Захотелось взмахнуть рукой над зеленою осокой, ровно в двадцать минут утра прошептать под нос "ну, пора". Самокруточку завернуть, горьким дымом себя втянуть в тот затерянный турпоход что мечтаешь из года в год. В рюкзаке - самодельный нож, две буханки да спящий еж, полкило крокодильих слёз да букетик засохших грёз, четвертинка святой воды, пара пригоршней ерунды, три крючка да лески моток, спичек ясен пень коробок. Соли пуд да и лиха фунт, переломанный кем-то кнут, пряник, тульский конечно-же и поделка под Фаберже. Все что нужно теперь с тобой - значит можно взмахнуть рукой. Направление - зюйд-зюйд-вест, все ж подальше от здешних мест, все ж поглубже от мелких рек где не шагивал человек что с ружьем здесь срелял гусей и обманывал карасей. Прошагать километров пять, кирзачи чуток растоптать - поотвык далеко ходить, вот уж мать твою да етить, По ноге лупит котелок, помню, где-то был ручеек, нужно просто поймать леща, хоть и лещ небось, отощал. Но сгодится какой ни есть, чтоб ушицы чуток поесть (не забыть прокормить ежа, ведь ушица-то хороша). Благодать-то, япона мать, ни тебе телефон хватать, ни тебе заплатить кредит - слушать как себе еж сопит... Отмахать двадцать восемь верст, отыскать среди звезд погост - здесь лежат те кто просто жил кому вышло тому служил. Под завалинкой на бочок, да с кармана достать бычок, дым ядреный и тишина - хорошо то как, мать честна. Отпускаю я вас - вперед, уходите в прошедший год, все сомнения и тоска, всё что тикало у виска, уходите в дурман-траву, я себе других призову... Погрузиться в зеленый сон, деревянной церквушки звон, ощущать как под плеск реки отпускаются все грехи, как родная, своя земля молча лечит больное "я", обещает на ухо еж - все потерянное - вернешь, будет все теперь - хорошо, не ищи - ты уже нашел... Ровно в двадцать минут утра прошептать себе - все, пора, поклониться в поклон земной - и уйти уже по прямой, чтобы снова - пахать, платить, человеческой жизнью жить, обещать глядя в небосвод - я вернусь сюда. Через год.