбок.  У тех мозг тепленький и вкусненький, жирненький и нежный. А мозг нехороших людей, по моему непреложному мнению - горький, противный и жесткий, и его остается  только набрать в рот, как говно, и плюнуть в харю им, что я и делала в своих воображениях.




Вовка полез ко мне сам, знакомиться и создавать отношения. Я имела гордость, и как уже говорила, не трогала чужого, не трогала даже ничейного. А Вовка и был ничейным и пошел на сближение со мной первый. Но в то время, не было еще такого понятия « хоть мелок хуек, но свой». Давно отгремела война, и женщины не кидались на первого встречного мужика и не подымали зазывно юбки. Девушки уже не одно десятилетие после войны стали разборчивее. И как истинные  самки выбирали из всех самцов самого чистокровного, самого красивого, самого сильного, самого-самого. И боролись за него. Если раньше боролись за любого, даже за самого никчемного, только лишь бы хуй был или сила мужская, чтобы мебель передвигать, то теперь времена изменились. А я про эти игрища не знала, не участвовала, потому что не пришла еще тогда ко мне любовь и не была я на тот момент озабочена, так скажем.  Поэтому немного покочевряжилась. Поломалась. Я дружила с мальчиками, общалась, ходила в кино, целовалась даже, но все это было детское, преходящее, как первые сигареты и первый бокал вина. Надо же было на ком-то тренироваться чувственности и кокетству.

И вот, Вовка. Зашел в класс, все девочки ахнули. Да что там девочки. Я сидела за первой партой и услышала, как учительница, русичка, когда представила новенького классу, села за свой стол и вздохнула, прошептав: «Надо же, какой красивый парень. Ну надо же…»
Ей лет тридцать было. Еще такая, ух. Не дура погулять, одинокая баба. И я, представьте, уже тогда испытала что-то наподобие ревности, хоть Вовка был и не со мной ещё. Просто у меня что-то внутри ёкнуло, потеплело, и я может глубоким подсознанием поняла, что он будет моим и его уже сейчас, заранее надо начинать оберегать как собственность. И люто  ревновать.

Прекрасно помню, что подумала тогда про русичку: «Вот  же баба ебливая, скоро и на учеников залазить будет.» Суть примерно такая, но естественно, по детски было все, без слова «ебливая».  Я и слов то таких не знала.


А Вовка подошел через неделю, подошел, заглянул в мои глаза, а я в его глазах и утонула. Так бывает. Сопротивляешься, сопротивляешься чувствам, а природа свое берет. И если любой мальчик до этого рассматривался мною как брат, друг, как товарищ, с которым самое большое что можно сделать это без устали  целоваться на галерке кинотеатра, не испытывая к мальчику  буквально никаких эмоций, то с появлением Володи я поняла, что когда-то надо  и род свой продолжить. Я представила себя матерью Вовкиных детей. В  ту самую минуту, как он произнес: « Пойдем, сегодня погуляем, в парке. Или в киношку сходим».  А я смотрела  на Володю  и привидилось  мне, что я такая с косой до пят, как мадонна. И с ребенком его на руках. Его ребенком, вдуматься только.  А он, Вовка, он конечно добытчик. Всё в дом, всё в дом. И счастье безграничное и беспреградное! И одни мы во всем мире. И пытаюсь я определить пол ребеночка, разворачиваю сверточек, и вижу один большой глаз вместо ребенка, немигающий.  И тут,  слышу Вовкин голос: «Ну, так как, пойдешь? Ты классная такая, нравишься мне». Кое-как из забытья вывалилась, чуть ли там не осталась с этим дурацким, запеленатым глазом.


Конечно же, я пошла, но всю прогулку нет-нет, да и вспоминала про этот глаз, что за глаз то?  Мальчик или девочка хоть?


