Начало тут

http://udaff.com/read/creo/123431/
http://udaff.com/read/creo/123441/
http://udaff.com/read/creo/123505/


Серкуеш

Все что я хотел тогда это просто отсидеться остаток идиотского срока забившись, как премудрый пескарь - в уголок, но стоило было только такой уголок облюбовать, как судьба безжалостно направляла туда прожектор совершенно гнусных событий.
- Может, хватить уже кроссворды решать на первом секторе, а, Рамиль?

Когда Сагит об этом спросил, я с облегчением понял, обвинения в неуставных отношениях и половых ориентациях не последует.

- В общем, такие у нас дела, ребятки. Шукур уходит домой. Через две недели у него суд на УДО — да вы уже в курсах, наверное?

Шукур это свиданщик. Кто же о нем не слыхивал. Если произносить его имя на узбекский манер, заглатывая гласную «У», получится «Шкур». Шкур, шкур-акя — произнесите его имя вслух и мы сохраним время на описание всех технических характеристик этого вымогательного устройства. Шкур-свиданщик. Свиданщик-шкур.

Я знаю, милая, больше не встретимся…
Дороги разные нам суждены.
Опять по пятницам пойдут свидания
И слёзы горькие моей родни.

Свиданку люблю и ненавижу. По ее поводу можно испытывать целую гамму чувств, но равнодушным остаться невозможно. Очень эмоциональная штука. Вот сейчас с одной стороны я даже рад, что в эту командировку ко мне никто уже не приезжает – махнули рукой на паршивую овцу. Ну и пусть их. Даже спокойней.
И стимулирует на выживание, и нервы лишний раз не треплет. Привыкайте рассчитывать только на себя.

А свиданка... Войдешь, понимаешь, в колею отсидки – выставишь правильно все настройки в голове, и прешь себе вперед, срывая дни с календаря, как броненосец Потемкин.

Свиданка сразу заставит вспомнить, что за забором тоже есть жизнь. Огромная, кипучая, как целый океан, жизнь, из которой вы выброшены приговором суда. Как человек из фильма Изгой, из жизни на необитаемом острове вдруг оказывается в родном Мемфисе, штат Теннесси, а там все его давно уже похоронили. И даже оплакивать перестали.

И вы опять вспомните, как неожиданно громко и сыто рыгнул судья, зачитывая вам приговор в пустом гулком помещении судилища. Его честь ведь только что вернулся с обсуждения приговора – отсюда и отрыжка. Решалась ваша судьба. Чего тут обсуждать? Заплатил подсудимый – кладем в одну стопку, не заплатил в другую. А теперь можно и пловчику покушать, время еще есть. Римское право в редакции хромого Тимура.

Все-все вам напомнит свиданка. И радостную весть о беременности жены, хотя вы сидите уже года два, и пропущенные похороны отца, и бестолково загубленные правилами внутреннего распорядка годы.

Чтобы работать на свиданке, мало быть гадом. Нужно быть совершенно бесчувственной, бессердечной сволочью, или одноклеточной амебой-паразитом, как Шкур и большинство мелких ментовских чинов великой джамахарии.

Да, вынужден согласиться с вашей характеристикой: я и есть отморозок, потому что поставил целью своей жизни разрушить большинство устоев, правил и стереотипов окружающего общества. Отморозок и психопат. И закончу я путешествие свое, скорее всего, очень плохо. Паршивая овца. Но на свиданке работать все равно не могу. Нет-нет. Даже не просите. Лучше в изолятор, честное слово, лучше с Шуряном в тюрьму, вон он, кстати, засобирался уже в путь: кончились зангиотинские каникулы.

– В изолятор нужны спортсмены, крепкие ребята. А вот на свиданку – ребята со светлой головой.Шустрые. Как раз такие как вы.

Для Сагита замену Шукуру на важный дойный пост нужно было подбирать из профи. Типа Валерчика - Сильвестра столовой, или Геши – Дольфа Лундгрена. Но Сильвестр и так был на своем месте, а Дольф представлял интересы опасной грековой оппозиции.

Поэтому Руководитель гадов принял соломоново решение. Поставить на один пост сразу двоих со светлой головой – меня и татарочку Рамилю.

Мы отправились туда, даже не дожидаясь следующей разнарядки, прямо с утра.

