Нам было сказано, что в ночном освещении улиц больше нет смысла. Что это бесполезная трата электричества.
«Хуже все равно не будет». – говорили они.
Под образком Михаила Архангела трескается и шипит свеча, надкусываемая темнотой. Свет в квартирах мы перестали зажигать давно. Это могло приманить в дом разномастных маньяков и боевиков.
Лежа на кухонном диване, закинув руки за голову, отгоняю мысль о еде, вкрученную саморезом мне в голову. Отвлечься помогает нужная помеха. На разбитом паркете возле холодильника мерцает черно-белый экран портативного телевизора.
Смертного греха в кармане не утаишь, чего уж там! Но поделать с собой ничего не могу. Не умею себе отказывать в еде и баста.
Диванная пыль, барахтаясь в воздухе, нависла надо мной комнатным космосом. Сотни крошечных планет образуют лишь мне известные созвездия: курица гриль, буханка хлеба, молочный коктейль. Стоило вытянуть вперед ладонь, как пыль послушно легла на орбиту моих жирных пальцев.
Тут же ко мне вернулся одутлый демон чревоугодия, подсев на плечо. Уж, кто-кто, а он ждать не умеет. Демон забросил мне в ухо рыболовный крючок, подцепил острием за кишки и потянул с силой к горлу. Желудок свело долгим спазмом, так что к горлу подступила агония сухой рвоты.
Из-за перебоев питания в Городе. Это все из–за них. Я не ел почти пять дней и начал потихоньку перебирать детские воспоминания, как в дверь постучали новостным кодом.
Поговорка: «Человек человеку волк» для всех Горожан приобрела солоноватый привкус. Люди локтями достали до дна глубины смысла, выраженного всего в трех словах.
Я приоткрыл дверь в подъезд и сказал: « Протечка газа этажом выше».
- «Тигры Путина в Берлине». Тебе письмо, сосед. Просили днем передать, а я, дура, побоялась. Бери скорее. Ну! Чего замер то, как Луи Де Финес во льду? Господи. Что с тобой, Юра?
- Спасибо, тёть Клаш. Я просто устал и не спал давно.
Набожная мать троих детей быстро перекрестила меня под шепот рваной молитвы и, махнув подолом длинной юбки расшитой черепами, «велела кланяться».
На тетрадном листе в клетку квартировал скупой почерк.
« Юра, отвечаю на твое письмо. Мы с Сашей перенесли побег на рассвет Пасхи. Надеемся, что сможем, наконец, выбраться из Города и перебраться к Сыроделам в горы. Я знаю, что тебе сейчас трудно, как никогда. Терпи. Мужайся, Юрочка. Город рано или поздно станет прежним. Может быть, даже лучше! В знак непоруганной дружбы мы хотим передать тебе, то немногое, что у нас осталось. Два килограмма Городской картошки, шпак и полбутылки коньячного спирта. Ты знаешь, где нас найти. Ждём до рассвета. Целую. Твоя 103».
Вам приходилось делать самоубийственный шаг ради жизни, которая все равно не продлится долго? Как прыгнуть с обрыва в надежде, что пролетев пятьсот метров, упадешь на операционный стол военного госпиталя. Демон на моем плече расхохотался, поняв, что ему развязали руки.
Слава Богу, выбора у меня теперь нет. Еда сама себя не принесет.
За окном на подоконнике паясничала ночь. Скреблась по стеклу общипанной веткой рябины, дирижировала собачьим лаем, рожала в темных переулках страхи и суеверия. А копоть от сотен пожаров в Городе укрывала луну шершавым одеялом.
Приладив голову в капюшон спортивной куртки, а ступни в кеды, я привидением спустился во двор. Мой дом вырос на холме. Отсюда панорама Города выглядит, как Библейская глава.
Черные столбы дыма росли в небо; с обесточенными улицами сливались таинственные силуэты, а женские мольбы о помощи стали приторны для слуха.
Кстати, забыл представиться. Я – Юра «Жирный Лещ». Я родился настолько жирным, что за всю жизнь не сделал ни одного резкого движения. Я плаваю, а не хожу.
Словно щепка, брошенная в реку, я плавными движениями лавирую между сгоревшими машинами, погружаюсь под толщу скверов и детских площадок, проплываю между фонарных плафонов, висящих в воздухе, словно хлебный мякиш в воде.
Ведь жирному лещу легче выбраться из рыболовной сети, чем наточенному топору.
Здесь каждый угол дома, каждая надпись маркером на стене вызывают во мне теплый приход радости. Все жили если и не всегда дружно, то уж мирно обязательно.