И с того момента и пошло – поехало. Прикипели мы с ним, с Вовкой этим, и предан он мне был, и только на меня и смотрел, и верный был как слуга у королевы. Все прихоти мои исполнял,  с достоинством, правда, не фанатично и не как униженный раб.  Было полное растворение, его во мне, меня в нем. Я сейчас вспоминаю, с высоты своих лет про наши отношения и понимаю, что это большая редкость между девушкой и парнем. Это и сейчас большая редкость. Раскрепощенность полная. Мы не знали что такое камасутра и ролевые игры, к примеру. Мне кажется, эти знания только бы опошлили наши отношения. Нам и без камасутры было прекрасно и сказочно. Один хрен нам было хорошо. Да, нам было очень хорошо.

Ведь это, к тому же,  возраст максимализма, еще же глупые такие все, в этом возрасте. Но мы с Вовкой уступали друг другу.  Я не читала Космополитена и Лизы, я даже не знаю, были ли тогда эти журналы в печати, или тогда еще были крестьянка и работница. Но туда же тоже кто-то писал, дурочки всякие. А я по наитию понимала как надо себя вести. Ну, во всяком случае, по ощущениям, я была очень счастливой девушкой. Замечательно все было!


  И что греха таить, случилось у меня с ним ЭТО. Как сейчас говорят - мы прекрасно трахнулись. 

И когда это случается, особенно в первый раз, с парнями происходит нечто странное, я слышала потом об этом не от одной девушки. Они, парни, в порыве нежности  начинают мечтать и клясться. За язык не тянут же их в  такие минуты, а тем не менее.  Клянутся.


« Я буду любить тебя всегда, я буду с тобой. Ты только моя, я только твой!»

Подмял меня, помню,  под себя, навалился, а я кряхчу, он качок же еще тот, извиваюсь, уворачиваюсь от поцелуев его, а он:  « Ты моя, ты моя, я никому тебя не отдам».  И целует, целует…


Никто же не тянул за язык….


Рано это все в этом возрасте. Семьи еще нет, а отношения уже почти семейные. А еще же вся жизнь впереди. И девчонок море вокруг. А я совсем молодая и неопытная, не знаю,  как пизду свою позолотить, чтобы только о ней он и думал. Да я вообще в те годы не думала о пизде, как о средстве кого-то удержать. Это так естественно. А когда парень попробовал девушку, ему надо больше. А со мной уже скучно. Это понятно. Но это сейчас мне всё понятно, а тогда мне было это непонятно.


Была у нас в соседнем классе девушка, тогда такие девушки назывались « бесплатными давалками» кажется, или «переходящими вымпелами».  Вы не подумайте, я не от злости это сейчас говорю, нет. Я сейчас беспристрастна, насколько это возможно. Перегорело все. Так вот. Он с ней мне и изменил. 


Девочка и правда переспала со многими взрослыми парнями, и со многими старшеклассниками, и на простом, народном  языке была малолетней шлюхой, а единственное хорошее качество у шлюх - это умение держать язык за зубами. Поэтому я долго была в неведении, ну, что после меня Вовка был с этой шлюхой, из параллельного класса. Как он потом признался, - она сама на него повесилась.

Это неправда. Шлюхи никогда ни на кого не вешаются. Они безропотно раздвигают ноги даже по незначительной просьбе, без особого напора просьбе, даже по ленивой просьбе, по намеку, они практически всегда готовы, потому что они шлюхи.  И я знала эту девчонку и была потом благодарна ей немного, что она не проговорилась и подарила мне еще несколько месяцев безоблачной страсти к Володе. Неведение иногда бывает спасительным. 

У меня даже в мыслях не укладывалось, что он мог ебать кого-то еще. Кошмар! Я даже сейчас это пишу, а у меня мурашки по коже. Его голое тело прикасается к голому телу другой.  Пиздец!


« Я не раздевался с ней. Я ее под мостом, только штаны спустил, и она юбку задрала. Я не один ее, поверь. Ну, по пьяни, пива выпили, а ты тогда уехала на море с родителями, мне тоскливо без тебя было. А тут эта, пьяная, просто раком встала и все. Мы ее по очереди. Какая это измена. Она мне не нравится  даже. На хуй она мне нужна?». 

Вот такое вот оправдание услышать от любимого. Как вам? 