Подкинув монетку, моментально разделили сферы влияния. Я должен был идти в засаду рядом с окошком для передач, ведь на краткосрочное двухчасовое свидание полагается передача, а татарочка направлялась во внутренние покои суточной.

Суточная - это маленькая гостиница строгого режима, где юртбаши позволяет счастливым женатикам наскоро случится на целые сутки. Раз в полгода. При условии наличия печати в паспортине, само собой. Всем остальным – ручная дрезина или опасная подледная рыбалка педерастии.

По негласным понятиям пользования питухами: им можно дать на клык или вставить градусник в зад, но при этом нельзя целовать и прикасаться к интимным местам – иначе автоматически вы причисляете к таковым и себя.

Мудрый юртбаши все давно решил за нас. Он даже детально продумал, как правильно иметь петуха в очко и оставаться при этом кристальным мужиком. Есть просто пидарасы и пидарасы в хорошем смысле этого слова.

Я же лично считаю, что истинные пидарасы - это менты и вахтеры СПП, жирующие на чужом горе и сильных чувствах комнаты свидания. И еще пидарасы это многочисленные юртбаши нашего мира, предлагающие гражданам блатные понятия мужиковской правильности в качестве консолидирующей народ национальной идеи.

С двухчасовой свиданки человек выходит со взлохмаченными в пух нервами. Каково пробыть с родными два часа через стекло, если вы не видели, а самое главное, не осязали их минимум три месяца, а у иных и годы. Осязание, теплота прикосновения родных рук - оказывается, существует и такая форма голода.

В этот самый неподходящий момент размякшего сердцем человека выталкивают обратно в лагерь, и направляют к окну выдачи посылок-передач.

Крепкий квадратный контролер надзора Шухрат разрывает белую наволочку, в которую зашита посылка. На наволочке человек читает собственное имя, написанное маминой рукой, знакомым с детства почерком. И вдруг человек замечает маленький развод чернил, там, где мамина слеза случайно упала на завитушки букв. И его горлу резко подкатывает комок.

В этот момент таким слизнякам, как Шкур-ака и квадратный Шухрат, ничего не стоит вымогнуть у человека и чаю, и сигарет, и прочих дефицитов тюремной жизни, приравнянных в лагере к валюте.

Шухрат вовсю орудует с мешком внутри окна, я же стою рядом с мужиком и должен выпрашивать подаяние в гадский общак. В блатной общак мужик отдаст сам. Если это, конечно, «мужик с понятием».

Черт его знает, как это возможно, когда я тут же вспоминаю своих близких, и у меня самого подкатывает к горлу комок. Поэтому я просто отхожу на два шага в сторону и отворачиваюсь. Идите вы в пизду со своей свиданкой.

Татарочке Рамиле тоже несладко. Ей нужно ходить от двери к двери в маленькой гостинице, где наслаждаются долгожданной встречей супружеские пары. Она скребется к ним в дверь и вдобавок к подаянию в виде сигарет и чая, выпрашивает у них еду.

Муж в лагере ждал этой встречи полгода. Ко дню свиданки на нем новая роба, он подстрижен и выбрит, благоухает одолженным одеколоном, приносит с собой кучу самодельных зэковских безделушек – хочет понравиться милой вновь.

И жена готовится — бреет ноги и продумывает меню: надо успеть угостить милого всеми вкусностями, что он так любит.

Задача татарочки вымолить часть разносолов из праздничного меню и накрыть в обед стол Сагиту с Греком, а также некоторым прижимистым офицерам зангиотинского Кремля, прибывающих на службу в иномарках, но прижимистых на обеде за свой счет. Взамен Рамилька предлагает супругам помощь в беззапальной отработке в лагерь разного рода контрабанды – от денег и спиртного, до элементарного кофе и сахара, запрещенных в лагерях еще со времен Лаврентия.

Я вспоминаю те далекие времена, когда сам заходил на долгосрочную свиданку. Правда никто из подруг ко мне не приезжал – не имел опыта и не успел ни с кем расписаться до отсидки. Так что коротал, без того короткую ночь за душевными разговорами с мамой.

Не успеешь зайти на эту суточную, и начинается – сперва приходит прапорщик-надзор, типа Шухрата, вымогает подаяние. Ты подаешь, надеясь на поблажку; ведь утром, когда время выйдет и выгонят маму, этот самый шухрат будет тебя шмонать.