В середине непримечательного серого дня грянул первый раскол и отбросил за баррикады два полярных лагеря. Потом оба лагеря так же поделились пополам, где каждый в отдельности приходился врагом трем остальным.
Дробление между людьми ширилось аномальным половодьем. Был удобен любой повод.
«Вы, например, мягкотелые. А у вас вольнодумие. А вы и вовсе недостаточно агрессивны»! - говорили они.
Каждый Горожанин вскоре оброс врагами, как умирающая сосна короедами. Свелось к непостижимому - люди сбились в семейные государства, в которых бесследно растворились органы правопорядка. Криминальный мир сразу показал из тени чернозубую улыбку и на Город сошел сель из трупов.
Это стало самым темным временем за всю историю.
Этнические группировки, радикалы, воры, насильники, наркоманы, маньяки – все решили поделить между собой корку от пирога. Город погрузился в запланированный хаос.
Закономерно, что ход вещей в Городе вызвал толки в кругу соседей, которые забеспокоились о своих семьях. Многие политики у соседей – это потомки знаменитых средневековых врачей, чьи методы лечения не подлежали возражениям тогда, не подлежат и сейчас.
Рану на теле надо прижечь, чтобы остановить распространение болезни.
Город окружили политкорректным забором. Бетонной стены на границе нет, а лбом все равно упираешься в преграду. Говорят, что у пограничников негласный конкурс. Победитель самой невероятной причины для отказа - получает внеочередной отпуск. Мы замкнулись внутри самих себя, как в тюрьме.
Так Горожане стали мигрировать рассудком в каменный век. Сила и жадность стали победными качествами в новом Городе.
И когда казалось, что преступность одержала вверх над городом, нам протянули кремом напомаженную руку помощи отцы вседержители оплота демократии. Выписали специально для нас свою домашнюю панацею от криминала.
Я остановился в арке напротив нужного мне дома и стал изо всех сил напрягать зрение, изобличая ловушку. Как назло все представлялось мне наоборот уж слишком тихим и безмятежным.
Вход в подъезд был хорошо виден благодаря неоновой подсветке билборда. На полотнище был изображён мускулистый мужчина, рвущий пасть бурому медведю руками. Лицо без единой складки или асимметричности. Стерильное, как желудок Буковски.
Белый правильный прикус в окантовке наигранного оскала и облегающие шорты в звездно – полосатой расцветке. Над головой здоровяка вытянулись как на бельевой веревке буквы.
«Супергерой - Кайл Русофоб».
В стиле комиксов Кайл выплевывает слова в облако у рта.
«Горожане, я надеру задницу всем вашим врагам».
Таких супергероев прибыло к нам десять человек. Все до крайности похожие друг на друга и в тоже время подача каждого из них уникальна. И мы поверили, что наша жизнь теперь станет намного спокойнее, когда на страже порядка встали герои с приставкой «супер».
В Городе начались профессиональные рейды по очистке улиц. Я видел такие из своего окна не раз. Вот как это выглядит. Супергерой в лучах десятка телекамер из разных новостных программ, рассказывает какую-то байку, много шутит и невзначай напрягает бицепсы. А перед ним бегут по наводке два десятка человек в бронежилетах и масках. Должно быть, эти ребята никудышные собеседники, потому что их и не снимают телевизионщики.
Бойцы защищают очередную квартиру от маргиналов, а супергерой снимает сливки, позируя на фоне трупов.
Те из нас, кто имел жизненный опыт и больше 3-х классов церковной приходской школы давали оценку массовым убийствам мелких бандитов единственно правильным словом – «Blackwater».
На первом этаже в одной из квартир железная дверь была снесена взрывом и теперь лежала поперек лестницы, мешая свободно ходить. Штурмовали давно и не забрали убитых, раскиданных по прихожей и подъезду. Теперь и на это сил не тратили.
Я наощупь нашел нужную мне квартиру и осторожно постучал.
- Ах, Юрочка, я так рада, что ты пришёл. Мы с Сашей, как на иголках сидим. А ты, точно, сам не свой. Вид у тебя нездоровый.
- Всё нормально. Я устал и не спал давно.
Прощание было быстрым, неловким, скомканным и не трогательным. Когда я вышел на улицу по серверной моей души метался карлик страх, потрясая разорванными кабелями веры. Вдохнув через нос слоеный воздух из холода и отчаяния, я окунулся в темноту и поплыл с пакетом еды домой.
За чередой успешных спецопераций пробил звездный час супергероев. Их стали приглашать на телевизионные шоу, куда они приходили обязательно с пакетиком чипсов или бутылочкой сладкой газировки. Их звали на радио, где они с удовольствием делились мечтами о покорении театральных подмостков. Рекламщики перевоплощали супергероев в потребителей их товаров.