В тот момент у меня глаза заволокло кровью, потому что я Вову увидела через красный цвет. Вот стоит Вова, а вот стоит тот же Вова, но  за красной пеленой. Это мои глаза превратились в глаза разъяренного быка.  Сказать, что я ударила Вову, это ничего не сказать. Я на него заскакивала, высоко подпрыгивая, норовила ногой попасть в его красивый нос, так он раздражал меня в тот момент. Вова смеялся, блокировал удары, защищался и ржал как молодой жеребец. Ему было смешно! Ему было СМЕШНО!!!  Я страдала, я по- настоящему страдала, а ему было смешно.

Знаете, я была неправильной эгоисткой. А может эгоистки все разные. Когда избивала Володю я уже знала, что мы с ним не будем вместе, я знала, что я отомщу и шлюхе и ему, я это четко осознавала, и я  точно знала, что он уже не притронется ко мне никогда. Все! Отрезало! Как бы мне его не хотелось больше, но все. И я свое слово сдержала.  То есть эгоистка, но не до конца. Нестандартная эгоистка. Если притронулся кто-то к моей вещи, то можно сказать что ее зашкварил. Замарал так, что не отмыть. И ее можно только выбросить. Ох, как же я тогда рыдала, после того, как Вовка побитый ушел к себе домой, побитый, но еще не поверженный. Я не рыдала так больше никогда. Это было первое самое страшное предательство, которое я только могла себе вообразить.

А потом от «доброжелателей» я вообще узнала, что это было не один раз, что он ходил к ней чуть ли не каждый день. У девчонки дома был притон, самый настоящий, все об этом знали. Она на пару с мамашей привечала мужиков, еще, когда в восьмом классе училась, вот тогда и начала, мразь. Тогда об этом не распространялись, в те времена, замалчивали, в газетах об этом не писали. Но все всегда знали про такие места. И кому надо, тот дорогу туда находил. И Вовка туда дорогу тоже нашел. И ему это понравилось больше,  чем наша чистая любовь и всепоглощающая страсть. 

Наверное, девушки именно в такие минуты предательства начинают понимать, что в постели нужно позволять все. Быть шлюхой в постели, чтобы вот такие девчонки, не соблазняли под мостом их любимых. Но это потом, все потом…

А сейчас  месть. Сладкая и приторная. От предвкушения которой приятно подташнивало.




Мы поехали на каникулы всем классом в Прибалтику. Тогда было только три пути – Питер, тогда еще Ленинград, Москва, столица нашей Родины. И Прибалтика. Без вариантов. В Москве и Питере мы уже были, осталась Прибалтика, экскурсия по её столицам.
Ехали в купе - по четыре человека. Купе с девочками, купе с мальчиками.  Выпускной класс.  Последние зимние каникулы.  Я хотела  отказаться от поездки, я только что узнала о трахе  под мостом, но надо было мстить. В Прибалтику ехал Володя, в Прибалтику ехала и шлюха-разлучница. Амеееерикааа-разлууучницаааа…Что-то вспомнилось не в тему. Надо было ехать. Надо.

Долг мести призывал меня как горнист утреннюю зорьку.

Когда мы располагались в купе, Маринка, моя подружка, читай, - моя собственность, шепнула: « А чо у тебя с Вовкой, все что ли? Вчера мне звонил, просил, чтобы я вас помирила. Чо случилось то? Слушай, он мне так нрааааавитсяяяяя, ой, отдай его мне?» 

«Да бери, пожалуйста, не жалко!».

А у самой сверлит под ложечкой. Как представлю, что он Маринку лапает. Сука, убила бы обоих.

Бери, конечно, бери. Только после моей мести он будет тебе не нужен. Этот овощ, это аморфное животное, в которое он скоро превратится.



В девяностые все книжные развалы пестрели  брошюрками с приворотами и заклинаниями, кто жил в то время, тот поймет меня. Неконтролируемый поток, который таил в себе, как оказалось, опасность.  В нехороших, мстительных руках. Иной человек прочитает заговор или наговор, или проклятие,  и хоть подотрись ты им, а ничего не случится. А иной, с сильной, раскаленной до белого каления энергетикой только первые слова проклятия произнесет и стена рухнет. Это же неисповедимые пути во всем своем развороте. Хорошо помню, что купила эту брошюрку на стоянке в городе Кирове. Черная обложка с белыми буквами.