Сейчас я понимаю, у надзирателей своя разнарядка и они тоже пыхают кому-то наверх, чтобы годами держать сытый пост.

После надзора является васек – представитель блатных, напоминая о необходимости всячески поддерживать созданный для блага мужиков воровской общак.

Потом приходит еще какая-нибудь сволочь от общественников – собирать корм для штабных ментов.
В конце концов, тебе просто хочется вышвырнуть этот несчастный мешок с передачей в коридор и наглухо забаррикадировать дверь.

Пожрать мне в тот день у окошка изобилия, кстати, не удалось совсем. Рамиля должна была вынести объедков, но и у нее, видно, дела были швах. В столовую пойти было нельзя. Важный пост не покидается даже на минуту, пока работает краткосрочка.

Я стоял там целый день, голодный и оплеванный собственным к себе презрением, и смотрел на разные вкусности. Голод можно терпеть, но если при этом целый день смотреть на разную еду, ты превращаешься в слюнявую, голодную, с поджатым хвостом собаку недоброго академика Павлова.

К концу смены надзиратель Шухрат, сытый и довольный еще одним прибыльным днем в раю, а также чтобы предупредить мою возможную козлячью активность, швырнул мне тарелку, полную разнообразных деликатесов, местами слегка обкусанных, и целую пачуху бесфильтра. После этого форточка выдачи передач захлопнулась у меня перед носом до завтрашнего утра.

Тарелка в руках моих была переполнена жратвой. Будто перед тем как идти спать в первую ночь нового года — хмельная хозяка неверною рукою, одним махом наскоро собрала в холодильник остатки-сладки.

Интересно, какие веревки можно будет из меня свить, если я простою тут без маковой росинки суток эдак, скажем, трое? Каков предел низости натуры человеческой?

Воровато оглянувшись по сторонам, я со вздохом вытащил из тарелки кусочек бараньего шашлыка с прилипшим луком. Жевал кусочек долго, как самый настоящий йог. Не потому что шашлык был жестким, наоборот – мясо было нежнейшим. Я просто надеялся, что наемся этим кусочком или хотя бы перебью аппетит.А потом гордо вышвырну тарелку с объедками. Королевским жестом.

Дожевав разлетевшийся на молекулы во рту кусочек, я секунд тридцать с глубочайшим сомнением смотрел на объедки, а потом по звериному набросился на еду и чавкая, почти не жуя, проглотил все подряд.

Вдруг вспомнил, как с полгода назад в баре, куда привела меня угостить Ди, - я под мухой гордо проповедовал ей, что лучше смерть стоя, чем жизнь на коленях. Ха. Видела бы она меня минуту назад.

Настолько устал себя ненавидеть за целый день, что просто махнул на все рукой. Сытый желудок моментально притупил и мозги, и совесть. Я закурил шухратовского бесфильтра и пошоркал в барак, низко опустив гриву.

Когда я проходил мимо штаба, громко открылось окно Сагита, и он величественно поманил меня пальцем.

- Ну как, много наработал, Шурик?
Я развел руками. Ни хрена не наработал, сорри. О, хотя постой-ка: я вытащил начатую пачку бесфильтра.

- Вот – я только одну взял, почти целая пачка-то.
- Шурик, Шурик! Ну, ничего, ничего – оботрешься еще. Заматереешь.

***
К моему величайшему счастью, заматереть, вымогая у окна свиданки и водя смычком по нервам незнакомым людям, я просто не успел. В дело вмешался никто иной, как сам троюродный племянчатый правнук Амура Тимура, наш бессмертный юртбаши.

В зоне свято чтут и отмечают только два праздника – Новый год и собственный день рождения. Остальное не канает. Западлоу. Но есть в узбекских зонах еще два светлых дня. День независимости джамахирии и навруз - праздник нового года по астрономическому солнечному календарю. Подарок народам от бога живага.

Дают плов! Абсолютно всем в обед дают настоящий плов! Человек, когда долго жрет баланду, он становится необыкновенным гурманом. Начинает различать, как хорошая
пища становится во рту симфонической музыкой.

Плов Юртбаши. Словосочетание пишется всегда с большой буквы.

Плов юртбаши — это когда все граждане страны, одетые в похожие костюмы с бирками на груди, вволю намахавшись флагами джамахирии и портретами многомудрого, прижав к груди миску с ложкой, бодро маршируют в столовую на плов. Ура!