Роли супергероев подменились. Победная улыбка на их лицах возникала не из-за борьбы со злом, а только из-за предложенных за съемку денег.
Когда на небе появился первый луч солнца и начало светать, я вернулся к своему дому. Тихо прокрадываюсь к себе в квартиру и, не раздеваясь, бегу к кухонной плите. Режу картошку, сковородка, ложка масла, щепотка соли. Процесс жарки необратим. Я махом выпил сто грамм коньячного спирта и для фона включил телевизор.
Супергерои сами того не ведая создали новое поколение криминала. Умудренное, более жестокое, беспринципное и одинокое. Среди прочих маньяков выделялись: двухметровый хлопец - костолом Зовко с братом двойником, прососедский террорист - прапорщик Иванов и Ломоть – главарь ультрас. Они быстро приобрели известность, благодаря неординарности, выделяющей их из общей массы.
Кто-то из креативного отдела государственного канала придумал, как поднять рейтинг и устроил теледебаты между супергероями и злодеями. Споры были жаркие, а темы острыми. Всем понравилось.
По телевизору как раз шел повтор ток-шоу о роли женщины в мире мужчин. В студии сидела чернокожая героиня из числа прибывших супергероев. С прической ирокез, одетая в стальной, шипастый корсет и на высоких каблуках-ножах.
- Вам кажется, что я всегда была на защите прав людей, что я всегда умела стрелять из СВД и знала тысячу приемов как убить врага свободы? О, нет! (Смеется). Я ходила на уроки оперного вокала к лучшему учителю своего времени и думала, что буду покорять лучшие сцены мира.
Коньяк ударил мне по голове, и злоба стала закипать в груди. Со злостью надавив на пульт, я переключил канал.
Рекламный блок.
Камера снимала крупным планом лицо Кайла – Русофоба.
- Меня часто спрашивают, откуда я беру столько сил и энергии для того, чтобы следить за своей фигурой, а по ночам сражаться со злом и утешаться плотскими утехами со спасенными мною нимфетками? Все просто! Я не хожу в спортзал, я не мастер единоборств, не дамский угодник (мой член 14 см), я не употребляю метамфетамин, а мой IQ меньше, чем у сказочной принцессы!
Мой секрет – это чудодейственный кофе, собранный вручную на лучших Соседских плантациях! И когда мы собираемся вместе: я, Зовко, Чернокожая пантера, Прапорщик Иванов, Радужный убийца и Ломоть. (Камера берет общий план. За столом сидят все вышеперечисленные и премило улыбаясь, потягивают кофе. Только Иванов пьет чай из кружки, крашенной в гжель.)
- Мы наслаждаемся неповторимым ароматом и обсуждаем новости искусства, забывая о старых обидах. Попробуйте сами и вы не пожалеете!
Моя злоба перерастает в бешенство. Я плавно, но с силой ударил по телевизору и сигнал пропал.
« Они, блядь, кофе гоняют! Силиконовые мозги. No money no honey, блядь! Суки. Вырожденцы»!
Пока картошка с салом по-братски шкварчала на сковородке, я подошел к зашторенному окну и отдернул балдахин.
Напротив моего окна виден почти в упор билборд с изображением супергероя Rainbow Killer (Радужный Убийца). Загорелый, с ровной коралловой улыбкой, раздетый по пояс он держал в руках бензопилу, выкрашенную в цвет флага ЛГБТ. Над его головой тянутся буквы: "Я выебу врагов демократии без смазки".
Коралловая улыбка и холодных блеск карих глаз открыли мне свою тайну. Все вдруг встало на свои места. Мой Город выебали без смазки!
Что со мной тогда произошло? То ли коньяк сильно ударил в голову, то ли вселенская обида взяла вверх на самого себя и на мой народ, но в тот момент решил, что именно я – тот человек, который возьмет бразды уничтожения нечисти в свои руки. Все, что я нашел – дуршлаг на голову и хоккейную клюшку, которая казалась мне карающим продолжением руки. Я метался по кухне, словно загнанный зверь, не зная с чего именно начать.
Аромат прожаренной картошки схватил меня за ноздри и притянул к сковороде.
«Как же я буду бороться со злом на голодный желудок»?
Я съел все подчистую и выпил еще сто грамм спирта.
«Убью всех! Всех, всех, всех».
Очаг ненависти во мне медленно затухал. Я почувствовал, как глаза сами закрываются. Не снимая дуршлага с головы, я лег на кухонный диван, бормоча: « - Я… вас самих всех… без смазки. Вот посплю... и на войну».
И провалился в черный сон.