«Черная магия. Пятница». 

Там еще и другие дни недели были. Но я выбрала именно пятницу. Почему то. У меня был еще один вариант мести, а наговор был так, как запасной, он был  несерьезным таким вариантом, даже не вариантом, а так, поржать. Тем более я никогда такой дурью не страдала и не верила во все это, как уже говорила. Я не верила в эту чушь.

Но видите ли.  Что я против аргументов о Боге могла предпринять? Когда мой любимый Вовка променял меня на шлюху. ЧТО? Ну? Да, я отпустила его. Но я должна была отомстить, потому что я эгоистка и не прощаю обид НИКОМУ.


Сначала я, еще в поезде, чуть не трахнула Славика Парамонова, по плану.  Зашла в купе, где он расположился с тремя парнями, запрыгнула к нему на колени, жарко обняла, приблизила его лицо к своему и прошептала: « Славка, я сейчас лежала, лежала, колеса стучали, стучали, и настучали мне, что мы должны пожениться сразу после школы. Давай поженимся, а? Вот сразу после школы».

И поцеловала Славку в губы, чуть не засовав и их и Славкины щеки себе в желудок.

Все присутствующие, конечно, заржали, это естественно. На это и рассчитывалось. У Славика «встал», я аж приподнялась на его хую (или хуе). А Вовка ехал в другом купе и всего этого непотребства не видел. А жаль. Но ему доложили. И это тоже я просчитала.  Почему именно Славка? Потому что он тоже мне нравился. Местами.  Поэтому тут я немного не угадала, мне хотелось, чтобы и Славка и Володя оказались в одном купе, но они недолюбливали друг друга, понятно почему.


В поезде Вовка не стал устраивать разборки. Умный мальчик. Он подошел ко мне в гостинице, в Риге.  «Ты зачем это делаешь?  Я сильно тебя обидел, значит? Все же знают что ты вроде как со мной». Нет, отвечаю, - все другое знают. Все знают, что ты ебешься со шлюхами. Я не в счет, хахахаха..  и смеюсь мерзко в его рожу и плюнуть мне хочется от души, а не плюется. Рыдания к горлу подступают и душат, душат, твари, предательски душат. Как же мог ты? Ну?  Как? Ну, скажи мне?

Шлюхе перепало в буфете гостиницы. Хотя, мне ее было жаль изначально,  априори, так сказать. Мне жаль таких девушек и женщин. И мстить им, это равносильно, что добивать их. «Руки мыла, - говорю ей -, чтобы  хлеб из общей хлебницы хватать?» А у нее глаза трахомные всегда были, желтоватый налет такой на ресничках, неприятный. Он то появлялся, то периодически исчезал. И зимой, видимо, глаза воспалялись. «Говорят, ты сифилисом болела, поэтому  у тебя на глазах остаточные явления, да?» - с наигранно-сочуствующей заинтересованностью спросила я. Спросила  громко, чтобы все услышали.  Заплакала. Шлюхи еще и плакать умеют. Гляди кА. Поражалась всегда этому. Юбки под мостом задирать и пропускать свою жопу по кругу не стыдно, а оскорбления в свой адрес услышать обидно. Не  понимаю чего-то видимо. Эгоистка же.



Всю дорогу  гуляла в обнимку со Славкой. Рига поражала своим шармом и историей. Изысканностью. Мы, провинциалы, ходили с раскрытыми ртами, ведь для нас это была почти заграница. Европа, мы такую жизнь видели только на картинках в журналах.
Были и те, кому  было откровенно скучно, пресыщенным деткам богатых пап и мам. Но не нам со Славиком. Дурачились, он даже разорился на янтарный камень с замурованным туда жучком. Или стрекозой. Я выбросила его сразу по возвращению домой. Не  буквально в помойное ведро, а так, зашвырнула куда-то и ни разу не вспомнила о нем. Вот, только сейчас и вспомнила. Потому что тогда, много лет назад этот камешек, по-моему, сыграл не последнюю роль.