Вот так в идеале и выглядит апогей доведенной до совершенства вертикали власти. Тайная вечеря с юртбаши: граждане причищают душу и тело, вкушая казенный рис. Это почти интимный контакт с абсолютной властью самодержца.

А еще этот сентябрьский плов являет собой пик деловой активности в зоне, которой позавидовал бы даже Уолл-стрит.

Сначала в сектора на продажу выходят рис, мясо и масло. Потом мисками продают уже готовый плов.

Именно в такой, священный для джамахирии день совсем нечестно, ниже пояса, безо всякого предупреждения и нагрянула комиссия. А спалила эта комиссия одновременно во всех схронах и загaшниках разворованный, освященный самим юртбаши рис и другие компоненты ритуальной трапезы. И сказал Он им — се, вкушайте плов Мой и вкушайте с избытком, а они стали этим пловом торговать оптом и в разницу.
Многие грешили тогда на Шуряна, подозревая, будто он слил всех по приезду домой - в спецподвал таштюрьмы. Это уже пусть историки разбираются. Нужен был козел отпущения, ведь запал имел характерную политическую окраску — воровать плов у доброго юртбаши это кощунство.

Ну движеньте по-тихому, но разве ж на плов юртбаши можно замахиваться? Пять пальцев в рот хотите впихнуть?

Шеф-повара Рустама тряханули и быстро спрятали от комиссии в санчасть. Подозрение на аневризму аорты. А вот спящего с ночной, бессменного сильвестра, пышущего здоровьем Валерчика, подняли пинками со шконоря и погнали дубинками в помещенье камерного типа.

Так Сильвестром столовой нежданно-негаданно стал я.

- Инструкция пока будет только одна, - Сагит нервно расхаживает по кабинету. - Никакого движения. Никакого, блять, движения. Ноль! Ни картошечки, блять, ни корочки хлебной. Вот такая инструкция. Перекрывай им все подряд. Рустам-шеф тоже своим объяснит. Так что без напруги. Просто бди. Давай.
***
На обрывке ментовской газеты «Вакт», лучшей в мире туалетной бумаги, нашел в то утро свой гороскоп:

«...ение. Возможно далекое событие, которое активизирует процессы вокруг вас, непомерно ускоряя движение навстречу вашей судьбе. Другими словами, общая ситу..»

Интересно, откуда Глоба узнал, что меня перевели в сильвестры. И сколько я там продержусь? С поста в столовой две дороги — на волю, как придет срок, и в ПКТ — в соседи к Валерчику.
Почести, соответственные высокому этому сану сильвестра столовой, посыпались еще до первой ночи заступления на этот суетливый, но крайне прибыльный пост.

Чищу бивни. Зубная паста у меня очень хорошая, античифир с отбеливателем, подарок Рамили, жаль вот только кончается уже, поэтому выдавливаю очень экономно, тяну как струночку.

И тут меня в спину толкает какая-то падла, и выдавленная паста мигом исчезает в трубном водовороте сияющей раковины. Вы слышали термин «отпидорасить до блеска» - это о Сене и его дырявой гвардии чистильщиков.

Зараза. А пасты жаль. Что за быдлоганские привычки? Как бороться с юридически неграмотным населением?

- Шурик, давай идем, гадила, оперу чайковского тяпнем! С одноименным оркестром.
Это Сеня. Другого бы я обхуесосил на месте, пасту больно жаль, но Сеня недобрый русский. Очень надо быть недобрым, если хочешь продержаться завхозом в бараке, где одни засвеченные стукачи, БР, гады и педерасты. С Сеней не стоит связываться. У него ничего святого нет, у этого Сени.

- А хороший чаек-та у тебя?
- Другого и не пьем! Глупо была ба! – Сеня блатует.
Гандон. Если бы тебе чего-то не надо было от меня, хрен бы ты меня с утра купцом потчевал. Глупо было ба! Крутизна из экзотической Пензы. Пензяк.
Ты новость уже слыхал? Нет еще?

Сеня разливает крепкий чай в розовые с золотым ободком чашки китайского фарфора и опускает свое дряблое очко в кресло начальника образцово-показательного первого отряда лейтенанта Ходиматова.
- Чо, амнюгу опять дали? А мне теперь салют идти смотреть? Я звонкую в этот раз, Сеня, дружище. Амнистия отпадает.

Милость государства мне по ряду причин совсем не светит. Беглый каторжник. Поэтому главная лагерная новость всех времен и народов мне совсем не вставляет. Извините.

- Да не… Амнюгу не дали пока, думаю, на сентябрьские может чо и выстрелит. Америку-то вон ночью сегодня замандячили! Расхуярили Нюерк, всю их ебань тараканью! Вусмерть! Прикинь, какой замес там попер. Ща они жидам быстро кислород перекроют. Посмотришь, следующий удар в Тельавив жидовский будет. Ага.
- В каком смысле, расхуярили Нью Йорк?

Новость звучит так же невероятно, как если бы я вдруг попал под золотую амнистию юртбаши.
- Разбомбили все арабы нахуй! Выступал уже ихний министр обороны, этот…, как же его… Дональд Рамс, сказал, теперь всех подряд теперь будут крыть. Наглушняк!
- Дональд Рамс?
- Рамс, Рамс, пидор гнойный! Нюерка, говорят, теперь ваще не будет. Копец. Амба американа!
- Да… Дела… охрненеть - не встать…

- А знаешь что, Сень? А ну их в жопу всех с ним, с Нью-Йорком с этим. И с рамсами ихними. Пусть сами свои рамсы теперь и разводят, кашалоты гребаные. У тебя паста зубная, хорошая есть? Для достойных мужиков. Не это гавно индийское из ларька.

Пополнение драгоценных запасов зубной пасты сейчас куда важнее головняков, в которые так беспонтово влип министр Дональд Рамс и долбаный столовский спортсмен Валерчик.

А то! Для тебя не только паста-шмаста, звездочку самую яркую с неба достану! Сеня хитро щерится. – Ты вот только братишку моего в столовку ночью пропусти, илик отцепить, илтимос-суянмангиз…

Сеня учит узбекский язык. Лояльный и любознательный, падла. Потом будет рассказывать где-нибудь в русской пивной, как путешествовал в страну бусурман, и демонстрировать свой дар полиглота. Миклухамаклай хуев.

Разок всего загуляет братиш мой, в среду по ночной пересменке надзоров, пока они там в солдатиков играют, а хорошую пасту уже сегодня к вечерней проверке встречать будешь. Кариес можно предупредить!
Там все уже утрясено, в столовке-то, главное, чтоб ты – зелёный коридор. Мазёво дело?

- Зеленый свет, Сеня, вечный тебе зелёный коридор, не болей никогда, братан! Всё тебе вечнозеленое, как баксы, сам же знаешь! Мы, красные, должны своим помогать. Все делать зеленым, ага.Ага. Только вот Сагит сказал — ноль движухи пока. Загасли. Так что за запал не отвечаю.
Чтоб тебя ебли дружной бригадой ОМОНа, думаю. Возьму вот пасту, а братишку твоего Сагиту и солью. Пусть сами разбираются.

- Давай и ты не кашляй, Шурик, пойду-ка ща в телевизионку, пока отрядного нет, новости про Америку смотреть. Может, еще куда им, лохам, засандалили.
Угу, расскажешь потом. За рамсы и за тёрки американские.

Расфигачили, значится, Нью-Йорк. Это ж надо. А ПВО американское куда смотрело? Смеялись над нами, когда Матиас Руст на Красной Площади приземлился, а сами так вот жиденько обкакались. Лохи, как ана есть лохи.

Хотя я его и так никогда не увидел бы, этот Нью-Йорк. С моими-то двумя судимостями и не единым грошом за душой. Хрен мне светит, а не нью-йорки с амстердамами.

Когда-то, в прошлой жизни, я ведь учился в английской спецшколе и видел даже Таймс-сквер на рисунке в учебнике. Зис из таймс-сквэя! Хау ду ай гет то рокафелла сентар?
Как другая планета.

Интересно, Таймс-сквер тоже расковыряли арабские бомбы? Жалко. Вандалы добрались на боингах до колизея.

Если честно, я думаю, нету этой самой Америки на свете. Совсем. Так, легенда лоховская. Рай на земле. Не может быть одновременно реальным и поселок Зангиота Ташкентской области, и Нью-Йорк. Лабуда какая-то.