А Славка, бедняга, поверил в «пророческий» стук колес, которые настучали нашу с ним женитьбу. Поверил и потратил практически все мамкины и папкины деньги на меня. Пироженки, мороженки, камешек янтарный. Со стрекозой. Или жучком. Мечтал сыграть свадьбу в Риге. Так ему понравился этот  город.  И мне.

Рига. Мы даже ресторан нашли, не помню названия, надо же. Ресторан, в котором «мечтали» через год сыграть шикарную свадьбу.

А еще я в Риге придумала такую игру, для себя. Если мне встречалось на пути что-то приятное и красивое, я говорила –

«Это, Славка, ты!»

Или,

«Славка, смотри, а это на меня похоже!».

«Да это же просто дом» - удивлялся  Славка.

«А вот это, Славка, на Жанку с параллельного похоже, смотри, все в дырах, из - под подоконников засохшая, желтая пена торчит, неаккуратное такое здание, скажи кА».

Славка согласно кивал.


И Вовке это надоело. Надоело окончательно и бесповоротно. « Ах, так? Значит ты так? Ты так со мной, да? Ну ладно. Я все понял. Ты меня не простишь. Ладно».

И давай зажигать с Маринкой. Блеать такая! Я со Славиком. Он с Маринкой. Маринка мне все рассказывает. «Делится» счастьем.

«Я как приедем, я сразу ему дам. Сразу как приедем. Ты не обидишься? У тебя с ним было? Ой. Какой он? А какой у него?  Расскажи. Мне так страшно. Я для него все - все сделаю. Правда,  он классный?»  И тарахтит и тарахтит. Дура.

Ночью я встала, взяла брошюрку, полистать в туалете. И камешек. Зачем взяла камешек не скажу сейчас, потому что не вспомню. Наверное по инерции. Он лежал на тумбочке и перед сном, я рассматривала эту стрекозу в камне (да, это была стрекоза), наведя камешек на ночник. И когда отправилась в туалет, камень прихватила. И прихватила еще и брошюрку «Черна магия. Пятница».

Идиотская привычка читать в туалете, конечно.

Листаю, значит, а брошюрка чуть ли не на газетной бумаге распечатана, дешевка вокзального варианта.

И камешек держу в руке.

Читаю. 

« Как заговорить мужа, чтобы не смотрел на других женщин и чтобы не стоял у него член на других женщин?»  Кошмар, думаю. Да и не муж он мне. И не нужен он мне. Не мой он уже.

Но проучить то надо.

Месть, она сладкая. Сладкая, сладенькая-пресладенькая,  разливается патокой по обиде. Заполняет каждую её щелочку, заполняет, залечивает ранку то.

Мне ни одна колдунья не поверит или ворожея. Что можно заговорить в туалете, извините, справляя нужду. Просто читая заклинание, не вкладывая в него ненависти большой. Просто бездумно читая, попердывая, извините, и только вынашивая мысль – «а почему бы и нет»? 

Читая новые заклинания, я все возвращалась и возвращалась к тому, первому, про член. Вот, думаю, смешно будет, если у него на Маринку не встанет. Ржака. А что там в этом заклинании? Ну-ка, ну-ка.  Имярек какой-то. А, ну Владимир, допустим. Дочитала до конца, потом еще раз, потом еще. Брошюрку оставила в гостиничном туалете. Если читает сейчас эти строки  горничная той гостиницы, то вспомнить должна,  как убирала туалет и нашла за трубой черную книженцию.


Я же, помните, говорила, что не верила в эту чушь. Почитала, посмеялась и забыла.

Месть моя будет другой, мы пойдем другим путем..


Кстати, с тех самых пор у меня обнаружилась дурацкая привычка. Как только захожу в туалет, и там есть какая никакая «литература», я загадываю желание, открываю «литературу» на любой странице, наугад, и читаю первые строчки. Вот что прочитаю, то со мной и произойдет на днях. Буквально недавно открыла  журнал на рекламе тура по Индии. Клянусь! В Индию не попала, но подружка потащила меня в новый магазин «Индийские специи». Я оставила в нем приличную сумму, хватило бы на два тура.