Ишь ты, арабы. Бедуины. Да. Набедокурили, деревянные дети пустыни. Самолетом, полным горючки, и в небоскреб! Гениально. Арабов не особо жалую, но перед всем красивым преклоняюсь – злая хрень, но какая красивая!

Красота и искусство немного смягчают постоянную тягу человечества воровать плов, а после этого вонюче, с выпученными глазами, срать.


***

За пару часов до моего первого вступления на ответственный пост Сагит дал прогон - «Аллоху Акбар» - в Зангиоту пришел внеплановый этап политических.

Политические приезжают в наш лагерь только липовые; настоящих террористов, у которых нашли не одну противную юртбаши листовку, а скажем десяток, или там патроны для пистолета рядом с мусульманским ковриком, гонят в особый лагерь. И пока не слышно было, чтобы оттуда вышел кто-то, кроме как завернутый в тряпку или черный полиэтилен.

Попасть в джамахирии под определение террорист довольно легко. Достаточно усомниться в богоизбранности юртбаши и обратится с молитвой к классическому пророку Магомету и Аллаху, и уже попадаешь в черный список.

А встречали политических в Зангиоте похлеще, чем насильников с педофилами.

***
Когда мы с Рамилей вошли во внутренний дворик ШИЗО, наша зондеркоманда уже была там в полном составе. Ее усиливал наряд контролеров, дежуривший в изоляторе, и двое молодых офицериков из режима.

В углу дворика, под зонтиком из кафе-мороженое, за накрытым фруктами и сладостями столом восседал сам майор Курбанов. Выступлению предстояло стать показательным.

Между тем, воронок с этапом вполз во внутренний шлюз жилой зоны, дверь во двор изолятора распахнулась и прапора погнали вовчиков во двор:

Первый — пааашел.

Второй — паашшшел.

Третий пашше-е-е-л...

Их было тринадцать — чертова дюжина. Тринадцать против тридцати двух.

Вовчики выглядели чуждо. Бледные, с красными глазами от долгого пребывания в тюрьме, они щурились на солнце. Почти все были одеты в белые мусульманские тюбетейки, будто собрались не в колонию строгого режима, а на хадж в Мекку.

Мы — русские, которых Родина бросила в суматохе приватизации в разного рода джамахириях — смешные и никому ненужные реликты доледникового периода. Мы ведь даже в оппозицию к юртбаши двинуть не сможем. Придется идеологически правильно подрезать пипиську и одевать такую же вот белую шапочку.

А в России мы те же узбеки: никаких льгот и поблажек в получении гражданства на исторической родине мы пока не заслужили.

Ломка этапа это довольно стандартное занятие — нужно показать новичкам, кто здесь главный и сильный. Я слышал, в краснючих зонах всех избивают и чуть ли не воду заставляют пить из унитаза, ну не знаю, не видел.

В Зангиоте дело было проще. Входил этап, обычный, уголовный, всем давали разок дубинала, заставляли пропеть куплет из узбекского гимна, брили, переодевали и закрывали в карантин.

Но это был спецэтап политических. Да еще и Бахром вон с чайком и видом скучающего патриция восседает. Жаждет гладиаторских боев и отбивных с кровью.

Помню, как заходил сюда этапом сам и, напрягая все навыки переводчика, старался быстро запомнить куплет гимна джамахирии. Читать с листа не мог- посеял в суматохе очки. А за каждую ошибку в прочтении сакрального текста неприятно лупили по заднице резиновой дубинкой. Можете представить, как люблю я ихний блядский гимн? А помню вот наизусть первый куплет, на память:

Серкуеш хур улкам элга бахт нажот...

Надеюсь, когда юртбаши, наконец, сдохнет, его в аду будут черти встречать с этапа этим же бодрым шлягером.

Сагит раздал террористам листки с гимном, отпечатанным на лазерном принтере.

Борцы за идеи халифата стали по одному выходить перед строем и, бодро объявив фамилию, статью – узбекский аналог сталинской пятьдесят восьмой и заоблачный срок, - бегло читали вслух гимн. По их взлохмаченному виду можно было судить о теплых проводах, полученных перед этапом в тюрьме. На посошок.

Даже если они правильно произносили слова гимна, их били дубиналом за каждый катрен. Причем не по жопе, а по шейным позвонкам.