Пока я сидела на «горшке»,  я успела прочитать много заклинаний, да практически все. И во всех имяреком нарекала Володю. Представляла что это он. Шутя, как-бы. А там. Чего только не было. Кровь и кишки. Если бы все сбылось. Страшно представить.





Про ту трагедию писали в Риге, в газетах.  И писали не только в Риге. Я это точно помню. 

«Школьнику, приехавшему в Ригу из далекой российской глубинки на каникулы, выбило глаз дверной пружиной».

Пестрели газеты, как сейчас помню. Заголовками,  аршинными буквами, с завитушками, прибалтийский алфавит ведь такой, с завитушечками. Раздули так, как-будто это событие вселенского масштаба.

Students no Krievijas tika izsisti acu atsperi


Говорят, кто там был, что Вовка катался по асфальту, но не выл, не плакал, не орал, а просто катался. Больно, когда глаз вытекает то.  Кошмар!!! Я не видела всего этого. Не знаю, хорошо это или жаль, что не видела?

Наших учителей затаскали по судам, директора гостиницы тоже.

Вовка тогда сильно распахнул дверь, оттянул на себя, чтобы галантно пропустить Маринку вперед. Да еще старался, усердствовал, дверь туго открывалась. Европейский сервис девяностых был примерно такой же, как и советский. В смысле безалаберности и халатности. Пацан уехал с двумя глазами, вернулся с одним. Я, конечно, прикинула, что может это я переусердствовала в туалете, шепча заклинания. Но я не верила в эту чушь и гнала от себя дурные мысли. И даже жалко мне его было. Вовку.

  Уезжали мы без него. Ему оплатили операцию власти Риги. Вставили стеклянный глаз. Подобрали качественно по цвету, не отличишь, особенно когда смотрел прямо, глаз был как родной. А если скосит глаза, то стеклянный глаз на месте стоял, не скашивался. Неловко смотреть в глаза его было в такие минуты. Особенно,  когда помнишь какие у него были прекрасные глаза. Бездонные, такие любимые и родные. Мои. Я же собственница.


Комплексами оброс. Нелюдимым стал. Меня избегал. Я дружила там с кем-то, не помню, и одноглазый, отомщенный  Вовка мне был не нужен, хоть и сжималось иногда сердечко, глядя на него.  Будем справедливыми, он мне уже стал  не нужен, когда был еще с двумя глазами, поэтому предательства с моей стороны не было. А вот Мариночка его предалааа. Как только глаза лишился, Маринка и сдриснула.


Прошли годы, суровые годы для меня, потому что участь эгоистов трудна. Жизнь била, отесывала, выбивала эгоизм из моего нутра, била нещадно,  как Арлекин пиздил Пьеро дубинкой в известной сказке. Я сопротивлялась, потихоньку мстила, не так фанатично как раньше, но изощреннее и умнее. Никто и не догадывался.

Года три назад, солнечным июльским днем, я вышла на станции, кишащей  всяким разным людом,  прикупить игрушек племяннице (на этой  станции всегда торгуют игрушками, видимо в городе есть большая игрушечная фабрика, где расплачиваются продукцией). Вид станции меня удручил.  Создавалось такое ощущение, что кто-то невидимый накурил, насрал,  заплевал всё  пространство, повсюду валялись окурки и обрывки использованной туалетной бумаги. Говняная бумага - как говорят маленькие детки.  «Боже мой» - подумала я. «Туалет общественный взорвали что ли?».



Ко мне подошел мужчина, в коротеньких, камуфляжных штанах, из которых сиротливо выглядывали грязные, и казалось, такие же испитые , как и лицо, ноги.


Не сказать что бомж, но видно было, что испытывает недюжинную нужду и основательно сидит на сивухе, а может даже и игле. Глаза прятал под видавшей виды кепкой.

«Красавица, купи стрекозу, или вот львенка, а вот еще смотри, жирафа какая. Детям купи, дети есть у тебя, вижу что есть. Смотри, какая ты, - мужчина неприятно зацокал языком - груди то, налитые, явно кормила дитя, кормила же?».

«Эй, эй, ты не очень то, ишь.  Что за тон такой, совсем обалдели, смотрю».

Тут он поднимает на меня глаза, и я заворожено, не отрываясь, упираюсь взглядом в стеклянный глаз, потускневший от времени, и во второй, нормальный глаз, потухший  от невзгод.  И моментально у меня потекли слезы, водопадом.

«Вовкаааа» - прошептала я. «Вовкаааааааа, Володенька, Вовочкаааааааа, Вовочка мой….». Я обняла его, и стояла так, ничего не говорила, а он трясся, то ли от водки, то ли от жалости к самому себе. Что я вот такая, вся холеная, дородная, с титьками, которыми выкормила троих детей, и не его детей, как представляла и мечтала когда-то. А он… У меня всё хорошо, а он испитый, бомжеватый, стоит передо мной, держит за хвост стрекозу эту неуклюжую, львята и жирафы попадали на землю, их все пинают, кто-то кричит – « Кто зверей уронил, чьи звери, товарищи?».    А мы стоим, обнявшись, и он мне шепчет: « Как-то жизнь вот…видишь как…слабый я оказался…а ты меня тогда…а..как…да?  …не простила ты меня…а я … а я…».

Меня проводница и соседка по купе силком затащили в вагон, я рыдала как на похоронах, успела сунуть Вовке какие-то деньги.  А он махал этой дурацкой огромной стрекозой, она смешно изгибалась, и Володька  уплывал вдаль, жалкий, иссохший, страшный …..Сука, блеать…. Не Володька сука, а ситуация сучная. И ничего нельзя исправить. Ничего нельзя исправить.


В  Москве я первый раз пришла в церковь. Ни разу до этого. Клянусь!!! Я ставила эти свечи, ставила, ставила, под всеми святыми, которые там были,  зажигала о другие, я скупила тогда весь запас свечей, меня пытались остановить монашки, но я не сдавалась. Я шептала: « Боженька, спаси раба Божьего твоего Владимира!» А крестилась не слева направо, а справа налево, не умела потому что. Никогда не крестилась, хоть и крещенная. Меня поправила монахиня, или служащая церкви, как их там называют правильно то? Взяла мою руку и стала направлять. «Плачьте, плачьте, слезы в храме как благодать принимайте, чиститесь, чиститесь, да услышит Бог молитвы наши!».

Что потом стало с Вовкой я не знаю. Жив ли он, тоже не знаю. Надеюсь, что меня услышали высшие силы, как услышали когда-то, в туалете, силы сатанинские. Таких совпадений не бывает.

С тех пор, как увидела Вовку в последний раз,  я не мщу никому  и не проклинаю никого. Что-то такое щелкнуло во мне, перемкнуло. Ну, так. По мелочи, если только. Не желая зла и смерти.

Хотя…такие падлы попадаются, что вот им бы такое возмездие не помешало. Почему именно Вовка попал под самый жестокий мой каток мести, который так легко размолол его, хоть и через мелкие потуги. Ведь на некоторых гадов полжизни уходит, и не сразу получается. Может, Володька  был как никто беспомощен и беззащитен  передо мной, не хотел мне зла, не желал мне плохого. Я иногда, особенно когда нахлынет, от винца особенно, начинаю оправдывать себя.

«Да нет же. Не бывает этого, не я это его прокляла. Я не умею. С другими же так не получается, когда я хочу, чтоб их перекорежило? Бестолку. Это совпадение, стечение обстоятельств. Это мог быть другой на его месте. Такого не бывает». 

Он не желал мне зла и по большому счету и не предавал меня.

Он просто трахнул шлюху. Только и всего.

Какую роль сыграл камень из янтаря, спросите вы? А хер его знает, может то, что стрекоза в нем была, и Вовка тоже стрекозой этой, как дурачок махал. Типа знак. Кто ж теперь знает, к чему все это нам на наши головы было послано? 

Мда.