Девять из тринадцати сразу спели гимн, хапнули с пяток дубинок и похромали в парикмахерскую. Я уже думал, как нас вскоре отсюда выпустят, и что я буду делать до заступления на новый пост, как вдруг эти четверо оставшихся, будто сговорились, пошли в отказ.
Их лидер, приземистый бровастый крепыш с лучистыми, запоминающимися глазами, вместо гимна вдруг красиво, как могут только мусульманские служители, запел на арабском:

  Ауузу билляхи минаш-шайтаанир-раджийм...
Типа – ищу защиты у Аллаха от проклятого шайтана.

И трое в строю вторили ему слаженным хором:
Бисмилляху Рахманур Рахи-и-и-м!

Бахром-ака даже как-то обрадовался. Воспрял духом. Он возбужденно, как заядлый футбольный болельщик, привстал со стула и громко прищелкнул пальцами. Я на этом спектакле был впервые и еще не знал – это была команда «фас».

Все присутствующие тут прапора, офицеры и гады кинулись на четверку разом. Я замешкался на старте и теперь меня просто оттесняла стена пинающих. Четверка отказников корчилась на асфальте и все еще пыталась громко молиться.

Я, было, отступил назад, но тут же уперся глазами в суровым взор Бахрома, и снова стал протискиваться сквозь толпу, надеясь, что пну их хотя бы разочек – для протокола. В конце-концов, это ведь такие же, как они – в белых шапочках взорвали американский нью-ерк. Вот и задам им сейчас, террористам.

Кажется, мне удалось пнуть под ребра одного. Потом я наклонился и зарылся в гущу толпы, чтобы двинуть второму. Потеряв надежду пробиться к цели, я со всей дури двиганул в месиво кулаком, да вот только неудачно. Попал кому-то в кость или затылок, что-то в кулаке чувствительно треснуло , и он моментально, на глазах, вдруг раздулся как резиновая подушка.
Между тем, избиваемые уже бросили молиться и просто истерически, очень громко, как сильно напуганные люди кричали:
Аллаху Акбар, Аллаху Акбар, Аллаху Акба-а-ар!

И было в этом крике что-то понятное на любом языке –
- Помогите, люди! Помогите! Спасите! Убивают!

Наверное, они надеялись привлечь внимание вольных граждан за забором, но какие там «вольные» - забор и колючка тюрьмы уже давно проходят по всему периметру границ великой джамахирии. Юртбаши одним махом ликвидировал преступность, посадив на пайку все страну.

Бахром снова щелкнул пальцами и этот шумно дышащий, потный, обмолачивающий кости комбайн постепенно заглох.

Досталось им здорово – кровоподтеки, заплывшие глаза, следы ботинок на одежде. Трое из четверых сразу же стали петь гимн, а четвертый, зачинщик, все никак не мог подняться с земли. Казалось, он сильно пьян, земля так и вырывалась у него из-под ног.

Татарочке Рамиле и молчаливому хохлу-мордовороту по имени Андрюха с четвертого сектора, приказали его поднять. Я подошел к врагу государства с листком текста гимна и слегка пожал ему руку, когда пытался этот гадский текст ему втюхать. Типа – давай уже, будет геройствовать-то – спой им песню и все спокойно разойдемся по делам.
Он глянул мне в глаза и, молча смяв гимн, швырнул его под ноги.

Тут что-то горячее плеснуло мне на плечо, это Бахром швырнул в упрямца фарфоровый чайник с недопитым чаем. Сам начальник режима выскочил из-за стола и, оттолкнув меня в сторону, несколько раз крепко двинул террористу под дых.
Человек сразу провис в руках Андрюхи, а татарочка его просто выронила, по-девчоночьи отскочив назад и схватившись руками за голову.

Один из контролеров плеснул на распростертого пожелтевшего вовчика водой.

Сагит дал команду всей дневной смене расходится на посты, а остальным по своим делам.

Мы вышли из ШИЗО и тут я заметил, что Рамилька плачет.
Я схватил ее за рукав, хотел сказать что-то ободряющее, но она вырвала руку и побежала вперед. В ту сторону, где висели два огромных портрета, написанные кустарной кистью лагерного портретиста. Гигантский портрет Амура Тимура на его знаменитом коне без яиц и нашего юртбаши, подарившего народу гимн независимости со словом «серкуеш» — мой солнечный, свободный край...

продолжение следует